— Где мой пистолет? — Здесь. Когда ты уснула, я его убрал. Не хотел, чтобы ты выстрелила в меня, когда я встал ночью, чтобы пойти в туалет. Сердитый, что она, пошевелившись, разбудила его, Зигмунд спрыгнул на пол. — Я бы выстрелила только в том случае, если бы ты попытался что-то со мной сделать, — сказала Эвелин. — После того, через что я прошла, я могу застрелить кого угодно. Вот если бы это был Джаспер! Похоже, ее холодная решимость его потрясла. И она поняла почему. Желание прибегнуть к насилию встревожило даже ее. Но она была убеждена: единственно верный способ избавиться от монстра, который когда-то издевался над ней, — это положить конец его жизни. Кому как не ей знать, сколько психопатов, получив едва ли не пожизненный срок, всеми правдами и неправдами добивались условно-досрочного освобождения. — С какой стати я должен пытаться что-то с тобой сделать? — спросил Амарок. Он, конечно, не станет. Она знала разницу между ним и Джаспером, между ним и другими заключенными в Ганноверском доме. По крайней мере ее сознательный ум это знал. Над тем, что творилось в ее подсознании, она была не властна, иначе бы она наверняка занялась с ним любовью прошлой ночью. Она на миг закрыла глаза и попыталась преодолеть страх, который тотчас придушил ее внутреннего цензора. — Извини, — сказала она. — Не обращай на меня внимания. Я… просто я слегка напугана. И этим все объясняется. — Ты имеешь на это полное право. Главное, чтобы ты отличала хороших парней от плохих. Из-за того, что случилось с тобой, когда тебе шестнадцать, а затем прошлым летом, ты так боишься мужчин, что больше не можешь им доверять. Он сказал это, когда они были у него дома. И он был прав. — Амарок, я должна тебе кое-что сказать. — Что именно? Он был слишком занят, фотографируя ее спальню, пытаясь найти отпечатки пальцев и делая все для того, чтобы поскорее убрать из ее дома отрезанную руку, и она так и не рассказала ему о реальном значении того, что она нашла. Не в силах совладать с накатившимся на нее тошнотворным чувством дежавю, она поспешила в туалет, где ее вырвало. — Лоррейн. Даниэль. Это работа Джаспера. — Ого, мы ведь даже не знаем, что Даниэль мертва. Эта может быть чья угодно рука. — Скорее всего, ее. Кто, кроме нее, пропал без вести? — Может, кто-то и пропал. Я должен это проверить. — Нет. Джаспер здесь. Он не получил удовлетворения, на которое рассчитывал прошлым летом, поэтому последовал за мной на Аляску. Услышав шорох, она догадалась, что Амарок встает. Мгновение спустя он подтащил кресло в пятно мягкого света, просачивавшегося из кухни. — Эвелин, если Джаспер здесь, почему он не убил тебя в тот момент, когда ты вошла? Зачем ему тянуть время? — После прошлого лета он наверняка стал еще злее. Он хочет сначала запугать меня, доказать, кто здесь главный. — Тогда зачем он позволил тебе снова уйти? Ведь для него это лишний риск. Ей было ясно, почему Амароку это непонятно. Психопата просто не понять тому, у кого есть совесть. — Удовольствия ради. Показать, что последнее слово остается за ним. Что победа на его стороне. Пойми, такие люди, как Джаспер — психопаты, — движимы иными мотивами. Они вечно хотят доказать свое превосходство. Они не в состоянии понять, сколь многое они потеряли, не зная любви и умения сопереживать. — Они хотя бы понимают, что они не такие, как все? — Даже если и понимают, то лишь гордятся собой. В их глазах это отличие — их самое главное преимущество. Мне встречались такие, что жаловались на ощущение «пустоты», но большинство смотрят на нас свысока. Они считают нас «слабаками» лишь потому, что мы легко поддаемся их манипуляциям. Им непонятно наше стремление быть порядочными, уступать, идти навстречу другим людям. В их глазах это — проявления слабости. Для типов вроде Джаспера люди просто пешки. — Пешки… победы. Ты хочешь сказать, что произошедшее сегодня — это просто игра? Эвелин представила себе отсеченную руку: торчащий голубоватый средний палец; остальные согнуты вниз и склеены скотчем. — Да, для Джаспера это как шахматы. Когда мне было шестнадцать, он думал, что поставил мне мат… — Но ты выжила, не позволила ему уничтожить тебя. — В точку. Я сражалась сама с собой, я жила дальше. — И ты чего-то достигла в этой жизни. В отличие от — него. — Наверно, поэтому он и вернулся. — Или чтобы отомстить, — сказал Амарок. — Жить в бегах нелегко. Возможно, он винит тебя в том, что ты сломала ему жизнь, тем более что ты до сих пор рассказываешь о том, что он с тобой сделал, а значит, ему все сложней и сложнее скрываться. — Я бы не удивилась. Психопаты часто обвиняют своих жертв в том, что, сопротивляясь, те якобы провоцируют их на жестокость или, наоборот, что они просто подвернулись им и тем самым помогли удовлетворить тягу к сексу, убийствам, деньгам, наркотикам, — она подняла руку. — К чему угодно. — Но Джаспер хитрый и изворотливый, верно? Он скрылся, убив троих человек, — нет, четырех, если считать ту женщину, чье тело было найдено в мелкой могиле недалеко от того места, куда он привел тебя прошлым летом. Его жертв наверняка больше. И он развлекается, как может. Зачем ему возвращаться к тебе? Зачем рисковать? Ведь так недолго быть пойманным. — Затем, что он задался целью деморализовать меня, опозорить, заставить меня бояться собственной тени. После прошлого лета он, вероятно, еще больше одержим идеей окончательной победы надо мной и ради ее достижения готов на что угодно. Это еще одна причина, почему я думаю, что это он. Это в его духе — разыграть своего рода спектакль. Запугать меня и лишь потом убить. Если то, что здесь произошло, станет достоянием гласности, если об этом расскажут в средствах массовой информации, — а так оно, по всей видимости, и будет, — если мы не сумеем быстро опередить его, это лишь придаст ему ощущение собственной силы. — Все равно он рискует быть пойманным. На Аляске никогда не было смертной казни, и все же… — Не важно. Даже будь на Аляске смертная казнь, страх перед ней вряд ли бы его удержал. — Даже если речь идет о самосохранении? Мне казалось, психопаты жуткие нарциссы. — Так и есть, но они не всегда видят границы своих возможностей. Джаспер считает себя слишком умным. Он ведь дважды избежал правосудия. Ему наплевать на последствия. Он слишком импульсивен, чтобы думать о них. Ты слышал об исследованиях доктора Хэара? — Нет. Боюсь, чтобы стать патрульным штата, это не входило в список обязательной литературы. В его словах она уловила легкий сарказм. Что это? Подколка в ее адрес как получившей образование в Лиге плюща? Или очередное проявление его цинизма к психологии в целом? Ее так и подмывало отпустить ответную шпильку. Она даже сделала паузу, подбирая слова, но в конечном итоге решила, что на данный момент им нужно обсудить куда более важные вещи. — Роберт Д. Хэар уже более тридцати лет находится на переднем крае исследований психопатии. Он разработал контрольный опросник, используемый многими тюрьмами и психиатрическими больницами для диагностики социопатических склонностей. — То есть в наши дни, чтобы диагностировать кого-то как психопата, достаточно поставить галочки в контрольном списке? — В психологии одним контрольным списком не обойтись. Но иметь контрольный список тоже не помешает. Он позволяет выявить некоторые черты, характерные для психопатов. Амарок подался вперед. — Ну хорошо. Допустим, кого-то признали психопатом. И что дальше? Его отправляют лечиться? — Эффективных методов лечения нет… пока. Вот почему нам нужно больше исследований. — Она не стала добавлять, что до сих пор лечение только усугубляло ситуацию. Согласно одному исследованию, 82 процента психопатов, которые прошли курс лечения, призванный научить их сдерживать вспышки ярости и приобрести социальные навыки, по выходу из мест заключения вновь совершали преступления. У психопатов, не прошедших такой курс, показатель рецидивизма был лишь 59 про-центов. — Итак, этот твой тест. Что он собой представляет? — спросил Амарок. — Это какое-то пособие или опросник с инструкциями по собеседованию, и он предназначен для выявления двадцати различных черт личности. — И эти двадцать черт личности, — Эвелин принялась загибать пальцы — хорошо подвешенный язык, сексуальная распущенность, бесчувственность, неспособность контролировать свои эмоции, отрицание, неспособность принять ответственность за свои действия, склонность к правонарушениям в юношеском возрасте, много коротких брачных отношений. И ряд других. — У большинства людей, которых я знаю, есть эти черты. Это не делает их психопатами. — У твоих друзей, как и у моих, могут быть некоторые из этих черт, но не все сразу, по крайней мере не в значительной степени. — Тем не менее ты должна понимать, что, называя кого-то психопатом, ты берешь на себя огромную ответственность. Что, если тест ошибочен? Или его результаты можно интерпретировать слишком вольно? — Мои собственные исследования говорят о том, что тест на психопатию, вероятно, чересчур упрощает картину. За его рамками остается слишком многое. Но по крайней мере он дает нам отправную точку. Подумай, сколько потенциальных жертв никогда ими не станут, если мы сможем понять, почему у некоторых людей нет совести. Психопаты демонстрируют большое разнообразие в своих преступных действиях. Лично я считаю, знание — это сила против тех, кто, не ведая ни стыда, ни совести, способен причинять людям страдания. — Но что ты готова заплатить за эти знания? — спросил Амарок. — Это старый парадокс: тот, кому хочется больше безопасности, должен заплатить за нее меньшей свободой. — Это говорит тот, кто никогда не знал того ужаса, который довелось пережить мне. Амарок опустил голову и ущипнул себя за переносицу. — То есть не мне об этом судить. Я тебя понял. — Дети способны проявлять психопатические черты уже в самом раннем возрасте, — продолжила Эвелин. — Я беседовала со многими родителями психопатов. Большинство из них говорили мне, что их ребенок всегда отличался от других детей, что он был начисто лишен сострадания, с ним было трудно общаться, что он с самого начала проявлял склонность к разного рода пакостям. Принято думать, что обычно это дети из бедных семей или те, что сами подвергались насилию. Иначе с какой стати они делают больно другим ради своего удовольствия? Но это не обязательно так. Психопат может вырасти и в крепкой, любящей семье, а не только в неблагополучной. И никто не может объяснить, почему. Нам нужно больше узнать, мы должны продолжать наши исследования. — Неужели ты искренне считаешь, что появление у детей этих «психопатических» черт способно предсказать их будущее? — Я этого не исключаю. — Так почему не сделать опросник Хэара обязательным? Применять его по достижении определенного возраста ко всем детям и изолировать любого, кто набрал не те баллы? Подумай, сколько преступлений можно было бы предотвратить. Он явно ее подначивал. Он не видел ценности ни в каких опросниках — только опасность того, что некоторые фанатики зайдут в своем рвении слишком далеко. Живя здесь, на Аляске, он ценил свою свободу даже больше, чем большинство других людей, и сопротивлялся всему, что могло бы ей угрожать. То была старая как мир, хорошо знакомая ей реакция: «это никогда не может случиться со мной, так что не мешайте мне жить». Увы, она сама была живым свидетельством того, что такое случается, и причем слишком часто. — Боюсь, тебе не понять, на что способны эти люди, — сказала она. — Это почему же? Просто я не хочу, чтобы лечение было хуже, чем сама болезнь. Она обхватила себя за плечи. У нее не было ни малейшего желания спорить с ним, но эта тема была ее больным местом. Ведь чтобы решить проблему, ее сначала нужно понять. — В одном из его ранних экспериментов у доктора Хэара была группа обычных людей и группа психопатов, выявленных благодаря все тому же опроснику. Обеим группам предлагалось следить за таймером. Когда таймер достигал нуля, испытуемые получали удар электрическим током. Ничего опасного для жизни, просто болезненно.