В квартире почти не было мебели. Узенькая кушетка в гостиной и пара подушек на полу; через открытую дверь виднелась незастеленная кровать. — Я пытаюсь выяснить все о Карен Рендал, — сказал я. — Слышала. — Это здесь вы жили все втроем прошлым летом? — Да-а. — Когда вы в последний раз видели Карен? — Я уже несколько месяцев ее не видела. И Энджела тоже, — сказала она. — Энджела вам так сказала? — Да, конечно. — Когда она вам это сказала? — Вчера вечером. Мы вчера вечером говорили о Карен. Видите ли, мы как раз узнали о том. что с ней случилось. — Кто вам сказал? — Слухи дошли. Какие слухи? — Что у нее была неудачная вычистка. — Вы знаете, кто это сделал? — Полиция забрала какого-то доктора. Наверно, он и сделал, — сказала Баблз, передернув плечами. — Одного я не понимаю. Карен была не дура. Она знала, что к чему. Она этот опыт уже не раз имела, включая прошлое лето. — То есть аборт? — Ну да! Правильно. И после этого она ходила совсем убитая. Потом пару раз накурилась черт знает до какого состояния, и ей немного полегче стало. Был у нее этот пунктик насчет детей. Мы не хотели ничего такого ей давать, хоть на первое время после аборта, но она требовала, а кончилось кошмарно. Просто кошмарно. — Что же произошло? — спросил я. — Один раз она вообразила себя ножом. Скребла комнату и истошно вопила при этом, что кругом кровь, что все стены в крови. И еще ей казалось, будто окна — это новорожденные дети и что они на глазах чернеют и умирают. Просто ужас. — А вы что делали? — Успокаивали ее. Что нам оставалось? — Она протянула руку к столу и взяла кружку и маленькую проволочную петлю. Тряхнула петлей, и каскад мыльных пузырей поплыл в воздухе, медленно опускаясь вниз. Баблз наблюдала за ними. Один за другим они падали на пол и лопались. — Просто ужас! — А кто делал ей аборт прошлым летом? — спросил я. Баблз рассмеялась: — Не знаю. — Как это было? — Ну, нагуляла она ребенка. Приходит раз и объявляет, что собирается от него избавиться. Исчезла на день, а потом является как ни в чем не бывало. — Просто и без надрыва? — Угу! — Она выпустила новый каскад пузырей и залюбовалась ими. — Просто и без надрыва. Извините меня. На минутку. — Она пошла в кухню, налила стакан воды и запила таблетку. — Что-то скисать начинаю, — объяснила она. — Ну вы понимаете. — Что это у вас? — Бомбочки. — Амфитамин? — Метедрин. — Вы им постоянно пользуетесь? — Сразу видно — доктор. — Она откинула волосы;— Не можете без вопросов. — Где вы его достаете? — Я успел заметить облатку. В ней было по меньшей мере миллиграммов пять. На черном рынке метедрин обычно продают в расфасовке по одному миллиграмму. — Забудьте, — сказала она. — Ладно? Забудьте и все. — Если вы хотите, чтобы я забыл, зачем было вообще принимать у меня на глазах? — Захотелось покрасоваться перед вами, вот и все. — А Карен тоже его употребляла? — Карен употребляла все, что под руку попадется. Она даже ширялась. — Вероятно, у меня сделался недоуменный вид, потому что она начала тыкать пальцем себя в сгиб руки, имитируя внутривенное вливание. — Никто больше не ширяется. А Карен из кожи лезла. — И как она себя потом чувствовала? — Отвратительно. Как пришибленная. Подавленная даже, вот именно — подавленная. Все лето. Она до конца лета ни одного парня к себе не подпустила. Будто боялась. — Вы в этом уверены? — Ага, — сказала она. — Еще бы. Я огляделся по сторонам. — Где же Энджела? Я хотел бы поговорить с ней. — Ей самой очень нужно поговорить с вами — прямо сейчас. — У нее какие-нибудь неприятности? Баблз пожала плечами. — Насколько я знаю, она медицинская сестра. В эту минуту входная дверь распахнулась, и в комнату влетела высокая девушка со словами: — Этой твари нигде нет. Прячется, проклятый… — Увидев меня, она осеклась, — Полюбуйся, Энджела, — сказала Баблз, кивнув в мою сторону. — Вот кто к тебе пришел — старенький да ладненький. Энджела Хардинг быстрыми шагами вошла в комнату, плюхнулась на кушетку и закурила сигарету. На ней было очень короткое черное платье, черные чулки в сеточку и лакированные черные сапоги. Длинные темные волосы и жесткое, красивое лицо с классическими, точеными чертами — лицо манекенщицы. Я с трудом мог представить ее себе в роли медицинской сестры. — Это вы интересуетесь Карен? Садитесь, — сказала она. — Облегчите душу. Баблз начала было: — Энджи, я ему не говорила… — Будь добренькой, Баблз, принеси мне кока-колы, — сказала Энджела. Баблз послушно кивнула и пошла в кухню. Энджела затянулась сигаретой, тут же затушила ее. Движения у нее были быстрые, но лицо не выражало волнения. Она понизила голос: — Я не хотела говорить о Карен при ней. Баблз очень из-за всего этого расстроена. Они очень дружили. — А вы? — Я не очень. — Отчего бы? — Она вначале обеим нам понравилась. Хорошая девчонка, немного шалая. Но веселая. Очень вначале понравилась. Потому мы и решили поселиться все втроем. Потом Баблз переехала к Суперголове, а я осталась тут с Карен. Это было уже не так весело. Она была ненормальная. Совершенный псих. Баблз вернулась с кока-колой: — Неправда! — Не при тебе, конечно — Перед тобой она умела прикинуться. — Ты просто злишься из-за… — Ну, конечно. Еще бы! — Энджела тряхнула головой и переменила положение своих длинных ног. Затем повернулась ко мне и сказала — Она намекает! на Джимми. Джимми был мой знакомый врач из гинекологии. — Это где вы работали?