Это называют «темная ночь души». Особый этап в медитации, где мы знакомимся с иллюзорностью нашего «я», принимаем пустоту. Это бред. Я сам пережил такое. Я годами пытался понять, что со мной произошло. Я отчетливо видел, как Вселенная отворачивается от меня. Кетут молчит, долго смотрит на него с сочувствием. Это неважно. Уже ничего неважно. – Назови мне пять своих качеств. Глеб усмехается. Какая же это все ерунда. Смысл этих пяти качеств, если ничего не существует? – Первое, что придет в голову, – мягко произносит он. – Просто скажи. – Я… Люди говорят, что у меня есть харизма. Кетут важно загибает палец. – У меня есть чувство юмора. – Это прекрасно. Это очень важно. – Я умею объединять людей. Он произносит эти слова, но не верит в них. Отвечает будто по заученной бумажке. – Я умею… умел находить смысл даже в простых вещах. – Это очень важно. Осталось два пальца. Глеб представляет, как отгрызает их. – Я… У меня есть друзья. Близкие. – Чудесно. Последний палец. Самый важный. Пирамида давит на него. Пульс скачет, ему кажется, что если он ничего не произнесет, то умрет мгновенно. Снова. – Я ее люблю. Кетут не успевает загнуть палец, он слышит шаги за спиной и отвлекается. Заметив гостя на пороге, тут же вскакивает на ноги и кланяется. – Бхагван Светозар. Здравствуйте. Светозар приветственно кивает, устало смотрит на Глеба. Кетут понимает все без слов и удаляется. С тяжелым старческим вздохом Светозар садится перед Глебом. – Сядь нормально и выпрями спину. Глеб поднимает на него огромные стыдливые глаза, но повинуется. Втайне он хочет, чтобы ему давали указания, потому что сам не в состоянии даже двигаться. Глеб медленно выпрямляет спину и опускает колени. – Посмотри на меня. Его лицо в этом освещении кажется нечеловеческим, сотканным из энергии. Смертельно хочется к нему прикоснуться, чтобы удостовериться, что он настоящий. Если вообще тут есть что-то настоящее. Смотреть на кого-то больно, Глебу хочется просто отключиться. В голове он уже не существует, необходимо прийти в гармонию с миром и не существовать еще и физически. Тишина становится невыносимой. – Я просто хочу понять… почему именно я? Зачем это? Зачем испытывать такую боль? У Светозара лицо сурового воина, в нем нет привычной игривой менторской мягкости. – Зачем я так схожу с ума? Вижу то, чего нет… – Чего нет? – Девушки в белом. Я постоянно ее вижу. – Тебя волнует это? – В итоге меня волнует это, – признается Глеб. – Что бы со мной ни происходило, я все равно думаю о ней. Даже сейчас я думаю о ней. Кто она? Что она такое? Он совершенно не планировал говорить это Гуру. Он вообще не планировал его встретить. – Встретив ее, что бы ты сказал? Глеб нервно хохочет, но это больше напоминает рыдание. Он старается вспомнить, каково это – вновь управлять своим телом, своим мозгом; что это вообще такое – думать и воображать. – Представь, что она здесь, что бы ты ей сказал? Он смотрит в угол пирамиды, отчетливо представляя ее. Огромные глаза, эту косичку, загорелую кожу. Нет. Не так. Он вспоминает… ощущение от нее. Странное, зыбкое, сладкое, словно приятный сон, от которого не хочется просыпаться. – Я бы сказал… Она в ожидании смотрит. – Очень надеюсь, что ее не существует. У него не хватает воображения, чтобы представить ее мимику, поэтому ее лицо все так же спокойно. – Я боюсь. Теперь у меня есть секрет. Мой сертификат на безумие. Я не знаю, чего я боюсь больше: что я помешался на фикции или что ты реальна. Он не может перестать говорить. Упирается головой в пол, потому что не может выдержать даже зрительного контакта с призраком. – Хоть бы я тебя выдумал, – лихорадочно шепчет он, – и ты оказалась ненастоящей. Я не выдержу твоего существования. Я бессовестный. Не умею нести ответственность. Не умею быть с реальными людьми. Он по-настоящему взвыл, забыв, что тут находятся Гуру и другие люди. Что Будда до сих пор улыбается. Когда он бродил в поисках ее, то не мог признать, что его сумасшествие, постоянный радикальный ужас, который он испытывал, были для него комфортны. Ему было удобно сходить с ума, и сдерживало его только неудобство остальных. – Зачем мне все это? Зачем со мной это происходит? Несправедливо. Вот что он чувствует. Одно глобальное «несправедливо». Детское и яростное, будто родители наказали его ни за что. Светозар глубоко, по-отечески, тяжело вздыхает, приковывая к себе внимание. – Я расскажу, зачем в этот центр приходят люди. Глеб замирает, поднимает на него затравленный взгляд, но все еще боится поднять голову. – Каждому, сюда пришедшему, нужна очередная история Золушки. Они ищут преображения, усовершенствования, нового. Но истина моего учения состоит в другом – в принятии. Голова медленно-медленно поднимается, следует за словами Гуру. – И пойми, Глеб, всем нравится эта мысль, что Вселенная, Бали – волшебное место, чья единственная задача – исполнять твои желания. Им нравятся фильм «Матрица» и пресловутое «мысль материальна». Западный мир говорит о визуализации и картах желаний, о том, как притянуть свою идеальную жизнь. Западный мир сделал идею Вселенной лишь простым супермаркетом, где кредитная карта – благодарность. И все это, разумеется, чудесно продается, как продается все иллюзорное. Марго говорила то же самое. – И вы не хотите больше это продавать? – робко спрашивает он. – Я хочу продать единственное реальное в этом мире. – И что же? – Смерть. Эти слова звучат как удар гильотины, отсекая всю надежду. – Они все ищут преображения, но его нет. Человек – замкнутая экокультура. Наши паттерны формируются до пяти лет, все остальное – случаи и случаи. Хорошо там, где я. Вселенная ведет меня, я ответственен за свою жизнь. Мы боимся хаоса, Глеб, и пытаемся упорядочить его сказками. Мы так стараемся, что начинаем в это верить. Светозар заглядывает ему в глаза, будто пытается увидеть незримую галочку, заметить знак, что Глеб все понял. Он чеканит каждое слово: – Я даю лишь принятие единственной реальной и неизбежной вещи – смерти. И когда ты осознаешь, что она неминуема… – Наступает преображение? – с надеждой спрашивает Глеб. Светозар скорбно качает головой.