Глеб хохочет. Как у Леши вообще это получается? Его лента – хаос, бардак, случайные ламповые кадры без капли маркетинга. Его страница – инфантильный выплеск естественности. Он зашел в «Инстаграм» Кристины, который теперь пестрел яркими пятнами, светло-розовым оформлением и тягомотно долгими постами. Глеб весело называл это: контентная проституция. Ее завтрак – уже инфоповод. Первоначально его в ней это и привлекло. Умение поддерживать в себе интерес к жизни и все время его демонстрировать с помощью соцсетей. Она не утопала в бессмыслице и экзистенциальном кризисе. Она никогда не спрашивала у себя: «А кому это вообще нужно?». Уверенность в собственной важности, пусть иногда и истеричная, впечатлила его до глубины души. – Помните, я рассказывала вам о технике, как привлечь мужчину? Она называется «Тело говорит за меня», – сообщает Кристина в сторис. Глеб снова смеется. – Сейчас у меня есть мой мужчина, и я нашла технику, которая разбудила в нем такую страсть прошлой ночью. Он всегда был достаточно холоден в постели, но вчера, после того, что я сделала… Можно было бы красиво сказать, что у Глеба от возмущения перехватило дыхание, что он пребывал в таком шоке, что мысли отключились, а бессознательный гнев загорелся по щелчку. Но, если говорить конкретнее, он охуел. Кристина в это время плескалась в своем главном искушении, которое преподнес ей Бали, – в ее красоте. Она с удовольствием наблюдала свое загоревшее лицо, нежно проводя ватным диском по коже. Тени падали идеально, освещение подсвечивало ее волнистые от влажности волосы. Она внутренне светилась благодарностью и ощущала себя одной из самых счастливых женщин на земле. Она пребывала на пике своего ресурсного состояния и этот день собиралась покорять. Йогой, тантрой, приятной компанией и здоровой пищей. – Что это, мать его, такое? Глеб врывается к ней в ванную, тыча телефоном в лицо. Кристина хмурится и долго не может понять, что происходит. Глеб выглядит яростным, неадекватным и «низкочастотным». Чего он ожидал? Что она тут же начнет вымаливать прощение? Нет. На какой-то момент в ней наконец-то проявляется та Кристина, которую он встретил в Москве. Жесткая и стервозная. – Я монетизирую свои эмоции, – отвечает она. – И делюсь полезным контентом, который основан на реальной жизни. Глеб резко втягивает воздух через ноздри. Он обескуражен. – Ты меня выставила подопытным кроликом для тренировки женских чар. Я чувствую себя теперь… – Одной из телок, которых ты разводишь на секс? – Я не заявляю это в сторис на всеобщее обозрение. – Я видела, как ты скинул в чат фото моего лифчика. Это уже удар под дых. Глеб не знает, как ему реагировать. Он даже не может вспомнить, когда конкретно это сделал. – Какой-то чат и твои тысячи просмотров. – Боже, я тебя даже не отметила. – Все догадаются. – Догадаются, что мы с тобой переспали? Глеб, – Кристина продолжает протирать лицо ватным диском, – я не могу понять, в чем проблема. Не утрируй. – В смысле: не утрируй?! – Он ударяет кулаком по раковине, Кристина вздрагивает, но так и не переводит на него взгляд. – Ты использовала меня. Использовала для секса и для того, чтобы проверить какую-то технику. – Вау. А твои пикапные фразочки или как ты меня морозил в «Инстаграме» первых три дня – не какая-то техника, это другое? – Конечно, другое. – Женская энергия – по сути, тот же пикап, только на высоких вибрациях. Я не могу понять. – Тут она наконец-то оборачивается к нему. – Если девушка делает что-то, чтобы добиться секса, то она сразу плохая? А если это делает мужчина, то это само собой разумеющееся? Ты не помнишь, как уговаривал меня на секс? Как произносил все эти фразы из разряда: мы живем один день, цитировал своего Батая о сексе как преодолении смертности? – Ты несешь какую-то херню. – О, типичная мужская позиция. Стоит женщине хоть что-то аргументировать, как сразу ссылаетесь на бред. Разве ты не хочешь просто выслушать и разрешить этот конфликт? – Ты унизила меня. Кристина фыркает. – Значит, разговаривать нормально ты не хочешь? – Ты… Ты! – Глеб не знает, что сказать. Он переполнен гневом. Он покраснел, дышит поверхностно, ярость витает в воздухе. – Ты, чертова шлюха, использовала меня как свой какой-то… контент! Вынудила меня переспать с тобой с помощью какой-то своей психологической херни. – Ты делаешь то же самое. Постоянно. Думаешь, я не слышала, как вы с Лешей обсуждали, кто с кем и как переспал? Думаешь, я не вижу все твои манипуляции? Ты просто строишь из себя какого-то страдальца, потому что мамочка в детстве тебя недожалела. Бродишь по городу весь день пьяный, выдумал, что ты какой-то мученик, непонятый гений. Или кто? Кто? Гениальный организатор тусовок? У тебя тонкая душевная организация? Не хочешь секса? Хорошо. Хочешь любви? Так попроси, и я с удовольствием тебе ее дам. Но ты хочешь строить из себя всего такого сложного, независимого. Я всего лишь играю по тем правилам, которые ты и придумал… Страх парализует ее мгновенно. Рука Глеба молниеносно хватает ее за шею и немного сжимает. Сколько это длится в реальности? Пару ничтожных секунд. Для Кристины они становятся вечностью. Весь ее мирок сужается до мелкого движения рук, в котором сосредоточилось столько страха и горечи, что у Кристины будто замирает все. И органы, и вибрации, и извилины. Страх накрывает ее мгновенно. Сердце только больно бьет по ребрам, а на глазах появляются слезы. Это не ее реакции. Тело говорит за нее. Глеб взглянул на свою руку так, словно она чужая. Моментально выскочил из комнаты и захлопнул дверь, слыша первые звуки ее плача. Он не верил, что сделал это. Просто не мог поверить. Он вылетел с виллы, где у порога на байке уже сидел полуголый Леша. Глеб двигался наугад. Быстро. Быстро. Еще быстрее. Чтобы обогнать осознание того, что на какую-то долю секунды он действительно поверил, что может задушить ее. Он знал, что мог. Не приди он в себя чуть раньше, дав ей сказать чуть больше, и неизвестно, что бы сталось с Кристиной. Он не чувствовал раскаяния, он паниковал, потому что обнаружил в себе то, с чем не мог справиться. Глеб стоял между двух пирамид. В центре Светозара было на удивление тихо. Он не знал, что делать. Просто не знал. И дергал за единственно возможную для него ниточку – чокнутого Гуру. – Черт, черт, черт. Его мозг активно искал путь спасения. Алкоголь? До ближайшего супермаркета сорок минут. Девушка в белом платье? Она бред. Ее нет. Что она ему сделает? Он представил, как руки сжимаются у нее на шее, ее огромные глаза светятся, смотрят на него с милосердием и принятием. Как быстро и уверенно он схватил ее за шею, будто тренировался. Будто он всегда был к этому готов. – А вот и блудный сын, мученик страстей и самый желанный гость явился, – голос Светозара звучал как раскат грома. Его огромная ладонь сжала плечо Глеба. – Что случилось? Действительность для Глеба превратилась в тревожные урывки. Его завели в шатер, дали стакан воды. Почему они всегда дают стакан воды? Он не мог поднять глаза, не мог ухватиться ни за одну мысль. Будто в его голове происходила бомбежка. Где-то сквозь нее говорил Светозар. – Иди на мой голос, и я тебя выведу. Следуй за моим голосом, Глеб. Присутствуй в этом моменте. Он не верил. – Глеб, – произнес Гуру уже строже. – Глеб. Сейчас пойдут эти идиотские вопросы: «Что случилось?», «Ты как?», «Врача вызвать?», «Тебе помочь?». Все это было. Все это было. В темноте танцующих тел, во вспышках электрического света. Кто-то открыл окно, и ледяной зимний ветер ворвался колюче и остро. – Почувствуй свою руку изнутри, Глеб. Он опешил. – Давай, Глеб, начни с правой. Закрой глаза и почувствуй свою руку изнутри. И он ощутил тепло циркулирующей крови. Каждую кость. Их остроту, тяжесть. Мир затанцевал на поверхности его кисти. Вдруг мышцы стали тяжелее, весомее. Он озадаченно взглянул на свою руку, но на вид она оставалась прежней. Только ощущалась совершенно иначе. Объемнее. Существеннее. – Ты знаешь любопытный факт о героиновой ломке? Он не знал. И был благодарен, что не знал. – После наркотиков не вырабатываются естественные эндорфины. А они нужны, чтобы заглушить перманентную боль от трения мышц. Ты живешь словно с содранной кожей, каждое движение – аттракцион боли. Вдруг боль становится чистой и откровенной, и остается только ужасаться, что она перманентна. Просто мы ее не замечаем. – Вы употребляли? Он рассмеялся. – В буддизме считается, что само нахождение в теле – это страдание. И правда, сколько боли мы в себе не замечаем. Человеческое тело – кошмар инженера. Оно устроено ужасно, оно заточено под боль и претерпевание болезней. Даже секс утомителен с точки зрения физической нагрузки. – К чему это? – К тому, чтобы ты вернулся к телу сейчас, осознал, что в нем не меньше боли, чем в твоем сознании. Иногда, чтобы спрятаться от одной боли, нужно перейти на другую. Он заново осознал свое дыхание. Кажется, впервые заметил движение грудной клетки, заметил, как ноет спина и мерзнут пальцы на ногах. Почему-то это помогало – замечать малейшую боль и смиряться с ней. Заходить в свое тело как в старый дом, в котором давно не был, и вспоминать каждую царапинку на паркете и разбитую кружку, вспоминать запах, который обитал только там. Что-то далекое, забытое… Умиротворяющее своим несовершенством. Гуру поставил перед ним глиняную чашку с зеленым чаем. Виток пара поднимался к крошечной пирамиде-шатру, где сидели Глеб и Светозар. Здесь стояла одна лампа, сделанная будто из бумаги, и валялись десятки пестрых подушек, разбросанных по кругу. – Вы забрали меня, чтобы научить медитировать? – Я не забирал тебя. Ты сам попросил меня забрать. Это я должен спросить, с какой целью ты меня вызвал? В Глебе начинала просыпаться его привычная бессовестность. Вдруг вид сжатой шеи Кристины больше не пугал его так отчаянно. – Я испугался, что могу нанести вред человеку. – А ты можешь? – Очевидно, да. А кто не может нанести вред человеку?