– Эндрю, перед тем как передавать какую-то обрывочную информацию такому человеку, как Девлин, хотя бы потрудились переговорить со мной или почитать материалы исследований по этим дополнительным лекарствам. Вы знаете, что поступили нехорошо... – Вот что я вам скажу, – выпалил он, ожесточившись. – Я признаю, что я поступил нехорошо, если вы признаетесь, что вы – высокомерны и нетерпимы к недостаткам своих коллег. Вы ходите, задрав нос от мысли, что вам известны большие секреты, неведомые нам, несчастным ограниченным Д.М. И каждому, здесь работающему, это кажется опасным. – Но... – Дайте мне закончить! Вы можете думать, что своим примером помогаете нам стремиться к совершенству в работе. Но даже в этом заведении, в этой скрипящей гранулированной общаге, где сходит с рук почти все, вы выглядите белой вороной. Женщины, работающие здесь в штате, считают, что у вас нет достаточной профессиональной подготовки, а мужчины так вас опасаются, что избегают, как морские капитаны айсбергов. Поэтому перед тем, как критиковать меня, посмотрите сначала на себя. У Сары слезы подступили к горлу. С ней обошлись несправедливо, этот человек явно несправедлив. И, несмотря на это, факт оставался фактом, он вынуждал ее оправдываться. В течение многих лет работы в МЦБ она видела всеобщее уважение и признание со стороны персонала – и мужского, и женского. Многие, вроде Алмы Янг, использовали каждый случай, чтобы сказать ей об этом. Оценка ее работы всегда была самой высокой среди стажеров. После двух десятилетий практической работы в одиночку, Рэндал Снайдер подумывал о том, чтобы взять ее в компаньоны. Почему она позволяет этому отголоску Питера Эттингера так хамить? Она прикусила губу, преодолевая желание заплакать. Потом схватила «Геральд» и направилась к двери. – Куда вы собрались? – спросил Трюскот. – Продолжать свою работу. – Как вы поступите с тем, что узнали? – Если вы хотите знать, пойду ли я к Гленну, то отвечу: пока не знаю. – Меня нельзя уволить. Без веских доказательств. – Эндрю, отозвалась она, не поворачиваясь к нему, – благодаря вам в данный момент у меня появились дела поважнее, чем беспокоиться, уволят вас или нет. Глава 15 7 июля Гимнастический зал, просторный солярий в задней части Большого дома, были так же хорошо оборудованы, как и большинство клубов здоровья. Аннали Эттингер, хотя она и не была таким же фанатиком физических упражнений, как ее отец, все же ходила туда каждый день. Там был обычный набор гимнастических снарядов и оборудования: движущаяся лента для бега на месте, стационарные велосипеды, лодки, крутящиеся барабаны, тренажеры для ног и рук, а также бассейн с проточной водой, перекладины, козлы, акробатические маты и сауна. Сегодня Питер только что закончил урок с тренером и занимался теперь упражнением с гирями. Аннали симулировала, шагала себе по движущейся дорожке, ожидая удобного момента для разговора. Хотя она больше и не боялась, как прежде, этого человека – многие годы он внушал ей большей страх, – но и не чувствовала себя спокойно рядом с ним. В большинстве случаев реакции его были непредсказуемы, и сейчас она совершенно не знала, как он отнесется к новости, которую она собиралась ему преподнести. Она взглянула на него. Питер Эттингер и сейчас, в свои сорок восемь, фигурой производил впечатление тридцатилетнего. Он одержимо закалял себя, укрепляя мышцы и гибкость суставов, и по сорок минут тратил на упражнения по системе йогов. Он не привык поддаваться слабостям или неудачам в своей личной и профессиональной жизни. Как он отнесется к решению, которое приняла его дочь? Аннали не было и двух лет, когда он привез ее из Мали. В своих рассказах об удочерении Питер ни у кого не оставлял сомнений, что он спас ей жизнь. Ее мать умерла от дизентерии, и шансы, что она сама выживет, были небольшие. – Мне хотелось взять с собой всех сирот этой деревни, – много раз говорил он ей. – Но это было невозможно осуществить. Поэтому я, как врач, сделал все, что мог, для детей на месте, а тебя все же взял с собой, потому что ты намертво вцепилась мне в ногу. С самого начала он установил для нее тот же режим, те же стандарты достижений и успехов, которых придерживался сам. Может быть, это было и неправильно, но другой формы воспитания он не знал. За все годы ее школьного обучения его не переставали беспокоить ее проблемы, особенно связанные с лишним весом. И хотя она чувствовала, что он осуждает ее полноту, часто несправедливо, она не сомневалась в его искренней заботе. За двадцать лет их совместной жизни, он встречался со многими женщинами, с двумя жил и на одной женился. Но она никогда не чувствовала, что он ставит ее на второй план. И теперь, несмотря на годы мятежного настроения и невнимания Аннали, он радушно принял ее дома, обеспечивал материально и включил в свой проект «Ксанаду» – часть своей мечты. Холистская община здоровья «Ксанаду» взводилась на ста пятидесяти акрах пахотной и лесистой местности, размежеванной вековыми каменными заборами. Большой дом, беспорядочно построенное здание из тринадцати комнат, был сооружен в 1837 году. К тому времени, когда Питер купил эти развалины, дом пришел в упадок в такой степени, что несколько архитекторов сочли, что его невозможно восстановить. Он доказал, что они не правы. И вот теперь дом с высокими потолками, восстановленный в своем первоначальном виде, превратился в центр «Ксанаду». Питер выделил Аннали небольшой офис на первом этаже и назначил ее заместителем директора по сбыту и по связям с общественностью. Они решили – практически, решил он сам, – что когда она возобновит свои занятия в январе на последнем курсе, то перейдет на отделение бизнеса. А через полтора года получит диплом и станет магистром экономики управления. А до тех пор во время летних и зимних каникул будет наращивать свою роль в «Ксанаду». И вот теперь, вольно или невольно, эти тщательно продуманные планы придется менять. – Эй, папа, ты выглядишь молодцом. Хорошо выглядишь, – бросила она ему. Питер приседал с пятифунтовыми гирями в каждой руке. Его лоб и коротко подстриженные серебристые волосы увлажнились от вполне нормального, по мнению Аннали, выделения пота. «Отличная, испарина, – подумала она. – Так-то вот, Питер Эттингер в полном порядке». – Наслаждайся молодостью, пока молод, – отозвался он, не замедляя темпа. – С годами это становится делать все труднее. Ты уже закончила? – Да. Я... у меня сегодня нет особого настроения. После этого замечания Питер неожиданно прекратил свое упражнение. – Раз уж ты завела об этом разговор, то хочу сказать, что в последние несколько дней ты выглядишь не лучшим образом, – заметил он, отираясь полотенцем. «Пустяки, – подумала она. Она сомневалась, что они видели друг друга хотя бы пять минут в течение предшествующей недели. – Не надо давить на меня, Питер? Поверь, мне и так трудно». – Слегка умаялся, да? – спросила она. – Да, вот именно. – Он взглянул на ее черное с тонкими чертами лицо. – Очень забавно. Аннали напомнила себе, что чувство юмора у отца было развито в значительно меньшей степени, чем остальные его замечательные качества. Она поступит правильно во время этого разговора, если поубавит свою склонность все вышучивать. Она потянулась всем своим длинным стройным телом и подумала, заметил ли он небольшую выпуклость под ее обтягивающими спортивными брюками. – У меня немного побаливает живот, – сказала она. – Может быть, выпьешь чая с джинсенгом? Он посмотрел в окно на скрепер, который с грохотом спускался с холма, направляясь к строительной площадке, раскинувшейся амфитеатром у озера. – И слегка вспучило. – В таком случае, может быть, добавим немного настоя на коре яблони и шафране. – И... и у меня уже пять месяцев нет менструации. Питер заметно напрягся и медленно повернулся в ее сторону. – Сколько времени? – Пять месяцев. Его глаза сузились. – Значит, надо полагать, что ты забеременела? Аннали удалось изобразить слабую улыбку. – Вполне вероятное предположение, – отозвалась она. – Вест? Музыкант? – Да. Его зовут Тейлор, отец, если ты не забыл. – Ты уверена в этом? – В том, что его зовут Тейлор? – Нет, что ты в положении. Аннали изучающе смотрела в лицо отцу и вслушивалась в его голос, чтобы понять, о чем он думал и что чувствовал. На первый взгляд признаки были обнадеживающие. – Уверена, провели тест. И, Питер, прежде чем ты задашь очевидный вопрос, хочу сказать, что я очень счастлива и взволнована всем, что произошло. – Очень приятно. – Папа, не ругайся. Питер натягивал на себя просторную махровую водолазку. Аннали видела, что он пытается осмыслить услышанные новости. Его неудовольствие просматривалось легко. Но в этом не было ничего удивительного. Ему мало что нравилось из того, что делалось не по его инициативе или не под его контролем. – А Тейлор? – Он будет продолжать разъезжать со своим оркестром. Но, рано или поздно, мы поженимся. Питер схватил десятифунтовую гирю и рассеянно с полдюжины раз покрутил ею сначала одной рукой, потом другой. – Ты любишь его? – неожиданно спросил он. Вопрос застал Аннали врасплох – особенно учитывая то обстоятельство, что он задал его до расспросов о доходах или материальных перспективах Тейлора. – Да... да, я очень его люблю. – И он серьезно относится к своим занятиям музыки? – Да, очень серьезно. Аннали не верила своим ушам. На такую реакцию она даже не могла рассчитывать, Питер открывался ей с совершенно неожиданной стороны. – У меня есть знакомый, – собственно, пациент – вице-президент компании пластинок «Блю ноут». Тебе известна эта компания? – Туда попадают только лучшие джазы... – Могу для оркестра Тейлора устроить прослушивание с целью записи. – Питер, это было бы замечательно.