– Иди сюда. Судорога превратилась в улыбку, и он шагнул вперёд, обхватив меня руками, а я притянула его к себе, чтобы обнять. Под теплом его тела я почувствовала, как с него стекает облегчение, как он тихонько вздохнул, когда напряжение спало. – У нас всё хорошо? – спросил он. – У нас всё хорошо, – ответила я. – По крайней мере, в этом. А вот бубен… Он фыркнул, но прежде чем он успел что-то сказать, нас прервал звук хихиканья двух восьмилетних детей в коридоре. Мы расступились и увидели Блэр и Леону, которые стояли и ухмылялись. – Привет, дядя Дани, – громко сказала Леона. – Э… привет? – ответил он, смутившись. Они уставились на него, потом снова захихикали. – Точно, – сказала я, – Блэр, ты готова? – Да, мам. Она направилась к двери, потом остановилась и бросилась через гостиную. Дани едва успел разжать руки, как она уже обнимала его. – Спасибо, – прошептала она достаточно громко, чтобы я услышала, и в моей груди снова зародился странный трепет. Глава 8 Следующие несколько недель не были адом, но они были очень близки к этому. Единственным спасением было то, что я работала шесть дней в неделю, плюс брала сверхурочные часы, где только могла, так что это означало, что я немного отдохнула от звуков моей красивой, талантливой, решительной дочери, играющей на своём тамбурине в любое время суток. Она любила эту чёртову штуку. Обожала. Если бы я позволила ей, она бы, наверное, спала с ним, как с плюшевым мишкой. До школы она играла на своём бубне, после школы играла на своём бубне, а когда наступало время сна, было трудно заставить её отказаться от этой чёртовой штуки. Всё в моей жизни происходило в такт бубну: мытьё посуды стало упражнением в ритме, я подметала, швабрила и убирала в такт постоянно звучащей тинтиннабуляции, и даже сходить в туалет стало музыкальным номером. Конечно, работа в дополнительное время означала, что я на один день в неделю меньше буду заниматься всеми остальными вещами, о которых я должна была заботиться в своей жизни. Случайные вечера с Эшли сокращались по мере того, как усталость и обязанности начинали брать верх. Спасением было то, что Джон Стивенсон с энтузиазмом согласился, чтобы Блэр играла на тамбурине на их концерте, поэтому она проводила больше времени в студии, занимаясь и даже выступая с оркестром Stivenson Family Jug Band. Артур договорился, чтобы в эти дни он забирал девочек из школы и проводил «официальные» уроки игры на гитаре с Леоной, пока Блэр репетировала, а это означало, что я могла взять несколько дополнительных часов то тут, то там. В какой-то степени я гордилась тем, как хорошо скрывала стресс, через который проходила. Это давало мне чувство уверенности в себе, несмотря на то, что я во многом полагалась на помощь других людей. Но каждый час работы приближал меня к званию мамы года в категории «Обеспечение предметов первой необходимости и рождественских подарков без обращения за помощью к своему бывшему». Это было уже кое-что. Но иллюзия, что я хорошо справлялась со всем этим, рухнула в субботу вечером после работы. Эшли сказала, что Стивенсоны хотят, чтобы Блэр выступила с ними на каком-то общественном мероприятии, а девочки хотели после этого устроить ночёвку, и не буду ли я возражать, если они будут ночевать у Артура, чтобы Леона могла почувствовать, что её комната – это её комната? И это имело смысл, так что я, конечно, согласилась. Когда я вернулась домой с работы, Дани сидел у меня на пороге. – Что ты здесь делаешь? – спросила я, захлопывая дверь машины. – Принёс тебе еду. Рядом с ним на ступеньке стояли две большие сумки. Я посмотрела на них, потом на него и подняла брови. – Зачем? – Потому что тебе нужна ночь для себя, – сказал он. – Вот почему Эшли решила, что у девочек будет ночёвка. Она знает, что ты вкалываешь как проклятая, но никогда не попросишь перерыва. Поэтому она решила, что у тебя будет перерыв, а я сказал, что принесу для тебя ужин. Я посмотрела на переполненные сумки, проходя мимо него, чтобы отпереть дверь. – Как ты думаешь, сколько я ем? Он последовал за мной в дом, застряв, когда я остановилась, чтобы положить свою сумку и снять рабочие ботинки. – Ну, я был довольно голоден, так что… – Ты же сказал, что это будет время в одиночестве? – поддразнила я. Он усмехнулся. – Нет, я собирался взять немного на дорогу, но если ты предлагаешь… – Не позволяй мне испортить твою дикую и безумную ночь, – сказала я, выпрямляясь и ставя туфли на коврик, – кроме того, я не принимала душ. Ты потратишь массу времени, дожидаясь меня. И всё же я не хочу, чтобы тебе пришлось терпеть мой вонючий запах после работы. Так как мой дом был устроен довольно странно, вход был тесным. Его ширины едва хватало, чтобы Блэр могла протиснуться, если бы мы вошли в дом одновременно. Это означало, что у такого высокого и рослого мужчины, как Дани, не было шансов протиснуться мимо моей задницы. Эту проблему можно было бы легко решить, если бы я сделала что-нибудь разумное, например, отодвинулась, но, когда Дани поймал мой взгляд и наклонился вперёд, всякое подобие мысли просто… остановилось. На его лице появилась полуухмылка, а тёмные глаза, казалось, сверкали. Прежде чем я успела отреагировать, его лицо оказалось напротив моего, и я услышала, как он вдыхает. – Ты не плохо пахнешь, – сказал он, его голос был низким, – это похоже на… цветочные… свечи? Я почти задрожала, но закатила глаза и хлопнула его по плечу. – Похоже на то, будто я работаю в свечной компании или что-то в этом роде, да? И прекрати нюхать меня, ты, гад! Он разразился смехом и отстранился. – Иди делай то, что должна. Я приготовлю ужин, а потом, если ты захочешь меня выгнать, я уйду. – Не уходи, – сказала я, даже не подумав о том, как это прозвучит. – Побудь со мной. Я не знала, как назвать выражение его лица, но оно мне понравилось. Пока Дани разбирался с ужином, я быстро приняла душ. У меня оставалось достаточно времени, чтобы всё обдумать. Поразмышлять о том, как я чувствовала, что не заслуживаю такой доброты. Как мне стыдно, что все заметили то, что, как мне казалось, я хорошо скрывала. Как легко меня уговорили разрешить ему остаться, и как я была рада, что он этого захотел. Знаете, просто стандартные размышления, которые стали частью моей личности после многих лет общения с бывшим, который, казалось, требовал этого. Ничего необычного. Когда я закончила, я раздумывала над тем, чтобы надеть джинсы и красивый топ, но решила надеть старый серый свитер и удобные леггинсы. На кого я пытаюсь произвести впечатление? Внизу был только Дани. И после того, как я оставила Давида и его «Правила гардероба для правильной жены», я поклялась, что в следующий раз я оденусь для мужчины, когда меня положат в гроб, чтобы увидеть Иисуса. А если я очень-очень захочу впечатлить кого-то, то это будет мой выбор, а не чей-то ещё. Дело в том, что мой наряд был одновременно благословением и проклятием, когда я спустилась вниз и пошла на кухню. Проклятием было то, что я была почти ослеплена мужчиной на моей кухне. Когда я поднялась наверх, чтобы принять душ, я оставил Дани – молодого Даника, младшего брата Эшли, весёлого дядю и лучшего друга моего ребёнка, заметно младше меня – на кухне, чтобы накрыть на стол и приготовить китайскую еду, которую он принёс на ужин. Когда я вернулась, я увидела… ну. Мой наряд был благословением, потому что это всё ещё был Дани, стоящий на моей кухне, но это был Дани в том виде, в котором я не должна была его увидеть. Не знаю, почему именно в тот момент меня осенило. Возможно, дело было в контексте: мы и раньше оставались наедине, но не… не так. Не для того, чтобы поужинать, пообщаться и… ну, вы понимаете.