По всему югу Новороссии шло шевеление. Русские войска готовились к большому наступлению. В начале апреля на Буг прибыл большой кортеж из двух десятков карет и повозок. Главнокомандующий всеми южными военными силами, президент военной коллегии, генерал-фельдмаршал и князь Таврический Потемкин Григорий Александрович производил инспектирование. – Ваша светлость, войска Бугской пограничной линии в парадных расчетах построены! Доложился командующий линией генерал-майор Кутузов! Разрешите начать прохождение войск? Михаил Илларионович уже приготовился было продублировать команду князя к началу парада, но Потемкин его остановил: – Подождите пока с парадом, генерал! А ну-ка, подайте мне сюда высочайший рескрипт! – обернувшись, сказал он своей свите. – В стоящих передо мной доблестных частях сих пограничных войск есть и батальон, принимавший участие в недавней славной баталии на Кинбурнской косе. – Генерал-фельдмаршал оглядел все выстроившиеся перед ним войсковые коробки и остановил свой взгляд на той, где застыли в строю солдаты в зеленых егерских мундирах. – Указом государыни императрицы всероссийской Екатерины Алексеевны орденом Святого равноапостольного князя Владимира четвертой степени за военные отличия при отражении турецкого десанта под Кинбурном награждается командир отельного особого батальона егерей подполковник Егоров Алексей Петрович! Носи с честью сию награду, Егоров, заслужил! – Потемкин самолично прикрепил к доломану Лешки яркий бант с красным крестом. – К месту бы тут и полковничий горжет был. Ну да выслужишь еще, слышал я, что неймется тебе побыстрее на Очаков идти? – Так точно, ваше сиятельство, хочу побыстрее на его стены подняться во славу государыни императрицы! Невмочь уже столько времени наступления ждать! – нахально глядя в глаза всесильному Потемкину, прокричал Лешка. И, не дожидаясь реакции фельдмаршала, резко бросил ладонь к козырьку каски. – Благодарю покорно, ваше сиятельство! Служу России и матушке императрице! Разворот, три строевых чеканных шага при отходе, а потом бегом в голову батальонного строя. – Вот ведь стервец! Хоро-ош! – то ли осуждая, то ли, напротив, одобряя, протянул Потемкин, глядя ему вслед. – И ведь взойдет на эти стены, чай, не в первой ему! Ну да ладно. Следующий! – и протянул руку за новым свитком. – Этим же указом военным орденом Святого Великомученика и Победоносца Георгия четвертой степени за военные отличия при отражении турецкого десанта под Кинбурном награждается заместитель командира отельного особого батальона егерей Живан Милорадович, а по батюшке Николаевич! С присвоением ему следующего чина Табеля о рангах – премьер-майор! Не ожидавший этого Живан замер на своем месте в строю и выскочил для награждения уже только после тычка Гусева. – Сим орденом награждается еще и подпоручик Самойлов Николай Александрович с присвоением ему звания капитан-поручик! Опять последовала заминка, и князь, грозно нахмурившись, повторился: – Награждается подпоручик Самойлов! Припадая на раненую ногу, к нему неспешно вышел молодой офицер. – Молодец племянник, не подвел меня и родителей своих не опозорил! – довольно улыбаясь, проговорил Григорий Александрович, прикалывая к доломану егеря серебряный крест на георгиевской ленте. – Носи с гордостью и с подобающей честью сию высокую награду! – Благодарю покорно, ваше сиятельство! Служу России и матушке императрице! – гаркнул, развернувшись, Самойлов и похромал в строй. «Что-то большой радости у Кольки не видно, странно», – подумал Лешка и отогнал в сторону мысли. Торжественная часть чествования батальона волкодавов продолжалась. – Приказом по Днепровской армии все офицеры и нижние чины отличившихся воинских частей в сражении на Кинбурнской косе получат особые премиальные. В честь сей баталии государыней нашей была учреждена особая медаль – «За победу при Кинбурне» – для награждения ею нижних чинов. Из двадцати отчеканенных медалей четыре определены в особый отдельный батальон егерей. По представлению командующего в битве нашими войсками генерал-аншефа Суворова Александра Васильевича сии награды должны вручаться наиболее отличившимся нижним чинам по выбору самих солдат. Все обер-офицеры батальона получают повышение в чине. Отдельным приказом по военной коллегии при батальоне создается новая учебная рота для подготовки нижних чинов в овладении ими особой егерской наукой. Ну, вроде бы пока все, – усмехнулся Потемкин. – И так вон сколько всего вам приятного за сегодняшний день выпало! Надеюсь совсем скоро увидеть всех вас в большом деле, егеря, где вы вновь покажете себя настоящими героями. – Благодарим покорно, ваша светлость! – рявкнуло семь сотен глоток. Алексей вышел из строя и, развернувшись к нему лицом, громко выкрикнул: – Матушке государыне нашей императрице, России и светлому князю Таврическому наше трехкратное… – Ура! Ура! Ура-а-а-а-а! – прогремело на плацу. – Эх, а вот парадной выправки у егерей все же маловато будет, – проворчал генерал-поручик Гудович так, чтобы его услышал и стоящий радом князь Потемкин. – Надобно Михаилу Илларионовичу указать на небрежение, все же это как-никак солдаты строем идут, а не крестьяне с барских полей. – Оставьте, Иван Васильевич, – махнул рукой главнокомандующий. – Это все боевые части, их дело – кровь проливать, а для парадных расчетов у нас и другие найдутся. * * * Алексей, сидя у двух горевших свечей, в который раз уже перечитывал письмо из дома. Катарина скучала, да и как ей было не скучать там, в провинциальной России, вдали от всего привычного и своего? Дети росли. Старшие носились на улице вместе с дворовыми ребятами, а младший вот только-только начал уверенно ходить. Илья недавно пришел с разбитым носом и ни в какую не захотел признаваться, с кем он подрался. Настя занимается науками гораздо прилежнее своего старшего брата и уже пытается болтать на французском и немецком языках. Очень сильно в воспитании детей и вообще в присмотре за ними помогает Анна Петровна. Она вот уже год как совсем переехала в поместье из Козельска, чему Катарина безмерно рада. Дядьки-ветераны пытаются постоянно ей давать отчеты по хозяйству, но так как она в этом не сильна, то разбираться со всеми этими отчетами придется уже самому Алексею. Очень беспокоит Курт, он так и не пришел в себя после смерти Варвары, замкнулся и большую часть времени проводит в своей мастерской. А в остальном все у них ладно. Вот только очень-очень скучают по мужу и папе… Негромкий стук в дверь вернул Алексея в этот мир из того, где он был только что рядом со своими близкими. – Господин подполковник, разрешите? – На пороге стоял Самойлов. – Заходите, Николай. Плащ свой сюда вешайте, – Лешка показал на набитые в стене гвозди. – У меня чай уже закипает, так что вы вовремя, проходите к столу, сейчас вместе чаевничать будем. Теща пирог с рыбой испекла. Вы, сударь, любите пироги? – Да я сытый, Алексей Петрович, не извольте беспокоиться, – все мялся у порога молодой офицер. – Капитан-поручик! – повысил голос Егоров. – А ну-ка быстро к столу! – притворно нахмурившись, рявкнул Лешка. – Все бы ему перечить старшим. Ох уж мне эти господа гвардейцы! Самойлов быстро подскочил к скамейке и мигом уселся на указанное ему подполковником место. – Не-не-не, я, ваше высокоблагородие, дисциплину блюду. Как скажете! Я уже у стола! – Ну, вот, то-то же, – улыбнулся хозяин дома. – Минуту подождите, сейчас кипяток налью. Может, вы со сладким, с вареньем или медом предпочитаете чай? Теща у меня прекрасное абрикосовое варенье в прошлом году сварила, – и загремел, переставляя горшочки в большом деревянном шкафу. – Алексей Петрович, да я поговорить к вам только, – пробормотал смущенно Николай. – Мне очень нужно. – Ну, вот, чай попьем, пару кусочков пирога откушаете, голубчик, вот тогда и поговорим, – с усмешкой сказал командир батальона. – Какие же могут быть разговоры, да на пустое брюхо? Давайте-давайте, ешьте, господин капитан-поручик, для молодого это вовсе даже и не еда, а так, одна лишь забава. – В горло не лезет, не могу я, пока не объяснюсь, – мотнул головой Николай. – Позвольте мне, ваше высокоблагородие? – Ну, если совсем не лезет, так чего уж, тогда давай, – вздохнул Егоров. – Что там у тебя стряслось, Николай? – Господин подполковник, я считаю свое кавалерство и представление к новому чину незаслуженным. – Самойлов попробовал было вскочить со скамейки, но плюхнулся обратно на свое место после грозного кивка командира. – Поясни-ка, что ты имел в виду? – Алексей, откинувшись на спинку своего массивного дубового стула, пристально вглядывался в глаза молодого офицера. – Там, под Кинбурном, где мы весь день бились с турками, были офицеры, которые гораздо больше моего заслужили этот крест, – медленно проговорил Самойлов. – И проку от их командования было больше, и геройством своим они меня превзошли, и старше, гораздо опытнее меня, а вот же кавалерство мне только досталось. Да и чин этот, через ступень полученный, тоже меня тяготит. Вот как мне в глаза вам и всем другим теперь смотреть? Все ведь в один голос скажут, что племянник у знатного дядюшки все эти отличия для себя выпросил. – А ты с Григорием Александровичем-то сам об этом говорил? – с усмешкой спросил Егоров. – Да разве же с ним можно разговаривать? – вздохнул Самойлов. – Подзатыльник мне дал и дураком еще обозвал. Собирайся, говорит, обратно в свой гвардейский полк поедешь. Отпуск возьмешь, подлечишься немного, через годик с капитанством роту получишь, а там совсем немного – и штаб-офицерский чин уже не за горами. У тебя теперь, дескать, такой послужной список имеется, что к тридцати годам можно смело в полковники выходить. – Ну а ты что? – Алексей внимательно слушал молодого офицера. – А что я? – пожал тот плечами. – Не хочу я в гвардию, господин подполковник, во всяком случае пока. Здесь вот война настоящая идет, а не там в столице. Через месяц, не более, наш батальон вместе со всей армией на Очаков пойдет. А как же рота, как же солдаты там без меня? Да на кого я их оставлю? На унтера-недоросля, прибывшего из поместья?! – Ну, ты это, на недорослей-то не очень напирай! – рассмеялся Егоров. – Я ведь и сам точно таким же семнадцать лет назад перед Кагулом в войска из батюшкиного поместья приехал. – Ваше высокоблагородие, господин подполковник! – воскликнул Самойлов. – Да вы что, я вас вообще не имел в виду. Да это я так, просто, к слову пришлось. Простите дурака великодушно! – Да понял я, понял, шучу! – махнул рукой, рассмеявшись, Алексей. – А если хочешь, то и серьезно тебе скажу. Знаешь, Николай, еще год и даже, наверное, всего полгода назад я бы точно сказал, что все тобою сегодня полученное – и правда не по заслугам. Да, ты, конечно, молод, и есть офицеры, которые достойны высокой награды никак не меньше. Но и тебе теперь краснеть совсем даже не за что. Этот Георгиевский крест твоей собственной кровью заработан, и геройство свое ты проявил в бою не менее всех других. А то, что отмечен был так высоко, ну так что же с того? Это хорошо и для тебя, и для того воинского подразделения, в котором ты сейчас служишь. Вообще-то все ордена лично от государыни императрицы достойным офицерам жалуются, а вовсе даже не от князя Потемкина, каким бы их светлость и ни был великим человеком. Так что нечего мне тут крамолу разводить, заслуженно – незаслуженно. Заслуженно, Николай, вполне себе даже заслуженно! И ходатайство на твое кавалерство я же сам лично и писал. Да-а, а что ты сейчас так глазами хлопаешь?! Писал, потому как посчитал достойным отметить тебя за твою геройскую доблесть и отвагу. Правда, вместе с тобой я и еще за семерых своих офицеров ходатайствовал, а дали «Георгиев» только вам двоим: тебе да Милорадовичу. Ну, что сказать, значит, там, наверху, виднее. По поводу получения чина выше через ступень – тут тоже все просто. Вообще, гвардейский чин – он завсегда по своему статусу был выше общеармейского. А то, что вы с Радованом при поступлении к нам в батальон все при тех же подпоручиках остались, так это, считай, мы сейчас и поправили. А тебе еще и плюсом следующий чин за орденское кавалерство прибавился. Так что тут тоже все вполне честно. Но самое важное для меня, Николай, – это то, что ты самым что ни на есть настоящим, боевым офицером теперь стал. Уважающим и ценящим не только себя, но и своего подчиненного, простого русского солдата. Вот ты даже уйдешь со временем на гвардейскую службу в столицу, подлечишь там ногу и снова на балах щеголять будешь, а ведь все равно человеком останешься, а не той, прости меня за грубое сравнение, пустой бестолочью. Помяни мое слово, капитан-поручик Самойлов, придет время – и гвардии еще предстоит, как при царе-батюшке Петре, покрыть великой славой свое имя на полях сражений. И кровь ей придется изрядно пролить в бою с врагом, сражаясь за Родину. И очень хорошо, что ей будут командовать вот такие молодцы, как ты! А рад, что все это не зря! Так, а вот теперь ешь давай! – Алексей кивнул на лежащий перед Николаем кусок пирога. – Сейчас я тебе еще чая горячего подолью. Остыл, небось, пока мы тут с тобой разговаривали? * * * Начиная с середины апреля, как только просохли степные дороги, к Бугу начали подходить пехотные и конные полки, отдельные гренадерские батальоны и артиллерийские батареи. Понтонные команды, строительные роты и батальон пионеров подтягивали к реке свое громоздкое хозяйство. Из морского лимана в реку зашла новопостроенная русская днепровская малоразмерная флотилия под командованием контр-адмиралов Джонсона и Нассау-Зигена. Войска изготовились к форсированию Буга и к походу на Очаков. Наконец 24 мая 1788 года приказ о наступлении был ими получен. Заключение Заканчивая первую русско-турецкую войну 1768–1774 годов и подписывая Кючук-Кайнарджийский мир, стороны прекрасно понимали, что противостояние между двумя империями только лишь начинается. После заключения этого мира обе державы сразу же начали готовиться к новой войне. Российская империя, используя это мирное десятилетие, проводила глубокие преобразования в стране и активно реформировалась. Она перевооружала армию, укрепляла свои южные рубежи и строила новый, мощный Черноморский флот. Кроме кораблей и новых полков, Екатерина II остро нуждалась в союзниках. Взор Санкт-Петербурга вновь обратился к славящейся своей изменчивостью Австрии, что было вполне логично, ведь Вена была всегда враждебна к Оттоманской империи. В 1780 году при путешествии по своим западным землям государыня в первый раз встретилась с императором Священной Римской империи Иосифом II. Позже он тайно прибыл в Москву, где между двумя державами был заключен союз, имевший явный антитурецкий характер. Из соображений секретности, а также из-за сложностей протокольного характера соглашение между странами не было оформлено письменно. Обе стороны лишь обменялись тогда декларирующими документами. Второй раз государи встретились весной 1787 года во время путешествия Екатерины II по своим новым южным владениям. Иосиф II взошел на галеру «Днепр» в районе Канева, и далее уже монархи продолжили путешествие совместно. На всем протяжении этого грандиозного путешествия, получившего говорящее название «Путь на пользу», они проводили смотры войск, воинских гарнизонов, а потом и молодого, только что построенного Черноморского флота. Несмотря на большую долю традиционной показухи и некоторой декоративности, объем титанической работы, проделанной под руководством генерал-губернатора Новороссии и всей его команды, впечатлил не только саму императрицу, но даже ее вовсе не отличавшихся сентиментальностью «западных партнеров и гостей». В долгой дороге в Тавриду случались не только лишь банкеты и увеселительные мероприятия. На южной окраине империи, под Кременчугом и Полтавой, были проведены грандиозные военные маневры с привлечением огромного количества войск. Перед высокой свитой была продемонстрирована их отменная выучка и боеспособность. Военные подразделения имели новую удобную форму и экипировку. Они были отлично вооружены и обучены. Многие из присутствующих в свите представителей иностранных держав, а по совместительству шпионов, дали об этих маневрах и участвовавших в них войсках свой самый лестный отзыв, заставивший на западе задуматься: а нужно ли вообще ссориться сейчас с Россией? Стоит ли говорить, что к такому столь масштабному событию, как поездка русской императрицы на юг, в бывшие владения Блистательной Порты, в самом Стамбуле отнеслись неравнодушно? Негодование от недавней утраты Крыма здесь никуда еще не улетучилось, а тут такая вот звонкая пощечина! Многочисленные западные посланники при султане без устали нашептывали «правильные советы», давали взятки и обещания о помощи и распаляли воинственные настроения в высшем государственном совете – Диване Высокой Порты. В июле 1787 года императрица Екатерина только возвратилась в Санкт-Петербург, а уже 5 августа Великий визирь Юсуф-Коджа вызвал к себе для «любезной» беседы русского посла Булгакова. Беседа их не задалась с самого начала. Не мудрствуя лукаво, визирь просто предъявил русской стороне ультиматум: отказаться от Крыма в пользу Блистательной Порты, аннулировать все ранее заключенные русско-турецкие договоры и отказаться от покровительства Грузии. Не успел еще Булгаков сформулировать какой-либо ответ на такие неуемные требования, как был арестован и препровожден в Семибашенный замок. 12 августа султан Османской империи Абдул-Хамид I объявил России войну. Турецкое командование с его многочисленными западными советниками планировало начать войну со стремительного удара в районе Днепровского лимана силами своего многочисленного флота и сухопутной Очаковской группировки. Самой первой должна была пасть русская крепость Кинбурн, которая запирала лиман с русской стороны. Это позволило бы туркам заблокировать выход в открытое море тех кораблей, которые были построены на верфях Херсона, и не дало бы России возможность увеличить силы своего Черноморского флота. Затем, после взятия Кинбурна, предполагалось уничтожить и сам Херсон. А вот после этого, пользуясь уже достигнутым господством на море османского флота, предполагалось высадить в Крыму десант, захватить полуостров и назначить там нового, лояльного Турции хана. Слабой стороной этого плана было то, что османское командование не знало об уже заключенном русско-австрийском союзном договоре и о начале развертывания на своей границе австрийских войск. Русское командование также планировало ведение активных наступательных действий. Екатеринославская армия под командованием генерал-фельдмаршала князя Потемкина-Таврического, насчитывающая около восьмидесяти тысяч солдат, должна была наступать от Ольвиополя через Буг на Очаков. Ей ставилась задача захватить его, а уже затем двигаться к Дунаю и взять там крепость Бендеры. Черноморский флот должен был содействовать армии в осаде Очаковской крепости, а также не допустить высадки турецкого десанта в Крым. Кроме того ему ставилась задача навязать османскому флоту борьбу за господство на море и не допустить по нему свободное судоходство неприятеля. Турки начали воплощать свой план раньше. 13 августа их эскадра атаковала два русских судна, стоявших возле Кинбурна, и заставила их отступить вглубь лимана. Весь сентябрь многочисленный османский флот обстреливал из орудий Кинбурнскую крепость, а первого октября под прикрытием артиллерийского огня началась высадка десанта. Основной десант, насчитывавший около шести тысяч человек, был высажен на оконечности косы в двух верстах от самой крепости, а вспомогательный – в глубине лимана у деревни Биенка. Александр Васильевич Суворов, командующий русскими войсками, приказал не мешать высадке турок у Кинбурна и со словами «Пусть все вылезут» направился в гарнизонную церковь на службу. Турки спокойно высадились на косе и принялись рыть поперек нее окопы. К середине дня вся она была перекопана пятнадцатью траншеями. Турецкая же эскадра выстроилась в линию вдоль косы, готовясь ударить по выступающим из крепости русским колоннам. К пятнадцати часам неприятель приблизился к крепости вплотную, в этот момент Суворов вывел из крепости 1 500 солдат Орловского и Шлиссельбургского пехотных полков и самолично повел их в атаку. В ходе ожесточенного боя турки были выбиты из десяти траншей, однако фланговый огонь их кораблей нанес тяжелые потери русским. При этом сам командующий был ранен картечью в бок. Русские войска были вынуждены отступить обратно к своей крепости. В этот момент неожиданно турецкие суда были атакованы галерой «Десна», единственным русским судном, бывшим в районе Кинбурна. Порядок расположения османской эскадры сломался, несколько кораблей подошли вплотную к крепости и были потоплены огнем ее орудий. Воспользовавшись удобным моментом и тем, что уже начало смеркаться, Суворов, несмотря на полученную рану, выстроил свои усиленные подошедшим подкреплением войска перед крепостью и решительно атаковал неприятеля. Пехота прорывалась через траншеи, а казаки с легкоконной кавалерией обошли турок по мелководью и ударили им во фланг и в тыл. Турки, понимая, что им отступать некуда, сопротивлялись яростно. Под Суворовым были убиты две лошади, а сам он получил ранение в руку пулей навылет. Каждую траншею приходилось брать с ожесточенным боем. Русские полковые пушки разили неприятеля в упор картечью. К полуночи турки были окончательно разбиты. Многие из них пытались спасись вплавь, но только лишь пяти сотням удалось достигнуть своих судов. Еще немалое число их спряталось за возведенным ранее на оконечности косы эстакадом и в камышах на мелководье. Утром с ними всеми покончили казаки. Пленных не брали.