Последнее она произнесла так громко, как только могла, чтобы не выглядеть совсем уж стервой. Эмма приподняла новые очки в тонкой металлической оправе, вглядываясь в подруг так, словно это именно они побывали на приеме у психолога неделю назад. – В больнице была моя подруга – ей ребра сломали всякие… любопытные особы. Представляете, к чему порой может привести тупое любопытство? – словно в шутку произнесла Эмма, наблюдая, как меняются лица Моники и Лесли. – А я поддерживала ее. И осталась с ней праздновать Новый год – ну, знаете, как хорошие друзья поступают? Нет? Судя по взглядам, ничего хорошего Эмме после таких речей ожидать не стоило. Подруги разбрелись по своим местам, но весь урок литературы класс полнился перешептываниями, хихиканьем и ее именем. Кажется, кто-то успел даже карикатуру нарисовать, как Эмма сходит с ума. А она и правда была на грани. Показательные выступления дались ей ой как нелегко, но Скайлар определенно гордилась бы ею. Вот бы еще Джо… Сестра в последние дни была сама не своя – возбужденная, скрытная, – и Эмма все меньше ощущала связь с ней. А тут еще эти падальщики, которые только и ждут, когда ты разревешься посреди коридора, чтобы притворно утешить тебя, а потом заклевать и оставить на обочине школьной иерархии. Сделать из тебя эдакую Психу из «Прежде, чем я упаду». Так что Эмма держалась – гордо и стойко – до конца урока, а потом скрылась в самом глухом тупике школьных лестниц. Она вытащила ланч, что сложила мама – сэндвичи, сок, два яблока, упаковка печенья с арахисовой пастой. В общем, набор, которым можно было бы питаться весь день. Эмма принялась бессознательно поглощать все это, приправляя каждое блюдо слезами. В такие моменты она жалела, что отказалась от лекарств, потому что чувствовать – это отвратительно, чудовищно, больно и разрушительно. Закончив с едой, Эмма привела себя в порядок и отыграла свою роль на «ура» еще два урока, пока не решила, что пришло время показаться там, где концентрация интереса и сплетен самая большая – в столовой. Так бывает в сериалах или фильмах: герой идет по центру, прижимая к себе книги или балансируя с подносом, а вокруг все поворачивают головы в его сторону, что-то говорят соседу, бросают скомканной бумагой и выкрикивают обидные комментарии. И обязательно – эпично и чуть-чуть замедленно, на фоне какой-нибудь хорошей и грустной песни… У Эммы не было ни музыкального сопровождения, ни легкого слоумо, зато всего остального – с головой. Она даже некстати вспомнила о ребятах. Так ли себя чувствуют они, когда фанаты пытаются просочиться в их личное пространство? А Джо, которую рассматривали под микроскопом и сочиняли про нее невесть что? Или Николь, которая теперь объект для любви и ненависти Семейки номер один? – Эмма! – Она обернулась на голос и, к своему огромному облегчению, увидела Мейси и Арти, которые приглашали присоединиться к ним. Эта парочка – одна из немногих, которая радовала Эмму в последнее время. Они были вместе еще так недавно, поэтому вели себя словно им по пятнадцать и поцелуи-объятия-касания – это единственное важное в мире. Эмма словила себя на мысли, что думает, ведут ли себя так Дом и эта его… Зомби. По имени называть девушку, которая растоптала ее мечты, как-то не выходило даже мысленно. Эмма улыбнулась друзьям и опустилась на скамейку. – Ты же понимаешь, – Арти одной рукой держал бутылку с водой, другой – обнимал Мейси, – что после обеда с нами вернуться в свою звездную тусовку тебе не выйдет? – Не такие вы уже и аутсайдеры. – Конечно, нет! Я имел в виду то, что после общения с нами тебе просто не захочется возвращаться к прошлому. – Арти, – сквозь зубы произнесла Мейс, но глаза ее улыбались. Эмма тихонько рассмеялась в ответ: – Может, это ваша звездная пара больше не захочет принимать в компанию таких психованных, как я. – Ну, конечно, о нас шепчутся по углам, – Мейси скривилась, – но не так уж и сильно. – Мы же не ваши плейбои – кого волнует, что мы живем вместе? Или то, что ты… – Арти, – Мейси толкнула парня локтем, и тот едва не упал назад вместе со скамейкой, столом и самой Мейс. – Прости, он абсолютно не умеет адекватно шутить. Никакой эмпатии… – Это у тебя никакой эмпатии – сейчас мог бы оказаться в больнице: там как раз Николь после своих приключений от большой фанатской любви освободила местечко. – Может, еще не поздно отмотать все назад и сказать тебе нет? Эмма наблюдала за этой шуточной перепалкой, представляя на месте ребят себя и Дома. Могли бы они вот так же болтать, сидеть в обнимку и значить друг для друга столько же? – Эмс! – позвала ее Мейси, видимо, уже не первый раз. Эмма вернулась в реальность, замечая явное беспокойство в глазах друзей. Противное, теплое беспокойство, которое только напоминало, что она всеобщая обуза. – Ты в порядке? – Все нормально, – Купер искала, на что переключить внимание, потому что врать еще и Мейси с Арти просто не хватало сил. – Не ожидала, правда, что все вокруг все знают, но я училась у лучших – никто из моих так называемых друзей не получит того, что хочет. А я вот хочу есть! Но там столько народа… – Бери мой обед, – Мейси тут же ухватилась за возможность хоть чем-то помочь Эмме. – А это удобно? – Моя мама заботится о нашем питании так, что в колледжах мы будем занимать по отдельной комнате, – заверил ее Арти. – Ты, кстати, успеваешь послать документы? – Вроде до крайнего срока есть еще чуть-чуть времени, – открывая шоколадный пуддинг, пробормотала Эмма. Еще одна тема, о которой ей не хотелось говорить. – Может, поболтаем после занятий? В «Беллс», например? А то у меня история через десять минут… – Я не могу, – Мейси вздохнула с такой тоской, что впору было лезть в петлю. – Мне сразу после школы нужно бежать на работу. Эмма непонимающе взглянула на подругу. Она немного выпала из их общей жизни – хотя таковой уже и не было, стоило это наконец признать, – поэтому впервые слышала о работе Мейси. – Я сижу с двумя непослушными и крайне избалованными монстрами. – Если она моих братьев называет ангелочками, – Арти наглядно показал, что его тошнит от такого обращения, – то представь, что там за дети, раз уж удостоились звания монстров. – Сочувствую, – Эмма закончила с пудингом и принялась за сэндвичи с сыром и индейкой. – А родители? Как они отреагировали на все это? – Судя по количеству звонков от мамы, они в ярости. Точнее сказать не могу – ни на один не ответила. – Где подевалась та девочка, что оправдывалась чаще, чем моргала? – Эмма усмехнулась, внутренне радуясь, что получилось сместить фокус с нее на подругу. – Ты даже не знаешь, насколько раскрепостилась наша Мейси, – Арти сказал это таким тоном, что Эмс тут же заткнула уши руками, повторяя: – Слишком много информации! Мне такие подробности не нужны. Особенно во время обеда! – Как будто вы не обсуждаете это в своей девичьей компании. – Вот именно, Арти, что в девичьей! А от тебя все это даже намеками слышать неловко! – Нам пора, – потянула Мейси своего парня из-за стола. – Эмс, напиши мне вечером, ладно? Не пропадай. И Джо пусть тоже не пропадает. – М-г, – кивнула с набитым ртом Эмма, не желая показывать, что Мейси своей простой и дружеской просьбой ударила в самое больное. Джо пропадала подальше от их неудачной семьи, а сама Эмма пропадала в хороводе мыслей и болезненных чувств. Идти на историю не хотелось, но радовать псевдодрузей своим отсутствием не хотелось гораздо больше. Эмма заняла свое место, открыла учебник наугад, чтобы хоть немного сделать вид, что она увлечена учебой. Но на самом деле увлечена она была совсем другим. Эмс как проклятый наркоман вводила имя Дома в строке поиска соцсетей: читала твитты фанаток, смотрела фото с ним, сторис и видео. Это было больно, но так прекрасно. Пока очередь не дошла до страницы Зомби. Она закрыла профиль от чужих глаз, ведь жестокие фанатки так и норовили ужалить (Эмма и сама была бы не против уколоть эту чертову девицу, да вот только Доминик выглядел с ней таким счастливым и спокойным, что у Эммы просто не было сил ненавидеть причину счастья человека, которого она любит). Разглядывая фото – а Зомби не удалила Эмму из подписчиков даже после случая на концерте, – она ненавидела и завидовала. Вот же она – такая же, как все другие фанатки, простая и обычная, ну почему он выбрал ее? Хотя стоило признать, что Зомби была красивая. А еще высокая и стройная – они с Домом выглядели как пара моделей с обложки глянцевого журнала или рекламного плаката дорогой брендовой одежды: идеальные, сочетающиеся, словно созданные дополнять друг друга. А за такие длинные и худые ноги Эмма готова была даже кого-нибудь придушить. Она невольно вспомнила, сколько успела съесть за сегодняшний день, и тошнота комком стыда и гнева на себя саму подкатила к горлу. Эмма мысленно ругала себя и ненавидела. Она все делала неправильно, она сама была неправильной. А неправильные отвратительные девочки не влюбляют в себя рок-звезд – они стоят у черного входа в ожидании автографа и мимолетного селфи. Вот только к ней – сломанной и разрушающей все вокруг – никто не выйдет, сколько бы она ни ждала. * * * Мейси откровенно ненавидела этих детей. Милтвуды очень напоминали ее собственную семью: снобы, которые все делали напоказ, возомнившие себя элитой этого маленького и никому не нужного городка. И дети, к сожалению, были полным отражением родителей: наглые, высокомерные малявки. Мейси видела, как на нее смотрят Милтвуды – с надменностью и усмешкой. О, она дала им отличный повод ненавязчиво опускать ее собственных родителей и чувствовать себя чуть ли не богами – дочь самих Нолсбергов сидит с их отпрысками. Мейси слышала, как они шептались о том, что ее семья «скатилась», что «Маргарет отбилась от рук», но ей было плевать. Милтвуды не жалели денег для своих детей, а это все, что интересовало ее в данный момент. Правда, деньги доставались тяжелым моральным трудом. Карла и Лорен относились к ней как к прислуге – а значит, как к чему-то, не означающему «человек». Они бросали в нее едой, кричали, совсем не слушали и даже иногда били. Маленькие дети, к удивлению Мейси, бывают крайне сильными и агрессивными. – Лорен, – с нажимом произнесла Мейс, глядя на четырехлетнюю кучерявую девочку, которая мучила кота так, словно он был игрушечным. – Отпусти его немедленно. – Это мой кот, как захочу – отпущу! – И мой тоже! – крикнула Карла и бросилась отбирать животное у сестры. Кот царапался, жалобно мяукал, и, думалось Мейси, умей он молиться своим кошачьим богам, начал бы прямо сейчас. – Если вы не перестанете, то он станет мертвым котом – и тогда ни одна из вас больше не сможет играть с ним! – Почему? – изумилась Лорен, разжимая маленькие пальчики. Кот тут же воспользовался моментом, вырвался из рук мучителей, оставив яркий след на руке девочки. Она зашипела не хуже кота, а потом ударилась в рыдания. Карла только недовольно вздохнула – она считала, что проблемы, достойные слез, в этой семье есть только у нее, а младшая сестра лишь портит картину. – Пойдем обработаем царапину, – Мейси взяла Лорен на руки, хотя та пыталась вырваться. Забавно, но теперь она была котом, а Мейс – ее мучителем. – Мама тебе голову оторвет, – надменно произнесла им вслед Карла. – Она говорит, что твои родители плохо тебя воспитали. – А тебя никто и не брался воспитывать, – пробормотала Мейси, усаживая Лорен на софу в холле. – А стоило бы немного подучить вас хорошим манерам. Хотя бы не грубить старшим и заботиться друг о друге. – Мама сказала, – всхлипывая, встряла в разговор Лорен – она пыталась освободить лицо от прилипших к слезам кудряшек, – что с тобой можно разговаривать как захочется. Мы деньги тебе платим, чтобы ты терпела. Мейси открыла аптечку, думая, нет ли там яда – удавиться хотелось от таких разговоров. Что станет с этими малышами через десять-пятнадцать лет? Кем они вырастут? И как так вышло, что в очень похожей семье выросла вполне себе адекватная Мейси? Спасибо комиксам, Арти и строгости родителей. Сейчас, конечно, последний пункт приносил слишком много проблем и переживаний, но Мейси не могла не понимать, что именно дисциплина и вечное соревнование за похвалу и лучшие результаты в любом деле сделали из нее человека, а не вот такое ноющее и нарциссическое существо, как дети Милтвудов. – Через пять минут придет преподаватель, – Мейси с радостью посмотрела на часы и принялась смазывать руку Лорен. – Вас ждет музыка, а мне пора домой. – Ты не живешь дома, – уверенно произнесла Карла, и Мейси мысленно надавала тумаков Милтвудам за крайнюю болтливость в присутствии детей. – Дом – это там, где тебе хорошо и спокойно. Так что у меня есть дом, и я там живу. И вообще – это не ваше дело, молекулы. Марш заниматься! Мейси заглянула в гостиную, удостоверилась, что Джек пришел, и поспешила прочь из этого дома. Теперь маленькие монстры – проблема милого молодого учителя музыки, на которого тут же положила бы глаз Скай. Благо что ее здесь не было, а самой Мейси все эти симпатичные и милые парни были неинтересны. Вообще никакие парни, кроме того, кто ждал ее дома. Пусть малявки болтают что угодно – у нее есть дом, есть семья, и она очень счастливая… – Маргарет! Этот голос услышать она никак не ожидала. На ватных ногах Мейси развернулась, чтобы встретиться лицом к лицу со своим отцом. Мистер Нолсберг стоял, опершись о свою дорогую машину и сложив руки на груди. Мейси заметила, что отец расположился так, чтобы его не было видно из дома Милтвудов, но при этом он успел бы перехватить дочь по пути с работы. – Привет, – неуверенно произнесла Мейси и затаилась. Она не знала, чего ожидать: просьб вернуться, выговора за ее новую работу, угроз и порицаний? Последнее было более вероятно, но такая манера поведения была привычна скорее матери. Отец же всегда был ведомым: молчаливым, строгим, словно со стороны наблюдающим за своей семьей. Он встревал только тогда, когда это было действительно необходимо, но редко проявлял инициативу. – Здравствуй, – кивнул отец, и Мейси поняла, что соскучилась по его голосу. Надо сказать, она и по маме соскучилась, но не настолько, чтобы прогнуться под их картину мира и отказаться от своей мечты и целей. – Поговорим? Папа указал головой на машину, но Мейс меньше всего хотелось оказаться в тесном салоне, наполненном воспоминаниями. Она оглянулась по сторонам в поисках приемлемого места. – Пойдем вон туда. – Небольшое кафе на пару столиков виднелось на углу улицы. – Думаю, у Милтвудов крайне любопытная прислуга, чтобы стоять так долго у их дома. Подъезжай туда – я пройдусь пешком. Сплетен и без этого представления хватает. Не то чтобы они меня волновали, но я знаю, что вам с мамой эти разговоры далеко не безразличны. Не дожидаясь ответа, Мейси развернулась в сторону кафе. Внутри все дрожало: так разговаривать с отцом, явно указывая на их зависимость от чужого мнения, диктовать условия и чувствовать себя не ребенком, а кем-то равным, – этого никогда раньше не случалось. Как и все новое, этот момент принес тревогу и удовлетворение – неизвестно, как и чем это обернется, но пока она чувствует, что все правильно. Отец снова ждал у машины – то ли не хотел заходить в кафе один, то ли давал Мейси право выбора дальнейших действий. Выглядел он как обычно – спокойно и уверенно, поэтому оставалось только догадываться. Мейс вошла внутрь, окружая себя запахами сливочного мороженого и кофе, и двинулась к самому дальнему столику – она сама предложила отцу «не светиться», так что стоило быть последовательной в своих решениях. Папа сел напротив, внимательно вглядываясь в дочь, словно он должен был написать подробный отчет о встрече с Мейси для главнокомандующего их семьи. Звучало бы смешно, если бы не было так похоже на правду. – Добрый день, – тощий официант, явно чуть старше самой Мейси, подлетел к их столику. – Что-нибудь закажете сразу или нужно время выбрать? – Мне стакан вашего лимонада, – улыбнулась Мейси. – Пап? – Эспрессо, – не поворачиваясь к официанту, произнес он.