– Можешь определить, как давно они улетели? – Нет. Фиксируются только перемещения основного корабля. Их отлет не создал бы достаточно крупного события, чтобы его зарегистрировали часы. – Значит, они могли улететь как двадцать восемь лет, так и двадцать восемь дней назад. О том, когда именно это случилось, ты не имеешь ни малейшего понятия, и на помощь Иоанна Богослова рассчитывать тоже не приходится. Да уж, все идет по плану, ничего не скажешь. – План остается в силе, – возмущенно заявила Сидра. – Если даже они не сумели вернуться к месту встречи, это вовсе не значит, что у них – или у кого-то еще – нет того, что мне нужно. Сможешь вытерпеть три g или снова поместить тебя в криосон? – Что можешь вытерпеть ты, вытерплю и я. Сидра улыбнулась моей наивности. Хоть ее планы и шли прахом, я был рад, что она все еще способна получать некоторое удовольствие от моих недостатков. – Вот же трагедия: ты даже не представляешь, как сильно ошибаешься. При трех g Сидра могла перемещаться без посторонней помощи, но для меня это было слишком утомительно. Послушав мои стоны и посмотрев, как я ковыляю – будто экспериментируя с целью узнать, сколь долго я способен продержаться до первого перелома, – она велела кораблю создать гибкий и легкий каркас-экзоскелет, который я мог носить поверх одежды или под ней. Он оказался достаточно умным, чтобы поддерживать меня, не создавая излишнего давления, которое привело бы к появлению синяков и ссадин. В нем даже имелась мягкая опора для моего черепа, которая охватывала подбородок и затылок, облегчая нагрузку на позвоночник и шейные мышцы. Мне потребовалось несколько минут, чтобы привыкнуть к каркасу, после чего я перестал его замечать. Каркас обучился моей походке и жестам, он предвидел все мои движения, как партнер по танцам. Но ускорение «Косы» я все равно переносил тяжело. Моя кровь весила втрое больше обычного, так что сердцу приходилось трудиться напряженнее. Но поскольку каркас облегчал нагрузку на кости, мышцы и связки, я ничем не рисковал: каркас не позволил бы мне упасть или еще как-нибудь удариться – я по крайней мере мог передвигаться и без особого труда заботиться о личной гигиене. Сидра настояла, чтобы мы продолжали принимать пищу в столовой, где готовили и подавали еду бортовые роботы. Как только я приспособился к тяжести приборов в моих руках и к тому, как прыгало вино из бутылки в бокал, походивший по весу на массивную пивную кружку, все стало выглядеть на удивление обычно. На удивление обычно – и почти празднично. – Должна кое в чем признаться, – сказала Сидра, кладя кусок хлеба на мою тарелку. – Поддерживающий модуль действует лишь временно. Постепенно его эффективность будет снижаться. – Если хочешь насладиться моими страданиями, для этого есть способы и попроще. – Страдать тебе не придется. Ты просто все меньше будешь в нем нуждаться, становясь все сильнее. Пока ты пребывал в криосне, я велела твоей капсуле провести кое-какие нанотерапевтические корректировки. Они еще не завершились – клетки не так-то просто перемещать в замороженном виде, – но со временем ты ощутишь результат. От твоих старых костей мне нет никакой пользы. Я перестраиваю их, сбавляя твои годы. Ничего магического, всего лишь комплекс методов омоложения, на которые мы и внимания бы не обратили три столетия назад. Будет немного больно, пока к тебе не вернутся силы, но это приятная боль. – У меня внутри какие-то машины? – Ну вот, опять беспокоишься попусту. Не надо. Вероятность, что тебя коснется хоть одна спора чумы, пренебрежимо мала, и я даже не стала бы рисковать, не будь мои средства абсолютно надежны. – Она подняла тяжелый бокал без малейшей дрожи в руках. – Во что ты пытаешься меня превратить? – Не превратить, а снова сделать тем, кем ты был. – Я никем никогда не был. – И тем не менее некто, заявляющий, будто никем никогда не был, каким-то образом оказался во главе пяти тысяч человек, которыми ему удается управлять, несмотря ни на что, уже на протяжении тридцати лет. – Кто-то должен был это сделать. – Когда-то, – сказала Сидра, глядя на меня сквозь красную толщу вина, – ты был солдатом. – Думаю, я бы об этом помнил. – После того как ты зашифровал и заблокировал собственные воспоминания – уже нет. – Сидра сплела пальцы, с серьезным видом глядя на меня, отчего мне все больше становилось не по себе. – Вас было двое братьев, и обоим была предначертана военная судьба. Твой брат родился много лет назад и стал важной персоной. Его звали Невил Клавэйн, и он был крупным военачальником во время первой войны с сочленителями. Он воевал на стороне Коалиции за нейрочистоту, организации, выступавшей против экспериментов сочленителей на Марсе. Но случилось так, что Невил Клавэйн попал в плен к сочленителям, а потом его отпустили, не причинив никакого вреда. Пережитое подорвало его верность Коалиции, и позже он перешел на другую сторону. С тех пор он действовал в интересах сочленителей, но так и не проникся их духом, всегда чувствовал себя чужим для них. – Нет! – резко возразил я. – Не имею ничего общего с этим человеком… с этим чудовищем. А потом подумал: ведь я видел странный сон о Марсе, о войне, бушевавшей века назад. – Позволь мне продолжить, – спокойно произнесла Сидра. – Да, пожалуйста, – с чувством обреченности ответил я. – Готов слушать до победного конца. – Клавэйн прожил несколько веков. На склоне своих лет он участвовал в первых попытках сопротивления волкам. Среди сочленителей шла фракционная борьба из-за различных мнений насчет стратегии, велись споры по поводу запрещенного оружия и опасных экспериментов. В конце концов Клавэйн погиб – к великому моему сожалению, поскольку я считаю, что нам бы помогли его стратегические и тактические способности, включая одну крайне важную информацию. – И ты полагаешь, что у меня она есть? – Собственно, я нисколько не сомневаюсь, что у тебя ее нет. Подняв бокал, я выпил за тщетность ее миссии. – В таком случае мне очень жаль, что ты впустую потратила столько лет. – Вовсе не впустую. – Сидра замолчала, увидев появившихся с предсказуемо аппетитной едой роботов. Она смотрела, как те расставляют блюда, и от ее легкой улыбки мне стало неуютно. – Судя по обстоятельствам гибели Клавэйна, есть вероятность, что крайне важную для моей миссии информацию все еще можно найти на Харибде. Я пыталась раздобыть ее сама, но не сумела. Возможно, у кровного родственника Невила будет больше шансов. – Даже если хоть что-то из этого правда… я для тебя бесполезен. Потому что я не тот, кто тебе нужен. – Нет, Уоррен, ты именно тот. – Кто такой Уоррен? – Ты, – ответила Сидра. – Таково твое настоящее имя. Уоррен Клавэйн. Ты был одним из элитных стратегов Коалиции за нейрочистоту, мыслителем и воином в одном лице. Для вашей небольшой группы суперсолдат у вас имелось свое, достаточно возвышенное название. – Какое? – спросил я, не в силах унять нервную дрожь. – Рыцари Кидонии. – Сидра указала на еду и предложила, пока жалкие остатки моей уверенности в себе проваливались в чудовищную бездну: – Угощайся, сэр рыцарь. Нам предстоит большая работа. Вернувшись в свою каюту на «Косе», я обнаружил там нечто новое. Оно стояло на прикроватной тумбочке, удерживаемое зажимом на случай внезапных изменений местной силы тяжести. Это было какое-то украшение, оказавшееся весьма тяжелым, когда я его взял, – толстое деревянное основание с торчавшим из него вертикально металлическим стержнем, который, в свою очередь, поддерживал кусок шершавого полупрозрачного материала. Я пощупал материал – грубо обработанный параллелепипед, шириной сантиметров двадцать и чуть больше в длину, плавно изогнутый в двух направлениях, так что казалось, будто стержень поддерживает фрагмент, вырезанный из какого-то большого предмета приблизительно сферической формы. В толщину параллелепипед был примерно с половину моего мизинца, с неровными краями. Поверхность его была покрыта ямками и царапинами, создававшими впечатление неких форм и цветов, но никакого конкретного изображения я различить не смог. В глаза бросилось маленькое отверстие посередине, от которого расходилась сеть тонких трещин. Я повертел украшение в руках, не сомневаясь: оно должно что-то для меня значить и я при неких обстоятельствах уже видел его раньше. А еще я был уверен в том, что его присутствие здесь не случайно. Сидра точно знала, что вещица меня встревожит. – Вера, – против воли прошептал я, глядя на украшение. – И Надежда. А затем: – И Любовь. В приступе злости я швырнул украшение на стол. Но ни одна его часть не сломалась. Часть третья Свинарник Глава 9 Я падал на Марс верхом на каменной глыбе. Рядом со мной падали еще двое солдат. Каждый был втиснут в одноместный десантный кораблик размером немногим скафандра. Кораблики, имевшие форму куколки насекомого, крепились к камню лишь передней частью, в то время как их сужающиеся хвосты торчали в космос. Черные на черном, кораблики прятались на задней поверхности камня. Кроме наших трех, имелся еще четвертый, пока пустой. Я огляделся, корчась в тесных противоперегрузочных снастях. В глаза било солнце, затемненное до терпимого уровня фильтрами моего визора. Однако даже в его ярком свете наши кораблики выглядели лишенными каких-либо черт или формы – просто черные пятна на поверхности камня. На кромках визора появились отображавшие состояние графики – системы пробудились или перезагрузились после долгого сна. Пробежавшись по графикам взглядом, я понял, что с моим телом, скафандром и кораблем все в порядке. Судя по поступившим от руководства нашей миссии данным, вторая фаза операции завершилась удачно. Капсула вошла в атмосферу, и, вместо того чтобы сбить, ее пропустили, устроив так, чтобы орбитальные пушки не сумели ее перехватить. Анализ сердцебиения показывал, что в капсуле находятся шестеро. Они уже почти неделю пребывали на поверхности Марса. Судя по данным температурного сканирования, капсула выдержала вход в атмосферу и посадку и ее обитатели остались живы. Но никакого движения с их стороны не наблюдалось, и никакие другие силы сочленителей не пытались добраться до них из Материнского Гнезда. Однако в том, что они появятся, я нисколько не сомневался. Для Галианы эта капсула – слишком соблазнительная добыча, чтобы ее проигнорировать. Мой скафандр установил связь ближнего радиуса с другими десантными кораблями. По поступавшим с них биометрическим данным я понял, что двое солдат тоже выходят из анабиоза. Я пососал трубочку, смочив губы и горло, и попытался заговорить: – Надежда? Любовь? Мгновение спустя последовали слабые, но отчетливые ответы. – Я здесь, Вера, – сказал Надежда.