Его руки с бережной силой обвились вокруг меня, прижимая меня так, как никто не прижимал раньше. А его губы… чёрт. Они были потрясающими, и это было несправедливо. Это было так несправедливо. Я ему немного потакала. Я знала, что не должна, и знала, что играю с огнём, целуя его в гостиной Эшли, пока её дочь спала в комнате неподалёку. Но в день, когда всё в моей жизни разбилось вдребезги, он был тем, в чём я нуждалась, и он был рядом. Поэтому я поцеловала его, позволила себе утешиться им и его близостью, и попыталась отключить свои мысли на мгновение. Или два. Или три. Он коснулся боковой стороны моего лица, пальцы нежно ласкали мою кожу, прежде чем он погладил мои волосы. Я задрожала, когда он провёл языком по моим губам, нежно обводя их. И когда он просунул язык в мой рот, я потакала ему ещё мгновение, достаточно долго, чтобы почувствовать тёплый прилив энергии по коже и нервам до самых костей, а затем положила руку ему на грудь и легонько толкнула. Он остановился, отодвинувшись настолько, что его губы больше не были на моих. Я чувствовала его дыхание напротив моего рта, его лоб прижимался к моему, а его руки ослабли настолько, что я могла отстраниться, если бы захотела. – Теперь ты понимаешь, да? – прошептала я. – Почему мы не можем… почему я не могу забрать у тебя эти годы? – Ты ничего у меня не заберёшь, – ответил он. Это был самый раздражающий ответ, который я только могла себе представить, и я села обратно. Моё лицо исказилось от боли. – Я только что закончила говорить тебе… – Твой опыт не имеет никакого отношения к нам с тобой, – сказал он, – или мой возраст. Или твой возраст. – Давид забрал у меня эти годы, – сказала я. – Он убедил меня, что никто другой в мире никогда не полюбит меня, потому что я сломлена и повреждена. Что я должна выйти за него замуж, потому что он будет любить меня, несмотря ни на что. Я превратилась из подростка в жену. У меня не было шанса повзрослеть, и посмотри на меня сейчас, просто, блин… Чёрт! Он украл у меня эти годы, и я никогда не смогу их вернуть, и я не хочу так поступать ни с кем другим, никогда, ясно? Я не хочу красть эти годы у тебя. Чего бы я ни ожидала от него в ответ, он криво улыбнулся. – Я был взрослым дольше, чем ребёнком, – сказал он. Я открыла рот, потом закрыла его и нахмурилась. Он усмехнулся, покачал головой, глядя вниз. – К тому времени, когда меня выгнали из дома и я переехал к Эшли, я уже не был ребёнком. Мне было пятнадцать, но всё началось задолго до этого. Когда ты беспокоишься о таком дерьме, как где ты будешь жить, будет ли еда на столе и… Он остановился, затем покачал головой. – Эшли ушла в хорошие времена. Я имею в виду, настолько хорошие, насколько это вообще возможно. После её ухода им стало хуже. Это не её вина, очевидно, но… это была не её вина. Мой отец был… И снова он остановился, пытаясь подавить гнев в голосе. Я прикусила губу, моя рука потянулась к его руке под действием силы, которую я не могла контролировать. Мои пальцы коснулись тыльной стороны его руки, и через мгновение он повернул запястье ладонью вверх, чтобы сжать мою руку. – Он был дерьмом, – наконец сказал он, – не как Давид. Он не был… не знаю, достаточно умён, чтобы быть таким манипулятором. Но он был злым. Ленивым. Весь мир должен был быть у его ног, только тогда он имел право существовать. Правдой было то, что он был просто мусором. А моя мама никогда не должна была стать мамой. Она любила только себя. Когда ты говоришь, что Давид убедил тебя, что ты упала… я понимаю это. Есть вещи, которые я помню с детства, и я до сих пор не уверен, что они настоящие, и никогда, блин, не узнаю. И не хочу, блин, знать. Он поднял голову, взгляд был настолько твёрдым, что им можно было сломать. – Мне было десять, когда я узнал, как платить за коммунальные услуги. Одиннадцать, когда я начал использовать для этого свои собственные деньги, потому что отец надрал мне задницу, когда понял, что я каждый месяц пользуюсь его кредитной картой. Я считал дни до того момента, когда смогу уйти, и когда они наконец выгнали меня… хочешь знать почему? Я не знала, хотела или нет. – Это было потому, что я прогуливал школу, чтобы работать на углу. Чтобы у нас было достаточно денег на продукты. И только потому, что меня поймали за прогул, и школа устроила им разнос, так как это был уже третий раз на той неделе. Я сопротивлялся, и отец чуть не убил меня. Мама сказала, что у меня есть тридцать секунд, чтобы уйти, или она позволит ему столкнуть меня с балкона квартиры и рассказать всем, что я прыгнул сам. Он сделал паузу, не глядя на меня. – Думаю, я успел выскочить за дверь примерно за три секунды. Я вывихнул колено, пытаясь убежать от него, так что… Слов не было. Всё, что я могла сделать, это сжать его руку. Он сжал её в ответ, затем посмотрел мне прямо в глаза. – Я понимаю, почему ты беспокоишься. Чёрт, я мог бы даже согласиться с тобой, если бы у меня была нормальная жизнь. Но ты не можешь отключить эту часть себя, когда всё наладится. Я не могу вернуть те годы. Я пытался, вроде как, когда думал, что стану следующим большим событием, но всё, что мне удалось сделать, это стать таким же засранцем, каким были мои родители. Потому что я не знаю, как быть нормальным. Всё, что я могу сделать, это двигаться вперёд с тем, что у меня есть. А у меня есть много хорошего. Родители были бы потрясены, если бы увидели меня сейчас. У меня хорошая работа, у меня есть люди, которые мне дороги… Может, это и ненормально, но это чертовски хорошо. Его рука снова сжалась вокруг моей, как будто он пытался убедиться, что я слушаю, но я уже была полностью очарована его глазами. – Так что ты не сможешь украсть у меня эти годы, Кэти. Они уже прошли очень, очень давно. Это был не то чтобы идеальный ответ. В лучшем случае он был душераздирающим, в худшем – ужасающим. Он не решал многих проблем, которые я испытывала из-за того, что была с ним, хотя этот список становился всё меньше, поскольку Эшли больше не хотела быть моим другом. Но этого было достаточно. И я так устала. Я устала от борьбы, от постоянных пинков, когда я лежала на земле, от бесконечной спирали дерьма, которая, казалось, кружилась вокруг меня. Разве мне нельзя было быть эгоисткой? Разве мне не разрешалось уступать время от времени, делать что-то для себя, следовать тому, что подсказывало мне моё сердце? И я уступила. Его губы утешали меня; теперь была моя очередь поцеловать его демонов, обнять его и попытаться дать ему понять, что он очень нужен. Я касалась его груди, проводила пальцами по его шее, убирала волосы с его лица, а он целовал меня в ответ, ещё, ещё и ещё. – Пообещай мне кое-что, – пробормотал он, прижимаясь губами к моим губам. – Если я смогу это выполнить, – ответила я. Я почувствовала, как его губы дрогнули в улыбке. – Обещай, что ты целуешь меня, потому что хочешь этого. Не потому что ты расстроена, или тебе плохо от моего рассказа, или… Я настойчиво прижалась ртом к его губам, впитывая в себя все его страхи. – Я обещаю, – прошептала я, и это была абсолютная правда. Я тоже почувствовала эту улыбку и то, как ослабло напряжение в его плечах. Я почувствовала тихий вздох и прикосновение его рук, которые тянули меня и направляли, пока я не оказалась у него на коленях, ноги по обе стороны его бёдер. И он целовал меня снова и снова. На мгновение мне показалось, что в мире всё правильно, по крайней мере, в том маленьком пространстве, которое занимали мы с Дани. Его руки блуждали по моему телу, исследуя изгибы целенаправленно и в то же время с наслаждением. Я держала руки по обе стороны от его лица, прижимаясь к нему, когда он прикасался ко мне, целовал меня и утешал. Я теряла себя в ощущениях, забывала на мгновение о боли, разбитом сердце и стрессе. Всего на один удар сердца. Рука оказалась под моей рубашкой и тут же переместилась к лифчику. Когда он обхватил мою грудь, я почувствовала, как она подрагивает, возбуждение дало о себе знать, когда он прикоснулся ко мне. Я не могла сдержать себя, чтобы не сдвинуться, позволяя растущей выпуклости прижаться к стыку моих бёдер, почти дразня себя, думая о том, как хорошо будет чувствовать себя прижатой к чему-то более… внушительному. Он застонал, и его выпуклость увеличилась, как и моя потребность почувствовать её. Он просунул руку под мой лифчик, потрогал пирсинг на соске и провёл подушечкой большого пальца по затвердевшему узлу. Это было чувствительное место, о чём он, очевидно, знал; потребность забурлила в моём теле, и я заскулила, прижавшись к его рту. – Кэт, – вздохнул он. – Я хочу тебя, Дани, – пробормотала я, и то, как его смех вибрировал во мне, было самым сексуальным, что я когда-либо слышала. Это длилось недолго. Смех перешёл в горловой звук, когда я позволила своим пальцам пройтись по его груди и животу, переместившись на его коленях настолько, что смогла взяться за пуговицу его джинсов. Мне удалось расстегнуть их, прежде чем он отвёл мои руки, чтобы снять мою рубашку через голову. Прежде чем я смогла продолжить работу над его брюками, он расстегнул мой лифчик, нетерпеливо спустил его с моих рук и остановился, чтобы посмотреть на мою грудь с выражением неоправданного благоговения. Я ждала, забавляясь, пока он не поднял на меня глаза. – Нет, нет, – сказала я, – не торопись. Не торопись. Он ухмыльнулся.