Закрыв глаза, я глубоко вздохнул. Боль в ноге давала о себе знать, пока я возвращался от беженцев, но теперь она уменьшилась до легкого жжения, почти не беспокоя. – Похоже, они решили, что мы нечто большее, чем некий призрачный сигнал. – Возможно. Или предпочитают не рисковать, после того как нейтрализовали два других отвлекающих фактора. – Корабль может ускориться. – Но ценой маскировки, – возразила леди Арэх. – При большем ускорении темноприводы начнут выбрасывать видимые побочные продукты, а криоарифметическим устройствам придется бороться с тепловым рассеянием. Мы попросту начнем светиться. – Но если мы уже освещены… – Мы этого не знаем. – Как бы быстро мы ни пытались бежать, это не поможет, – сказал Пинки. – Мы видели тщетность любых попыток, когда пролетали мимо этой системы по пути к Хеле. Корабли удирали, и некоторым волки позволяли улететь чуть подальше. Но все заканчивалось одинаково. – Разрешаю слегка увеличить мощность наших двигателей, – объявила леди Арэх. – Есть… средства, способные смягчить чрезмерную реакцию, хоть и ненадолго. А если мы сместим криоарифметическое охлаждение к корме, позволив носу нагреться, для волков наш зад останется холодным. – А если впереди тоже волки? – спросил я. – Тогда останется только молиться. Очень недолго, – сказал Пинки. – Как считаешь, Клавэйн, – деловито поинтересовалась леди Арэх, – смогут свиньи выдержать повышенную перегрузку еще несколько часов? – Только если стоит вопрос о нашем выживании. Роза-или-Нет говорит, что некоторые едва держатся из-за ран. Они могут не вынести. – Для меня важнее общий результат. – Что ж, тогда пойдем на компромисс, – сказал Пинки. – Прибавь еще одно g, а я сообщу им, что это временно. – Сам к ним пойдешь? – спросил я. Он уже направился к выходу. – Не могу же я допустить, чтобы они решили, будто на этом корабле тактичным и понимающим способен быть только человек? Средства, которые требовалось применить к темноприводам и криоарифметическим системам, леди Арэх не могла привести в действие мгновенно, даже если бы корабль полностью ей подчинялся. Сперва ей нужно было сформулировать свои желания посредством ограниченного набора протоколов, которые корабль готов был слушать, а затем действовать шаг за шагом, проверяя каждое изменение, прежде чем перейти к следующему. Это была крайне деликатная и необычная работа – любое вмешательство в реакцию, шедшую внутри привода сочленителей, особенно темнопривода, могло немедленно повлечь катастрофу. Но насколько я понял, леди Арэх владела неким тайным знанием сочленителей, и этот ее дар, как мне теперь стало ясно, был невероятно велик. – Начнем через десять минут, – объявила она, завершив все, что было ей под силу. – Пинки как раз успеет вернуться. – Мне очень жаль, что вам обоим пришлось столько сегодня пережить. – Но у тебя, похоже, подозрение, что сильнее это ударило по нему. – Я не прав? – Пинки подобен снаряду, выстреленному в будущее. Который летит, кувыркаясь и разваливаясь на части. Ему бы не спешить… даже вообще остановиться. Но он продолжает идти вперед, получая шрамы на шкуре. Порой мне кажется, что ему не позволяет умереть боль. Смерть Снежинки и потеря цитадели не убьют его, Клавэйн. Он будет страдать, у него добавится шрамов… но он все вынесет. – Откуда ты знаешь? – Я знаю от силы десятую часть того, что уже довелось пережить Пинки. И этого более чем достаточно. – Хотелось бы надеяться… – Я покачал головой, улыбнувшись своей самоуверенности. – Не важно. – На что? – На то, что однажды он перестанет считать меня самым презренным существом из всех, кого когда-либо встречал. Может, все же удастся заслужить хотя бы один процент его уважения. – Думаю, ты ближе к этому, чем тебе кажется. Не спеши. Его дружбу нелегко завоевать, но стоит этому случиться, и никакая сила во Вселенной не сможет ее разрушить. Клавэйн, если ты… – Она вдруг замолчала, вновь уставившись на дисплеи с изображением Йеллоустона. – Что такое? – Похоже, что-то происходит. Пятно удлиняется. Я нахмурился, не в силах проделать в уме необходимые трехмерные преобразования, чтобы осмыслить меняющиеся данные. – Нас берут в клещи? – Пока слишком рано судить. Да, возможно, поток разветвляется, чтобы зажать нас с двух сторон… – Леди Арэх внезапно замерла, ее взгляд стал сосредоточенным, как у хищника, готового прыгнуть из засады на добычу. – Нет… Не может быть. По крайней мере, я в это не верю. Пятно удлиняется из-за того, что поток отклоняется в сторону. Он больше не направлен точно на нас, и мы начинаем видеть вдоль него… – Она отвела от дисплея взгляд, в котором вдруг появилась мольба. – Хочется в это поверить, Клавэйн, но я боюсь. Они готовы были на нас наброситься, а теперь отступают? – Волки ведь не сдаются просто так? – Во всяком случае, я таких ситуаций не знаю. Если только это не тактический прием, которого я прежде не видела… Неожиданно в рубке управления раздался голос Сидры: – Ничего нового. – Ты вернулась, – с удивлением и облегчением проговорил я. – Осторожнее, Клавэйн; такое впечатление, что ты рад меня слышать. – Ты в самом деле вернулась? – Пока лишь на время, друзья мои. «Коса» пробудила мое сознание до минимального уровня по единственной причине – чтобы проанализировать чрезвычайную ситуацию, не совпадающую ни с одним из имеющихся в корабельном архиве сценариев, и дать соответствующие указания. – И как ты ее оцениваешь, Клепсидра? – Поток действительно отклоняется, леди Арэх. Волки выбрали другую цель. Леди Арэх вновь просмотрела показания приборов «Косы», подстраивая пороги и фильтры. – Теперь вижу, – сказала она. – Клепсидра права. Поток переключился на что-то другое. Глупо, что я не заметила этого раньше. – Чего не заметила? – Радиочастотного излучения, Клавэйн. Очень мощного и узконаправленного. Какая-то передача, стопроцентный признак человеческого разума… – Она довольно улыбнулась. – Приманка для волков. Мы ведь любим приманки для волков, Клепсидра? – Очень даже любим, леди Арэх, – особенно когда не являемся приманкой сами. – «Коса» ловит простую передачу. Только звук. Воспроизвести? – Пожалуй, стоит, – ответила Сидра. – Очень даже стоит. Послышались поющие голоса: Чье это откровение? Иоанна Богослова. Чье это откровение? Иоанна Богослова. Семи печатей книга Иоанна Богослова. – Он предвидел, что могут возникнуть сложности, – сказала Сидра. – Предвидел и решил, что тебе не помешает отвлекающее средство посущественнее. Леди Арэх показала на один из дисплеев: – Это выбросы темнопривода, более горячие и шумные, чем наши. Легко обнаруживаются в радиусе нескольких световых минут. В этой системе есть только один корабль, способный тратить столько энергии. – Он прилетел с границы системы, – ошеломленно проговорил я. – Вряд ли ждал, когда у нас начнутся неприятности; принял решение уже давно – возможно, сразу же, как только мы его покинули. – Он расположился в замыкающей точке Лагранжа позади Глаза Марко, где обычно собирались корабли во время торговых остановок, – сказала леди Арэх. – Там наверняка уже наблюдается повышенная активность волков. Они растащат на части все останки кораблей, переживших первую волну истребления. Это приманка, провокация. – Которая, судя по поведению потока, работает, – заметила Сидра. Леди Арэх вернулась к изображениям Йеллоустона: – Волки оставляют нас в покое. Не стану утверждать, что все составляющие потока отказались от погони, но если какие-то и остались, то лишь небольшой процент. – Иоанн Богослов сумеет сбежать? – спросил я. – Нет, – с усталой обреченностью ответила леди Арэх. – На это никакой надежды. Ты видел этот корабль, Клавэйн. Он в сорок раз больше «Косы», и он уже был стар и разбит, когда добрался до этой системы. Иоанну Богослову его судьба известна не хуже, чем нам. – Он становится видимым, – сказала Сидра. – Его темноприводы разогнались, выйдя далеко за пределы безопасного режима. Сияют, как звезды.