Ему все больше мешали говорить слезы. — Но что же тогда могло произойти? Она ведь была совершенно здорова. Она никогда ни на что не жаловалась. — Ее убили. Еще одна долгая мучительная пауза. — Кто? — наконец выкрикнул он. — Мы пока не знаем. Эвелин не могла рассказать Гленну о том, в каком виде нашли останки Лоррейн. Он сам узнает об этом позднее. Сейчас уже наверняка весь город говорит об убийстве Лоррейн. Гленн жил не в городе, из обитателей Хиллтопа знал, наверное, только тех, кто работал в тюрьме. Однако известия обо всем, что происходило в городе, довольно быстро достигали Ганноверского дома. — Не мог это совершить ее бывший? Эвелин это даже не приходило в голову. То, что она видела, было слишком жестоким. Такого с Лоррейн не мог совершить никто, кто когда-то любил ее. Профессиональный опыт подсказывал Эвелин, что такое убийство способен совершить только маньяк, отчего она была склонна игнорировать другие, не менее вероятные варианты. Обычно считалось, что убийство, совершаемое с чрезмерной жестокостью, указывает на то, что преступник знал свою жертву и что преступление было совершено под воздействием сильных эмоций. У Лоррейн совсем недавно закончился довольно болезненный бракоразводный процесс, в ходе которого ей удалось отсудить у своего бывшего мужа половину его пенсии, что того, конечно, совсем не обрадовало. Но могло ли это довести его до такой степени озлобления, что он расправился с ней столь зверским способом? Кто знает… Но одно лишь предположение об этом заронило в Эвелин надежду, что, возможно, несмотря на страшную жестокость преступления, они имеют дело совсем не с маньяком и что убийство будет очень скоро раскрыто, а Даниэль найдут живой и здоровой. С какой стати бывшему мужу Лоррейн убивать Даниэль? — Надеюсь, что так, — сказала Эвелин. — Вы надеетесь, что так? — с изумлением повторил Гленн. — Это — лучшая альтернатива. — А есть другая? — Мне не хочется это обсуждать. — Вы можете рассказать мне что-нибудь еще? — спросил Гленн. — Как все случилось? — Боюсь, я не могу обсуждать подробности. Мне просто… я просто хотела сообщить вам, пока вы не услышали о случившемся от кого-то еще. — Я вам очень благодарен, — отозвался Гленн. Через несколько секунд Эвелин положила трубку. Затем она разрешила Фицпатрику сделать объявление и услышала, как его мрачный и жесткий голос разносится по всему учреждению. Он превосходно справился со своей задачей. Она не могла не отдать ему должное. Он выразил скорбь по поводу случившегося, попросил всех, у кого есть какие-то подозрения, сразу же связаться с полицией, предупредил, что выходить из тюрьмы можно только парами, особенно зимой, когда большую часть дня темно. Он закончил свою речь напоминанием о том, каким прекрасным человеком была Лоррейн, и привел многочисленные примеры ее доброты. Вряд ли Эвелин смогла бы произнести такую речь. Только не в ее нынешнем состоянии. Она с трудом справлялась с последствиями длительного недосыпания, недоедания, переизбытка кофеина и тяжелого горя. Даже звонок Гленну чуть было не оказался выше ее сил. Сейчас ей надо поехать домой. Но вначале она поговорит с Хьюго. 8 Если жалкие копы в самом деле хотят меня поймать, пусть оторвут свои задницы и начнут работать. Убийца Зодиак В квартирке Даниэль было тепло. Это первое, на что обратил внимание Амарок. — Привет, — крикнул он. Ему никто не ответил. Будь Даниэль дома, она бы обязательно вышла на его стук. Он же, чтобы попасть в дом, был вынужден разбить окно, однако даже в такой ситуации немного вежливости не повредит. Ему не хотелось вторгаться в ее личное пространство, и он все еще лелеял надежду, что найдет ее живой и здоровой, как совсем недавно, когда она терлась вокруг него в «Лосиной голове», стараясь соблазнить его на танец. Пока он стоял в прихожей, щелкнул и заработал обогреватель. Если человек уезжает из дома на достаточно длительный период, он обязательно выключит обогреватель, подумал Амарок. Особенно на Аляске. Однако в квартирке у Даниэль было тепло — можно сказать, настоящее лето. Это тепло настораживало. Он рассчитывал, что в доме Даниэль будет холодно и пусто, из чего он сделает вывод, что она отбыла в более теплые края. — Даниэль? — позвал он снова. — Это сержант Амарок из полиции штата. Ничего. Ни малейшего движения. Никакого ответа. Но, по правде говоря, теперь он его уже и не ожидал. Надев на ботинки бахилы, он стянул с головы шапку, а с рук — толстые рукавицы, сунул их в карманы куртки и прошел внутрь дома. Он был готов увидеть распростертое на полу окровавленное тело. Но смертью в доме не пахло, только воняло протухшими отбросами. Именно их он и увидел, включив свет, — большой черный мусорный пакет, набитый до краев. Будь Даниэль в течение последних двух дней дома, вонь наверняка заставила бы ее вынести мусор, даже несмотря лютый холод. На столе тоже обнаружилось кое-что интересное: два бокала и две тарелки с остатками мясного рулета, картофельного пюре и зеленой фасоли. В доме явно побывал гость. В старой керамической вазе увядала роза. Вряд ли Даниэль стала бы заботиться о подобном украшении стола, не желай она порадовать гостя или произвести на него впечатление. Это явно был кто-то, с кем ей очень хотелось встретиться. Иными словами, все указывало на любовное свидание. — Кого же ты пригласила? — пробормотал Амарок. Осторожно, чтобы случайно ничего не коснуться, он прошел в гостиную и глянул на фотографию на старом телевизоре. На ней была изображена Даниэль с тремя другими смеющимися девушками. Фото явно было сделано на Хэллоуин — все четверо были в маскарадных костюмах и с бокалами в руках. Амарок надеялся, что ближайший сосед Даниэль, Ллойд Хадсон, сможет сообщить ему, с кем она была накануне своего исчезновения. Тогда ему будет, с чего начать расследование. Ллойд был летчиком и жил один. В теплое время года он перевозил охотников и рыбаков в отдаленные уголки штата, зимой же сидел без дела. Вполне возможно, что он был дома, когда здесь развлекалась Даниэль, и мог что-то слышать или даже видеть. Увы, в данный момент Ллойда дома не было. Амарок уже проверил. В отличие от кухни и гостиной, в спальне и ванной хозяйка дома не стала наводить чистоту, из чего Амарок вновь сделал вывод, что Даниэль готовилась к приему какого-то особого гостя… В ванной он обратил внимание на то, что косметика была разложена на стойке. Зубная щетка стояла на краешке раковины, но была совершенно сухая, то есть Даниэль сегодня утром ею явно не пользовалась. Большинство женщин берут с собой туалетные принадлежности, даже если отправляются куда-то всего на одну ночь — еще одно свидетельство того, что Даниэль никуда не собиралась уезжать. Это же подтвердило и наличие ее сумочки. Амарок обнаружил ее в спальне на тумбочке. — Черт! — пробормотал он, натягивая пару латексных перчаток, которые предусмотрительно захватил с собой. В бумажнике нашлось около двадцати долларов и банковская карта. Кроме денег, на дне сумочки лежала дешевая бижутерия, губная помада, расческа, несколько купонов на скидки, целая горсть презервативов и записная книжка, заполненная мужскими именами. Майк, Джон, Билл, Большой Джим, Тим. Около тридцати таких имен, и к каждому имелась приписка: «Смешные 3 … Крепкие 5 … Жалкие 4 … Возможно, 3.5 … Прилично — 6». Что это? Возможно, он понял бы, не будь подобных записей такое множество. Но последние три месяца были заполнены одним и тем же. Почти каждый день имелась по крайней мере одна запись, а в некоторые дни — целых пять или шесть. Некоторые имена повторялись, не слишком часто и без какой-либо закономерности. Амарок все еще гадал, что фиксировала Даниэль в своем дневнике, как вдруг под одним мужским именем ему бросилась в глаза подпись: «Целых 8 дюймов!!!» Восклицательные знаки и презервативы — и все тотчас стало ясно. * * * Хьюго был молчаливее, чем обычно. Он сидел по другую сторону стеклянной перегородки и барабанил по столу, как будто слушал музыку, звучавшую у него в голове. — Хьюго? — обратилась к нему Эвелин. — Вы будете мне отвечать? Ритмичное постукивание прекратилось. — Я же пытался вам сказать. — Что именно? Он бросил взгляд на камеру и ничего не ответил. — Вы больше не хотите мне помогать? Хьюго внезапно вскочил — с такой быстротой, что стул, на котором он сидел, упал, — и, прежде чем подойти к стеклянной перегородке, бросил на Эвелин сердитый взгляд. — Как я могу вам помочь, если вы мне не доверяете? Но как можно доверять тому, кто убил пятнадцать женщин? Просто смешно, но его раздражала неспособность Эвелин забыть этот факт. Впрочем, это так типично для психопатов — считать свои прошлые преступления не заслуживающей внимания мелочью, а ужас окружающих перед ними — неоправданным преувеличением. Они с легкостью прощают себе совершенное ими убийство, как обычные люди, не задумываясь, прощают собственную невнимательность к друзьям. А еще они обожают выставлять себя в роли мучеников. Эвелин не могла забыть запись беседы с Дианой Даунз, психопаткой, убившей троих своих маленьких детей только потому, что те были для нее помехой в очередном любовном приключении. Когда же ей задали вопрос о погибших детях, она сказала, что они еще «счастливчики» по сравнению с ней, ведь она терпела такую адскую боль от огнестрельной раны в руку, которую сама себе нанесла. — Вы должны понимать, что я не могу никому доверять, — ответила Эвелин. — И вы знаете почему. — В таком случае мне лучше вернуться в камеру. — Он направился к двери, ожидая, что встретит там охранников, которые привели его сюда, но Эвелин его остановила: — Вы знали Лоррейн, Хьюго?