— Я отправила документы в… несколько колледжей, — ответила я Хеллер. — И пока еще жду ответа. По крайней мере, я не напиваюсь и не принимаю наркотики каждую ночь в каком-нибудь паршивом ночном клубе. Как ты вообще выносишь такие места? С этим их, соблазнами и отвратительными, аморальными тусовщиками? — А мне нравится! Тебе же нравится домашнее обучение! Я хожу по клубам, наверное, со времен «Анны Бананы». — Ты ходишь по клубам с ТРИНАДЦАТИ лет? И тебя пускают? Жизнь Хеллер проходила бесцельно. С того дня как она покинула Парсиппани, я пыталась представить ее судьбу, но мне это не удавалось. Я воображала, как она просыпается в полдень, когда служанка приносит ей на серебряном подносе стакан апельсинового сока или, скорее, косяк, а затем кузина чешет спину распятием, на этом моя фантазия заканчивалась. — Здесь, в клубах Лос-Анджелеса, пускают кого угодно, — ответила Хеллер. — Дадут зеленый свет даже новорожденному младенцу, если тот в деле. — И у него есть менеджер, — добавил Уайатт. Хеллер откинулась на спинку кожаного сиденья и прикрыла глаза. Она одновременно выглядела и очень молодо, будто ей все еще тринадцать, и казалась древней старухой, будто тринадцатилетняя девушка попала под действие заклинания или даже проклятия и теперь обречена на вечную молодость. Кузина выглядела уставшей, словно последние четыре года только и делала, что писала эссе для колледжей. — Мне нравилось тусоваться. Может, потому, что я пахала как лошадь — по восемнадцать часов в день, даже в выходные. Не пойми меня неправильно, я делала то, что всегда хотела, и наслаждалась каждой секундой, но все же была ребенком и боялась, что, если не буду усердно работать, моя карьера может закончиться. Так что, даже когда у меня выдавалось немного свободного времени, я сидела дома, нервничала, тряслась и учила свою роль. Я начала ходить в клубы, чтобы выпустить пар и очистить голову. Тебе, наверное, это покажется нелепым, но я ходила в подобные места, чтобы расслабиться. И правда нелепо. Я впервые в жизни посетила ночной клуб и ничуть не расслабилась. — Почему ты так нервничала? «Анна Банана» имела успех, разве нет? Хеллер со злобным ликованием повернулась ко мне. — Ты смотрела? Кей-Боп, ты тайная бананофанатка? — Ну, возможно, посмотрела разок, — соврала я. — Разок? — переспросила Хеллер, и я поняла, что она мне не поверила. И тогда кузина начала тихонько напевать одну из самых абсурдных песен шоу — «Одинокую Банану»: ГЛУБОКОЙ НОЧЬЮ МЕЧТАЮ БЫТЬ С ТОБОЮ, ЖДУ ТЕБЯ, ХОЧУ ВИДЕТЬ РЯДОМ С СОБОЮ, НО Я ОДНА ВО МРАКЕ ТУМАНА… Даже не подумав, я к ней присоединилась: ЛИШЬ Я, ОДИНОКАЯ БАНАНА, ТАК БУДЬ ЖЕ БАНАНОМ СО МНОЮ! — Я так и знала! — воскликнула Хеллер. — Ты смотрела шоу всего «разок», но знаешь все слова этой песни! — Я просто догадалась! И это отвратительная песня! — Я не знал тебя тогда, — сказал Уайатт Хеллер, — когда ты снималась в «Анне Банане». Безумные были денечки? — Боже, ты даже не представляешь! Я была в Лос-Анджелесе со своей мамочкой, и одно это уже выносило мне мозг, но в то же время происходило столько всего увлекательного и веселого. Жаль только, мне было как-то, ну… — Как? — спросил Уайатт. Мы заехали на мост, и Хеллер выглянула в окно. — Когда я снималась в «Анне Банане», меня в основном окружали взрослые. Большинство из них были милыми, но, знаешь, я не могла поделиться с ними своими чувствами. Девчонка из шоу, которая играла мою лучшую подругу Никки, тоже была милой, даже слишком, понимаешь? Однажды я услышала, как она с кем-то разговаривала по телефону и рассказывала, что дружит не только с Анной, но и со мной — в реальной жизни. Врала, у нас было не так уж много общего. К тому же я поняла, что она дает интервью и хвастается тем, что является моей лучшей подругой. Не знаю, мне показалось это мерзким. Я ведь никогда ее подругой не считала. — Хеллер бросила на меня взгляд и вновь отвернулась к окну. — У меня нет лучшей подруги. Ее слова ранили меня до слез. Мы были лучшими подругами давным-давно, еще будучи детьми. После того, что Хеллер мне сделала, мы никак не могли ими остаться. Я сидела в ее шикарном лимузине, потому что дала обещание тетушке Нэнси и маме, ну, и потому что… потому что выполняла волю Господа. Так почему же я расстроилась? Почему мне захотелось уколоть Хеллер в ответ? — А у меня есть лучшая подруга, — провозгласила я. — Моя сестра Калико. — Твоя сестра? Косоглазая, с усиками? Которая похожа на заезженного лобстера? Кандидата лучше не нашлось? — По крайней мере, она не какая-то там фейковая телевизионная подружка! — Да ты просто жалкая! — Твое шоу закрыли! — По крайней мере, оно у меня было! И мне не приходится петь с родителями в торговом центре, рядом с кофейней и киоском, продающим подушки для шеи! — Зато у меня хотя бы есть родители! Хеллер потянулась, чтобы меня ударить, но я перехватила ее ладонь. Она вцепилась в мои пальцы другой рукой, я сумела вырваться из ее хватки. Тогда кузина треснула меня по голове, и мы стали рьяно колотить друг друга. — Мелкая сучка! А я-то думала, ты христианка! — Так и есть! Не используй «с»-слово! — Какое же тебе нравится? «К»-слово? «М»-слово? «Г»-слово? — Что за «г»-слово? — Гольфы! Хеллер попыталась стянуть мой левый гольф. Это так меня взбесило, что я сильно дернула ее за волосы. — Отпусти меня! Они наращенные! И стоят целое состояние! Уайатт развернулся с переднего сиденья и разнял нас. — Девочки, девушки, люди, дуэлянты… или кто там вы есть, — крикнул он, — ведите себя прилично! Послушав вас, я понял, что когда-то вы были очень близки. Почему бы вместо всей этой перепалки и перебранки нам не попробовать вернуться к тем отношениям? — ПОТОМУ ЧТО Я НЕ ХОЧУ! — воскликнули одновременно мы с Хеллер и отвернулись каждая к своему окну. Глава 14 Бруклин — это тот же Голливуд, только во фланелевой рубашке в клеточку Приехав в Бруклин (он находится напротив Манхеттена, только на другом берегу реки), мы оказались в старомодной закусочной «У Хуттермана». Как объяснил мне Уайатт по дороге сюда, владельцы закусочной на самом деле нашли ее на севере Нью-Йорка, потратили миллионы долларов на обновление сантехники и проводки, а затем перевезли сюда на огромном грузовике, потратив еще несколько миллионов на придание ей несколько потрепанного вида, будто она стоит здесь уже несколько десятков лет. — Но зачем они это сделали? — удивилась я, ведь случись это в Парсиппани, департамент здравоохранения наверняка выступил бы против закусочной. — Потому что это Бруклин, — сказал Уайатт, — где каждый круче крутого. Они здесь любят притворяться, что ненавидят все, не являющееся странным, примитивным и подлинным. Понаблюдай, когда Хеллер зайдет внутрь, все ее узнают, но разобьются в лепешку, лишь бы не выглядеть заинтересованными. Уайатт придержал нам дверь, и, когда Хеллер зашла в закусочную, я убедилась в его правоте. Помещение было заполнено людьми лет двадцати-тридцати, и все они походили на тощих лесорубов с огромными лохматыми бородами и в шерстяных шапках в мелкий рубчик. Не понимаю, почему они их не сняли, зайдя в помещение. Девушки тоже были очень худыми, их одежда казалась старомодной, купленной в каком-нибудь секонд-хенде, но понятно было, что стоит она совсем не дешево. Женщина, разносившая меню, подошла к нам, пробормотала: «Хел», и они с Хеллер обменялись почти-поцелуями, наклонившись в сторону друг друга и издав соответствующий звук. Женщина провела нас к столику, и я заметила, что все только притворяются, будто разговаривают. На самом деле, посетители наблюдали за Хеллер, пряча телефоны под столиками. Они наверняка хотели сообщить знакомым, что только что встретили Хеллер Харриган и игнорируют ее. — Мне нравится это место, — призналась Хеллер, когда мы уселись. — Здесь будто в Лос-Анджелесе, только немного чопорнее. Если вы спросите кого-нибудь из этих людей о «Войнах ангела», те прикинутся, что никогда о них не слышали. Однако, поверьте мне, добрая половина из них пытается написать что-то похожее, другая же желает снять по книгам собственный фильм. — Хел? — воскликнул очень милый молодой человек, подойдя к нам. Он не был похож на этих суперкрутых людей, а выглядел так, будто только что прибежал с футбольного поля. Его лицо сияло, волосы были чистыми, но в небольшом беспорядке. Мне показалось, что он действительно настроен дружелюбно, а не хочет что-то получить от Хеллер. Я вспомнила, что он тоже был на плакате «Войн ангела» в том клубе — он был изображен с другой стороны от Хеллер, напротив Милса Стэнвуда. — Билли! — закричала Хеллер, обнимая его с искренней радостью. — Привет, Хел! — продолжил он. — Познакомь меня со своей подругой! — Она мне не подруга! Почему мне постоянно об этом твердят? Она… она… она просто нарушитель границ! — Билли Коннорс, — представился мне молодой человек. — Мне нравятся твои гольфы. Я присяду на минутку? Спокойно. Спокойно. НАПРОТИВ МЕНЯ СЕЙЧАС СИДИТ МАЙК, который играл влюбленного в Линнею парня, жившего с ней в одном городе и занимавшегося изготовлением керамических горшочков. В книгах «Войны ангела» Толвен был задумчивым и серьезным, потому что он пытался спасти Линнею от Сумеречного Крипера[14], Майк же был совершенно открытым и добросердечным. Он вырос с Линнеей и каждое утро оставлял ей цветок в маленьком глиняном горшочке, который сделал для нее, когда они были детьми. Линнея держала этот горшочек на пороге и иногда переворачивала его, чтобы взглянуть на донышко, где Майк нацарапал их инициалы. Позднее в книге Сумеречный Крипер берет Майка в плен и заставляет его делать горшочки, которые будут хранить дыхание дьявола, а Майк оставляет на донышке каждого из них тайное послание для Линнеи и других членов Ангельских сил.