— Я к вам даже пальцем не притронусь, клянусь! Я просто должен вам кое-что сказать. Перейдите на эту сторону, чтобы я мог кое-что шепнуть. Это займет всего минутку. Чтобы схватить ее за горло или уложить в больницу, как это случилось, когда она впервые встретила его в Сан-Квентине, потребуется даже меньше минуты. Вновь взяв ручку, она ответила размеренным тоном, который всегда приберегала для своих подопечных. — Вы же знаете, что я не могу этого сделать. Так что скажите то, что вы хотите сказать, прямо здесь и сейчас. Мы занимаемся с вами уже две недели. Он повернулся и посмотрел вверх, на камеру видеонаблюдения. Всякий раз, когда она встречалась с заключенным, сотрудник исправительного учреждения в одной из соседних комнат наблюдал за ходом процедуры по телевизору. Заключенные думали, что за ними следят лишь из соображений безопасности, но подобные беседы также записывались. Видеозапись давала ей возможность проанализировать мельчайшие детали телодвижений, что являлось, помимо манеры речи, главной целью ее исследований. — Я не могу, — настаивал заключенный. — Не перед камерами. Если я это сделаю, я мертвец. Кто-то убедил его. Эвелин ничуть в этом не сомневалась. Хотя, учитывая умение подопечных лгать, она легко могла ошибаться. Не исключено, что он просто все придумал. — Но кто может вам навредить? — Она наклонилась ближе. — И как? Эвелин изучала личность Хьюго Эвански с тех самых пор, как три месяца назад, в ноябре, был наконец открыт Ганноверский дом. Он был одним из первых психопатов, переведенных сюда, и набрал 37 очков из 40 по так называемому доработанному опроснику Хэара для выявления психопатии. Однако если посмотреть на него или поговорить с ним, никому бы и в голову не пришло, что этот человек способен на убийство. С самого начала он казался Эвелин умным, покладистым и, главным образом, вежливым. Иногда он даже был готов ей помочь. От этого ей было слегка не по себе, но будь у нее среди психопатов, изучать которых она приехала на Аляску, друг, им бы точно был Хьюго. Может, именно поэтому она была готова поверить ему, невзирая на то, что он совершил в прошлом, и то, что ей довелось пережить самой. — Но я ведь был прав насчет Джимми, не так ли? — сказал он. Полтора месяца назад он предупредил ее, что один заключенный собирается повеситься на простыни. Если бы не Хьюго, Джимми Уайз сейчас был бы мертв. — Да, но вы не требовали, чтобы я рисковала жизнью, чтобы получить эту информацию. — Потому что Джимми не угрожал мне! — А кто вам угрожает сейчас? Зажмурив глаза, он ударил лбом по стеклу. Эвелин ждала. — Что я могу сделать? — спросил он после долгой паузы. — Как мне заставить вас поверить мне? Чтобы вы согласились поговорить со мной наедине? Он задушил пятнадцать женщин и покушался на ее жизнь. А значит, он ничего не может сделать, потому что Эвелин не настолько глупа, чтобы вновь подвергать себя опасности. — Извините, — сказала она. — Мне действительно очень жаль. Его взгляд упал на четырехдюймовый шрам на ее горле. — Значит, это из-за него? Эвелин потрогала рубец. Что ж, в некотором смысле, Хьюго прав. Но ее позабавило, что он взял на себя личную ответственность за свое поведение в тот день, когда они встретились. Она могла бы напомнить ему об этом, но ее больше интересовало то, что он хотел ей рассказать. — Да. Именно. Поднявшись со стула, он прошелся по всей длине крошечной комнатушки, которая была «его» половиной места их обычных встреч, — этакий аналог «кушетки психоаналитика». — Я никогда не допущу, чтобы с вами что-нибудь случилось, — сказал он, — если только смогу. — А как же то, что случилось в Сан-Квентине? В этот раз она не смогла сдержаться… — Тогда я вас не знал. Теперь же все по-другому. Да неужели? Вот в чем вопрос. — Я ценю вашу заботу, — ответила она, что вовсе не значило, что она передумала. Он замер на месте и повернулся к ней лицом. — Вы не понимаете. Вам угрожает опасность. Она угрожает нам всем. Тревога в его голосе и выражении лица заставили волоски у нее на руках встать дыбом. Неужели именно этого он и добивался? Решил запугать ее? Она была вынуждена признать, что своего он добился… но лишь потому, что выбрал эту тактику до 1 января. И он казался таким убедительным, таким искренним. Видимо, даже ее все еще можно ввести в заблуждение… Взяв со стола блокнот и ручку, Эвелин встала. — Боюсь, нам придется закончить наш сеанс рано. Вы просто одержимы… Что бы ни было причиной вашего возбуждения, мы вряд ли сможем достичь результатов. — Подождите! — Он бросился к стеклу. — Эвелин!.. Услышав, что он окликнул ее по имени, как будто они с ним были хорошие знакомые, она от удивления разинула рот. Впрочем, Хьюго тотчас поспешил исправить свою оплошность. — Доктор Тэлбот, выслушайте меня. Пожалуйста. В этой тюрьме содержатся психопаты, верно? Мужчины, которые не знают ни сомнений, ни раскаяния. Она не ответила, не сочла нужным. Он говорил очевидные вещи. — Я пытаюсь сказать вам, — Хьюго взглянул на камеру, — что не каждый убийца в Ганноверском доме находится взаперти. Что-что, а такое она не ожидала услышать. — О чем вы говорите? — Это все, что я скажу. Если только… Если только вы не согласитесь поговорить наедине. Я объясню, что я узнал, что видел и слышал. И я не трону вас даже пальцем. Я пытаюсь помочь! Эвелин отказалась слушать этот бред. Ясно дело, что, выдавая себя за ее защитника, Хьюго надеялся обрести над ней некую власть, а сам тем временем потихоньку отнимал у нее душевное спокойствие. А вот этого она ему не позволит. В шестнадцать лет ее жизнь едва не оборвалась, а все потому, что она влюбилась в человека, похожего на Хьюго. Став восемь лет назад психиатром, она посвятила свою жизнь разгадке личности безжалостного убийцы. О разуме психопата она знала больше, чем кто-либо другой в мире, за исключением разве что доктора Роберта Хэара — он разработал опросник для выявления психопатии и занимался этой темой в течение почти тридцати лет. Увы, даже она не знала столько, сколько хотела бы знать, недостаточно, чтобы защитить ничего не подозревающих людей. — Встретимся в наше обычное время послезавтра, — сказала она Хьюго. — Постарайтесь расслабиться. Вы становитесь параноиком. Она направилась к выходу, но он отказывался признать поражение. — Вы сами увидите! — крикнул он ей вслед. — Вы еще пожалеете, что не поверили мне! Со вздохом глубокой усталости Эвелин бросила блокнот на стол и опустилась на стул. — Что-то случилось? Болит голова? Услышав голос Лоррейн Драммонд, обращавшейся к ней в открытую дверь, Эвелин подняла голову. — Нет, я просто закончила беседу с Хьюго Эвански. Когда в сентябре прошлого года Эвелин и начальство приступили к созданию центра, Лоррейн ответила на объявление в газете. Плотного телосложения, немолодая — ей уже было за пятьдесят, — она недавно развелась с мужем. У нее был небольшой дом в Анкоридже в часе езды отсюда, двое взрослых детей и никакого образования, кроме средней школы. До развода она даже не работала, однако теперь прекрасно справлялась с обязанностями заведующей пищеблоком. — Хьюго с самого первого дня вел себя идеально. Вы сами это говорили. — Его не узнать. Он изменился, странно себя ведет. — Тогда передайте его доктору Фицпатрику или другому специалисту. Не хотите дать себе отдохнуть? — Доктор Фицпатрик уже задействовал его в своих исследованиях — с тех пор, как мы открылись. Мне неловко просить его о большем. Во всяком случае, после того, как доктор Брэнд уволился, а доктора Стейси Уилхайм подкосил опоясывающий лишай. Мы с трудом справляемся без них. Кто знает, как долго это продолжится, прежде чем мы сможем найти кого-то, кто заменит Мартина, а Стейси сможет снова вернуться на работу. — Кроме того, Эвелина считала своим долгом взвалить на себя самую тяжелую ношу служебных обязанностей. Ведь именно из-за нее все торчали здесь, у черта на куличках, с тридцатью семью худшими серийными убийцами Америки. Другие двести тринадцать заключенных были также диагностированы как психопаты, но их осудили за менее тяжкие преступления и в один прекрасный день выпустят на свободу. — Как говорится, было бы желание, — настаивала Лоррейн. — А его нет. Сейчас у нас в команде всего четыре специалиста. Я могу с ним справиться сама. — Мужчины-психопаты, для изучения психологических особенностей которых она приехала сюда, постоянно ею манипулировали или пытались это делать. С какой стати ей ожидать от Хьюго чего-то другого? Особенно если учесть, чем закончилась их первая встреча. — В столовой он всегда такой милый и вежливый. Лоррейн поставила на стол пакет с ленчем. Она часто приходила в корпус психиатрической лечебницы, чтобы принести Эвелин поесть. Эвелин заглянула в пакет: морковь, яблоко, чашка куриного супа с лапшой и печенье с шоколадной стружкой. — Я бы не стала клевать на эту удочку. Джаспер тоже был милым и вежливым. И что он с ней сделал? Лоррейн поправила в ухе серьгу. — Доктор Фицпатрик говорит, что все мы носим маски. У психопатов такая маска больше похожа на зеркало. Психопат отражает для вас именно то, что, как ему кажется, вы хотите увидеть. Они внутри пустые. Нет, не пустые. Эвелин ни секунды не верила в это. Однажды она увидела обнаженную душу психопата, заглянула ему в глаза так, как никогда не заглядывал доктор Фицпатрик, и, видит бог, никогда этого не сделает. Мужчины, которых они лечили, были далеко не пустыми; слово «пустой» было слишком близко по значению к словам «нейтральный», «безвредный». Будь она религиозным человеком, то наверное заменила бы его на слово «бездушный», как наиболее подходящее, но она не была в церкви уже более десяти лет.