Но, как бы ей ни хотелось это отрицать, в этот раз все было совершенно иначе. Она почему-то так чувствовала. И что в нем такого? Обычный парень. Они едва знакомы. Но… Иоланта верила, что настоящая любовь заключается не в любви к человеку, а в любви к атмосфере, которую пара создает вместе. Глеб окружал ее уютной легкостью и каким-то приятным, изысканным напряжением. Она не боялась его, а поводов опасаться мужчин у нее было предостаточно. Они соскочили с байка, и Глеб с довольным видом бросил рюкзак на холодный песок. Стал заботливо и как-то суетливо раскладывать полотенце. Иоланту это так забавляло. Он нервничал, это было заметно. – Так, и чем ты занимаешься? Работаешь где-то? – Служба доставки кармы, – с хищной улыбкой ответила она. Глеб расхохотался. – И я – очередной твой заказ? Она пожала плечами и села рядом. Он не касался ее, предоставляя выбор ей. – Вот именно. – И какая же у меня карма? Иоланта сделала вид, что задумалась. Ей нравилась эта игра. Она представила себя курьером, который навещает всяких мерзавцев, доставляет им коробки, а оттуда сыпятся горечь, обида, унижения. Как ящик Пандоры. Они начинают реветь, умолять о прощении, но карма бессердечна и справедлива. – Это ты мне скажи. Он смотрел на ночное небо. Через пару часов начнется рассвет. – Гуру сказал, что я держу своих друзей в рабстве. Но… Не знаю, правда, зачем рассказываю это тебе, но я почему-то так на них злюсь. Иоланта легла на землю и закрыла глаза, чтобы лучше слышать его голос. – Расскажи мне. Расскажи о своих друзьях. Он долго молчал. Из-за шума океана она едва слышала его дыхание. – Сева, иногда я думаю, что родился не в то время. От него даже пахнет старыми газетами. Когда мы учились в школе, он вел себя как типичный пионер, – Глеб хмыкнул. – Он заботлив, верен, но от этой заботы толка мало. Он всегда может вытащить меня из драки, но сам никогда не нападет. Живет осторожно и тихо, это меня в нем и бесит. – Он ковырялся пальцем в песке – лишь бы чем-то себя занять. – Марго – другой случай. Она боевая. Сильнее всех нас вместе взятых. Но в ней… столько яда. Мне кажется, она ужасно себя не любит, а любовь распространяет на остальных. А Леша… это Леша. Ему я завидую, – Глеб неожиданно пнул песок. – Да, черт возьми, я всем им завидую. Чертовски завидую. Почему только со мной Гуру так себя ведет? Почему только я попал на эту медитацию? Я видел их на вечеринке. Такие беспечные, сука, такие счастливые. А я как будто мучаюсь за них всех. Он нервно взъерошил волосы. Ну прямо мальчишка. – Ты просто злишься, что они позволяют себе то, что ты запрещаешь себе, – сказала Иоланта так, словно это было что-то само собой разумеющееся. Глеб обернулся к ней, посмотрел, шокированный. Иоланта оставалась спокойной, все так же лежала на песке. – Хочешь, я разложу твою обиду по полочкам? – спросила она невинно. Он был перед ней беззащитен и отдавал себе отчет, что уже передал ей много власти. – Ты хочешь, чтобы они страдали, как и ты, чтобы дали тебе сочувствия, потому что сам себе ты его дать не можешь. – Она произносила все эти слова так легко, даже не глядя ему в глаза. Будто говорила их уже сотни раз. – Но они не могут его дать, потому что не читают твоих мыслей. Никто не читает. – Она даже позволила себе засмеяться. – Ты хочешь их уничтожить и отомстить, разрушить их за простую обиду. И даже когда они дадут тебе то, что ты хочешь, обида в тебе будет сильнее. Они протянут руку, чтобы погладить тебя по голове, а ты ее откусишь. Она оказалась опаснее, чем он думал. – И что мне делать, Иоланта? – Либо мстить, либо оберегать. Беречь их от самого себя. – Это путь любви? – Смотря что ты считаешь любовью. – А что ты считаешь любовью? Она смеется. Бессердечная. – Любовь – это песок в зоне бикини. Он пытается тоже посмеяться, но выходит натянуто. – Что, прости? Она поднимается на локтях, их лица становятся ближе. – Хочешь, чтобы я ответила поэтичнее? Не могу. Коварная. Жестокая. Ему нравится. – Я так долго искала ответ на вопрос, что есть любовь… Когда меня мучили, я думала, это есть любовь. – Она наматывает прядь волос на палец. – Ведь мучают тех, кто тебя… цепляет? Человека, на которого тебе плевать, ты мучить не будешь. Верно? – Глеб задумывается, но кивает. – Потом я думала, что любовь – это когда тебя выбирают. Но, честно говоря, выбирают тебя всегда из эгоистичных побуждений. Да и я всегда ставила ультиматумы, чтобы меня выбирали при любых обстоятельствах, – признается она честно. – Я этому быстро научилась у наркотиков. Дать эйфорию такую, чтобы реальность просто покинула чат. И больше никогда эту эйфорию не давать или давать сотую долю от нее, сотую долю от себя. Чтобы была ломка. – После таких слов Глебу стоило бы уйти, но его покорила ее жестокая честность. Он ведь тоже был таким. – Потом я думала, что это забота. Забота – вот она, любовь. Но оказалось, что заботу оказывают те, кто не может проявить ее по отношению к себе. И они свято верят в торгово-рыночные отношения и что я ее верну потом, как-нибудь рассчитаемся. Что есть любовь, Глеб? Песок в зоне бикини. Не более. Он и не заметил, что их лица стали еще ближе, пока она говорила. Естественное притяжение. Их личная гравитация. – Не верю, – шепчет он ей практически в губы. Она хохочет, запрокинув голову и обнажив тонкую шею. – Зачем задаваться вопросами, на которые нет ответа: есть ли Бог, что по ту сторону жизни, когда мы увидимся снова? Эти вопросы – просто развлечение для мозга, когда тебе скучно. Чтобы инициировать в голове хоть какую-то деятельность. Это все равно что, ха-ха, листать ленту в «Инстаграме» от скуки. Так же бессмысленно, ничего в голове не остается. – Ты такая негодяйка. – Да, Глеб, я очень плохая. И могу быть еще хуже. Он мог бы встать и уйти. И, откровенно говоря, лучше бы он так и сделал. Но он говорит: – Это мне в тебе и нравится. Слишком близко. Слишком близко. Дыхание на губе. «Этот поцелуй будет сквозь кожу», – решил Глеб. – Хочешь меня поцеловать? – Больше всего на свете. – Выкинь свой телефон. Я не хочу, чтобы нам что-то мешало. Он не задумывается. Он знает, что делает. * * * Ты заходишь в комнату и не знаешь, что дальше. Так бы Сева объяснил все это. Удивляться уже не было сил. Все окончательно разрушено. Ничего уже не будет как раньше. И отсутствие Глеба только усугубляло ситуацию. Он мог встретить Кристину и Марго на кухне с бокалами вина, где они хохотали словно две дьяволицы, истерично и с надрывом. Марго при нем никогда так не смеялась. В компании Кристины она будто становилась совершенно другим человеком. Сева мог споткнуться о Лешины провода, многочисленные aux и вездесущие виниловые пластинки. Его барахло распространялось повсюду, словно плесень на корочке хлеба. Он приводил каких-то странных парней, по вечерам звучал шумный индастриал, а иногда Леша садился за барабаны. Чаще всего, конечно же, он садился на байк и уезжал куда-то. Возможно, чтобы поиграть с обезьяной в «Нинтендо». Казалось, с того первого дня прошла целая вечность, или эта жизнь случилась с кем-то другим. Они были тогда новенькие, перепуганные и какие-то… Сева замечал перемены остальных, но никак не мог их выявить. Над кухонным столом висел план Марго, где она постепенно вычеркивала галочки. Выступающие – есть. Саундчек – послезавтра. Алкоголь – есть. Локация – есть. С каждым днем, с каждым выполненным делом они становились все ближе и ближе к дню, когда каждый умрет и воскреснет. Но в последнее время Марго к бумажкам не подходила. – У нас сроки поджимают, – это единственное, что говорил ей Сева. Марго переставала улыбаться, смотрела на него тоскливо и скучающе, пожимала плечами. – Да ладно! Так займись этим. – Это твоя работа. – Вы взрослые мальчики, вы сами со всем справитесь. – Она говорила это даже не из злости. Она была слишком расслабленной. – Ты слишком нервничаешь, Сев. Все будет хорошо. Он давился воздухом от возмущения и не знал, что ответить. – Надо купить генераторы. – Купи. – Деньги? – Спроси у Гуру. – Но ты этим занималась. – В этом нет ничего сложного, Сев. Ты сильно себя недооцениваешь.