Он встал и отодвинул стул. — Хотел бы я вам сказать. Но… — Но… — подсказала она. — Вы слишком напуганы. Но если ничего не изменится, умрут еще больше людей, и их смерть тоже будет на вашей совести. Ей тотчас вспомнились изуродованные, разлагающиеся тела ее подруг. С тех пор она ни с кем не заводила близкую дружбу. Ей было страшно вновь потерять близких ей людей. Ее сердце этого просто не выдержит. Джаспер убил их лишь потому, что они были дороги ей. И он по-прежнему бродит где-то поблизости. Она сошлась с Лоррейн, и вот теперь Лоррейн тоже убита. На эту связь трудно закрыть глаза. А подброшенная ей в постель рука? Разве это не знак того, что Джаспер вернулся, даже если они и нашли этот маленький черный блокнот Даниэль? — Только не перекладывайте вину за случившееся на меня, — сказала она. — Я ничего перекладываю. Если вы ее чувствуете, значит, так и есть. Эвелин покачала головой. Он все еще пытался заманить ее на свою половину комнату. Нет, она не клюнет на этот крючок. Она ведь сказала Фицпатрику, что отлично осознает риск. С другой стороны, Фицпатрик не знал, что, возможно, имеет место вопиющее нарушение внутренних правил. Как вдруг Хьюго сказал нечто такое, отчего у нее екнуло сердце. — Возможно, третьей жертвой будет не женщина, — изрек он, — а тот смазливый коп, с которым вы проводили время. Амарок! Но откуда ему про него знать? Эвелин разинула рот, не зная, что на это ответить. Убить Амарока не так-то легко. Он не только большой и сильный, но и отлично владеет оружием. Впрочем, говорить это вслух она не стала — не хотела, чтобы ее слова были истолкованы как вызов. Зачем привлекать к Амароку внимание Джаспера или кто там на самом деле убийца? Потому что в неблагоприятный момент убить или хотя бы ранить можно кого угодно. — Посмотрите на свое лицо. — Хьюго рассмеялся, как будто она только что рассказала ему смешнейшую шутку. — Оно у вас бледное как полотно. Ага, значит, вас это расстроило бы. Этот коп что-то для вас значит. Потерять его — это все равно что найти убитыми ваших лучших подружек. Тем более что вдруг он даже ближе к вам, чем они? — Хьюго понизил голос и подался вперед. — Вы с ним трахаетесь? В эти мгновения Эвелин ненавидела его почти так же, как Джаспера. — Что вы можете рассказать мне про эти убийства? — спросила она. Он даже глазом не моргнул. — Вы будете в шоке — но это также может спасти вам жизнь. Вы уверены, что хотите услышать подробности? Одежда стала липнуть к ней, хотя в помещении было довольно прохладно. — Вы понимаете, что наш разговор записывается? — Еще бы! Я как та обезьяна в зоопарке, на которую все пялят глаза. — Он осклабился. — Когда я вернусь к себе в камеру, они увидят, как я дрочу, представляя, что трахаю вас. Но пока никто не слышит, что я говорю, никто этого не узнает. — О чем именно? — скажет ли он ей, спал он или нет с Даниэль? Как там получилось, что в проклятом блокноте так много имен и заключенных, и надзирателей? — Подойди ко мне, и узнаешь. Он ничего ей не скажет, пока его записывают на пленку. Но насколько ей нужна эта информация? Как далеко она готова зайти для того, чтобы никто больше не пострадал, в том числе красавчик-сержант, с которым ей так хотелось заняться любовью? Готова ли она ради этого рисковать собственной жизнью? Поставит ли она под удар других, если откажется подойти к Хьюго, чтобы он шепнул ей на ухо кое-какие подробности? — Ага, вижу, вы задумались, — произнес он. Если думать слишком долго, она вряд ли решится. Ей было страшно. Еще как страшно. Но если она может спасти чью-то жизнь, особенно жизнь Амарока… Собрав в кулак нервы и взяв блокнот, она встала со стула. — Только троньте меня хоть пальцем, и охранники ворвутся сюда в ту же секунду. Он развели руками. — У меня и в мыслях такого нет. Она ему не поверила. Но в большинстве тюрем психологи и психиатры, работая с заключенным, были отделены от них лишь письменным столом. Разумеется, в этой тюрьме для перегородки из плексигласа имелись свои причины. Но пойди что-то не так, помощь в любом случае подоспеет в считаные секунды. Ей оставалось лишь надеяться, что «считаных секунд» хватит на то, чтобы услышать от него хотя бы подтверждение тому, что Даниэль действительно спала со всеми мужчинами в ее блокноте. Цокая по бетонному полу каблуками, Эвелин перешла на его сторону камеры. Предостережение Фицпатрика сиреной звучало в ее мозгу, но было бессильно ее остановить. У ее коллеги никто не убивал лучших друзей. Да и сейчас их у него почти нет и ему не о ком переживать. И даже будь они у него, Эвелин сомневалась, что он стал бы рисковать ради них жизнью. Да, она сознательно подставляла себя под удар, но вдруг Хьюго и вправду сообщит ей что-то такое, что поможет им поймать Джаспера — или кто бы ни был этот убийца? На ее счастье, в комнате наблюдения сегодня дежурил не Гленн Уиткомб, а Эмилио Куш. Увидев, что она идет по коридору, он высунул голову и спросил: — Мне войти с вами? — Нет. Войди она не одна, и Хьюго не скажет ни слова. Он дал это ясно понять. Тем более какой смысл входить к нему в сопровождении офицера охраны? — На вашем месте я бы не стал ему доверять, — предупредил ее Куш. Интересно, он это искренне? Или же его больше беспокоит то, что она может узнать нечто такое, что будет стоить ему работы? Его не было в списке Даниэль, но это еще не значит, что он никак не связан с тем, что происходит в стенах ее заведения. Что, если он спросил ее лишь затем, чтобы она ничего не узнала, потому что его жена и дети догадливее, чем у других? — Таково мое решение, — сказала она. — Боюсь, доктор Фицпатрик его не одобрит. Разумеется, нет. До него дойдет, что она в очередной раз нарушила протокол, и они вновь поспорят. Но если не воспользоваться этим шансом, кто знает, не будет ли она потом кусать локти? И если она не выполнит того, что задалась целью выполнить, если позволит Джасперу или кому-то другому одержать победу, какая разница, останется она жива или нет? — Фицпатрик мне не начальник, — сказала она Кушу. — Но вы на всякий случай стойте за дверью. — Можете не сомневаться, — кивнул Куш. — Со мной все будет в порядке. — Она понятия не имела, так это или нет. Но Хьюго крепко подцепил ее на свой крючок. Что же он ей скажет? Будет ли от его слов какая-то польза? Она по рации попросила другого охранника, наблюдавшего за Хьюго, отомкнуть комнату для допросов номер 4. — Вас понял, — ответил он и показал ей сквозь пуленепробиваемое стекло два больших пальца. Раздалось знакомое гудение электропровода, затем металлический лязг, и дверь откатилась в сторону. Восторг, написанный на физиономии Хьюго, когда она шагнула в камеру, заставил ее тотчас замереть на месте. Внезапно она прониклась уверенностью, что он ее просто перехитрил и она угодила в его западню. Только спокойно, приказала она себе и заставила себя сделать следующий шаг. Ее вела вперед надежда — возможно, тщетная, — что она узнает то, что ей так необходимо узнать. 13 Возьмите свои самые страшные кошмары и добавьте к ним мое лицо. Томми Линн Селлс, серийный убийца Он тотчас набросился на нее. Эвелин успела поднять руки, защищая шею, но он даже не пытался ее душить. Схватив ее за плечи, он толкнул ее и вдавил в стену. Навалившись на нее всем своим телом, он наклонился над ней и впился ей в губы горячим и жадным поцелуем. Эвелин замотала головой, чтобы его язык не проник ей в рот. Но его жадный, влажный рот был как будто повсюду. В следующую секунду дверь распахнулась и гулко раздались шаги. Куш. Он ведь наверняка оттянет Хьюго прежде, чем тот попытается задрать ее юбку. Между тем Хьюго уже облапал ее ягодицы. Когда же она низом живота ощутила мощную эрекцию, ей стало по-настоящему страшно. Боже, что ей делать? Она была не в силах ни сдвинуться с места, ни как-то помешать ему. Куш же был заплывший жирком увалень. Разве он справится с матерым преступником, который только тем и занимался, что накачивал в камере мышцы? «Помоги же мне! — подумала Эвелин. — Поскорее!» Но не успел Куш совладать с ним, как Хьюго оторвал от нее губы и прошептал ей на ухо: — Это Фицпатрик. Он настоящий сукин сын, извращенец и садист. А еще он ненавидит вас и хочет всячески вам нагадить. Это все, что он успел сказать прежде, чем на него обрушилась дубинка Куша. Эвелин слышала каждый глухой удар и кряхтенье обоих мужчин. Постепенно Куш загнал Хьюго в угол. Затем в комнату подоспели другие охранники и, набросившись на Хьюго, принялись его скручивать. Кто-то помог Эвелин подняться на ноги. Она даже не заметила, как рухнула на пол. Она последними словами ругала себя за то, что позволила такому случиться, ругала за свою наивность и доверчивость, за то, что поддалась отчаянной надежде. Охранник, поставивший ее на ноги, Пол Брэмбл — слава богу, его имени не было в списке Даниэль, — попытался вывести ее в коридор, но она заупиралась. — Прекратите! — выкрикнула она, задыхаясь. — Скажите им, чтобы они прекратили! Брэмбл оглянулся через плечо на остальных. — Ну, давайте же! — крикнула она. Брэбмл нехотя велел им отпустить Хьюго. Эвелин понимала: охранники пытаются ее защищать. Они убеждены, что Хьюго должен по всей строгости ответить за свои действия. Ей же не хотелось, чтобы в своем старании они заходили слишком далеко. Когда Куш обернулся к ней, выражение его лица лишь подтвердило ее догадку. Впрочем, как и его слова: — Пусть это послужит этому ублюдку уроком.