Наступает ночь. Включается подсветка. Инфернально красный. Музыка становится громче. Мир становится импрессионистским. Двигаться становится сложнее. Будто они не в реальности, а только во впечатлении от реальности. Он пробирается сквозь толпу и на секунду видит девушку в белом платье и с косичкой. Где-то в груди приятное чувство узнавания, которое бывает, когда в час пик видишь кого-то знакомого. – Ливчук! Ливчук! – он машет ей, но она не откликается. Разговаривает с какой-то блондинкой. И он вспоминает, что Ливчук уже давно нет. Что он сам выбирал ей могильный камень и ставил свечку на аватарку. Сознание еще держит ее образ, он по привычке узнает ее в ком-то другом. Смерть – это лишь переход из реального в воображаемое. Он вспоминает о своей Миссии и наконец-то догоняет суетливую барышню. – Подожди! Подожди! Я тебя знаю! Марго не реагирует, потому что здесь ее никто знать по определению не может. – Олеся Ливчук. Последняя вечеринка «Мяса». Вы были там? Что с ней на самом деле случилось? Марго останавливается как вкопанная. Медленно оборачивается к нему. Он кажется таким яростным, но каким-то по-детски яростным. Марго тысячи раз представляла множество людей на его месте: Глеба со вспухшими венами на висках, какое-нибудь квадратное лицо полицейского или судьи, лицо матери Олеси, опухшее и заплаканное. Тайно Марго желала возможности сознаться, и вот наконец-то она появилась. – Спроси у Глеба Фадеева. * * * Ох, он был счастлив. Есть же все-таки та высшая точка удовольствия, когда его идея воплощается в жизнь. Когда ад, который существовал в его голове, начинает оживать и затягивать туда все больше людей. В такие моменты ощущаешь себя едва ли не Богом, поражаясь, насколько материальна мысль. Он салютует уже почерневшему небу. – Спасибо, волшебное Бали. Спасибо за такой шанс. Спасибо за все. Его детская обида за все те страдания наконец-то уходит, замещается искренним, святейшим чувством благодарности. Бали кажется милым и ласковым божеством, порой суровым и жестоким, но всегда справедливым. Его наказания были из любви, страстные удары плеткой – чтобы усилить удовольствие. Разумеется, внутри него гнездилась тоска, но тоска эта была исключительно правильной. Он расстанется с «Мясом» как надо. Ему не страшно их отпускать. Он давно уже потерял себя в других людях и наконец-то начинает собирать себя по кусочкам. Он знал, что первое время будет страшно, он станет по привычке искать Марго и ее заменителей, но у него есть Иоланта. И самое потрясающее в Иоланте – она беспомощна. Наконец-то он почувствует себя спасателем. Вот его форма искупления за все годы, когда он манипулировал остальными. Не из выгоды. Нет-нет. Если бы не он, выглядел бы Сева так? Играл бы Леша свою музыку? Была бы работа у Марго? Нет. Его манипуляции были подарком, уникальным шансом и возможностью реализовать себя. Но так бывает, что из человека пропадает весь потенциал, а старые техники только калечат. Это и произошло. Нужно двигаться дальше. Развиваться дальше. Он прогуливается по экспозиции ада, ожидая, когда Иоланта отойдет от Гуру. Да, сейчас нужно быть осторожным, но он готов подождать. Скоро он ее заберет. Он ее спасет. Определенно спасет. Тело на пуфике извивается, лениво, словно медуза. Молодая девушка. Расширенные зрачки и открытые, блестящие от слюны губы. Он вспоминает. Он вспоминает. – Кто принес на тусовку кетамин? – орет Марго. – Кошачий кайф… Тут в любой аптеке вырубить можно, – суетливо отвечает он, отчетливее и отчетливее чувствуя наступающий трип. Оставив испуганную Марго позади, он начинает пробираться сквозь лес обдолбанных тел. – Кто я? Кто я?! – жутким, демоническим голосом кричит один из парней, рассматривая собственные руки. Они не понимают, что происходит. Кто они и где находятся. Один Глеб знал правду. Кетамин пронес он. Эта идея принадлежала ему, но никто не должен был знать об этом. Февраль. Асфальт. Шутка. Это была шутка? Манипуляция? Что это было? – Ты принял? – спрашивает его кто-то. Может, Сева, может, Марго, может, статуя Светозара. – Ты что-то принимал? Скажи? – Я взял Бали и положил его под язык, – шепчет Глеб. – Это все магия Бали. Эффект Бали. Здесь ЛСД в составе кислорода, тут по-другому нельзя. Время качается рывками, будто соитие. Один пласт времени насилует другой. Это был уголок перед туалетом. Губы у нее были блестящие. Капала слюна. – Ты это сделал? – Кто его спрашивает? Кто это? В его голове – акт терроризма. Все эти люди – они умирают. Умирают, как когда-то умерла она. Все сейчас умирают. Каждый. Каждый. Все. – В этом не было моей вины, честно, я не знаю, я просто сглупил, тогда я не делал этого намеренно… Я случайно перепутал кислоту и кетамин. Я был пьян тогда. Она ничего не поняла. А потом все это случилось… – И изнасиловал ее случайно? Кто его спрашивает? Где он? В пирамиде? В Москве? На Бали? Где он? Одно время трахает другое. Новогодняя вечеринка и сейчас. Два воспоминания совокупляются. Насилуют друг друга. – Ты пытался ее остановить? – Нет. – Ты ненавидишь себя за это? Демоны. Глазастые демоны, с его глазами, которые достались ему от папы, которого он никогда не видел. Это все демоны с ним говорили. Среди фальшивых демонов, красных горящий огней она пробегает мимо него. Белое платье шлейфом скрывается за лестницей. В этот момент он срывается за ней. – Подожди! – кричит он. Быстро поднимаясь по лестнице, он выходит на крышу, вид с которой открывается на рисовые поля. С другой стороны океан. Но кажется, что всюду асфальт. – Глеб! Он оборачивается. Она стоит позади и улыбается. – Не уходи, – умоляюще говорит он, пытаясь подойти ближе. Она тут же делает пару шагов назад. – Не приближайся, Глеб. Никогда не приближайся ко мне, – внезапно она начинает плакать. Он размазан. Каждое действие лишено смысла. Это не его тело. Это не он. – Что мне сделать? – Ты до сих пор ничего не понимаешь. Ты просто бесполезный, – истошно кричит она и бросается прочь. Глеб кидается за ней, но тут же теряет из виду, врезавшись в одного из тусующихся сектантов. – Смотри, куда летишь! – Благо дарю… – произносит сектант. Глеб снова оказывается в толпе лежащих на поляне людей. Вдруг он вновь замечает ее. Теперь уже она бежит в сторону пустого пляжа. Шум волн отдается глубокой вибрацией, все звуки он ощущает в тысячу раз ярче обычного. Становится все страшнее, но что-то подсказывает ему: нужно продолжать бежать за ней. Так он и делает. Буквально перепрыгивая через каждого, кто под воздействием кетамина валяется без памяти на земле, он идет к своей воображаемой цели. На пляже темно. Огни вечеринки позади, видно лишь тени от прожекторов, подсвечивающих виллу. Он помнит, как тонул. Океан его звал, пробирал, как сейчас. Всюду костры. Черти. Он умер или умирает? Пройти через костер? Нет. Обогнуть. Это ее платье? Или белая пена? Красный и синий фонарики маячат вдали. Марго с ними поговорит. Она его спасет. Она умеет договариваться. Оказавшись посреди пляжа, он остановился, пытаясь восстановить дыхание. Было тяжело, ноги подкашивались. Взглянул на небо, и у него закружилась голова. Звезды снова соединялись золотыми нитями в созвездия, все мерцало, словно вспышки фотокамер, а он был звездой, настигнутой папарацци в нетрезвом виде. Ему стало стыдно за самого себя. – Как ощущения, Глебушка? Он обернулся. Она со зловещей улыбкой наблюдала за ним. – Остановись. Умоляю, просто стой тут, – он медленно опустился на колени. – С чего бы это? Тогда ты особо не переживал за меня… – Я не хочу, чтобы это вновь повторилось. – Что повторилось? О чем ты? Все уже давно произошло. Глеб молча смотрел на нее, пока она продолжала говорить. – Ты, Глебушка, вовсе не любимчик Бога. Ты неудачник, и вторых шансов тебе не дают. Признай это и живи дальше.