— И куда конкретно? — Рим, Флоренция, Венеция, Милан. — Вы ездили только вдвоем? — Да. Краем глаза она заметила какую-то записку у себя на столе. По почерку, «как курица лапой», она поняла, что оставил ее Фицпатрик. «Что, черт возьми, происходит с Энтони Гарза? Ты с ума сошла? Почему ты не хочешь полностью представить всю его историю?» Наверное, как раз это и хотел обсудить с ней ее коллега, когда они столкнулись с ним. Но сейчас ее занимал вовсе не Гарза. Сейчас ей нужно поручить старшему надзирателю провести перекличку. И попытаться выяснить, как Хьюго удалось сделать столь точное предсказание. По телефону ей никто не ответил, поэтому она продолжила свой разговор с Амароком. — Мы провели там две недели. Это была сказка. Ты там бывал? — Нет. — Он ограничился коротким ответом, из чего она заключила, что он никогда не выезжал за пределы Аляски. Скомкав записку Фицпатрика, она бросила ее в корзину для бумаг. По какой-то причине старший надзиратель Феррис не брал трубку, а использовать для вызова рацию ей не хотелось. — Ты ведь училась в Гарварде? Эвелин не помнила, чтобы когда-нибудь говорила с Амароком о своем образовании. Они не так уж много времени провели вместе. И ей не хотелось обсуждать это сейчас. Она боялась показаться снобом, особенно после того высокомерия, которое продемонстрировал Фицпатрик. Но если она вообще откажется отвечать, Амарок решит, что за ее молчанием что-то кроется. — Да, — ответила она. — Я так и думал. — Он присвистнул. — Значит, выпускница Лиги плюща[2]. Ей только показалось или в его голосе действительно прозвучала нотка сарказма? — Для моих родителей образование очень многое значило. Она снова попробовала набрать номер старшего надзирателя. — Но чтобы позволить себе такой университет, нужно быть по-настоящему богатым. Или ты подрабатывала во время учебы? — Я, конечно, подрабатывала, но основную часть платы вносили они. Они состоятельные люди, но я не назвала бы их богатыми. Амарок усмехнулся и вернул фотографию на комод. — А есть какая-то разница? — Небольшая, но есть. Где же, черт побери, Феррис? — Я поражаюсь, что после нападения ты нашла в себе силы вновь сосредоточиться на учебе. Его слова ее смутили, она вспомнила прошедшую ночь. Хотя он и был терпелив, вряд ли ему доставило удовольствие то, во что вылилась их встреча. — Преодолеть последствия того нападения было совсем не просто. Но учеба в университете держала меня в напряжении и отвлекала от мрачных мыслей. Она дала мне цель в жизни, помогла справиться. — Тебе хотелось залезть в душу того парня, который напал на тебя. — Мальчишки. Она уже была готова взять рацию, как вдруг услышала в телефонной трубке голос. Однако ответил ей не старший надзиратель. Ее звонок наконец-таки был переадресован Диду, помощнику Ферриса. Конечно, это не Феррис, но хотя бы кто-то все-таки отозвался. Когда Эвелин объяснила ему, что ей нужно, он попросил ее подождать, а сам и отправился на поиски Ферриса. Ждать пришлось довольно долго. — Что-нибудь случилось? — спросил старший надзиратель, когда наконец взял трубку. Эвелин рассказала ему о случившемся в городе убийстве. Он же заверил ее, что никто из обитателей Ганноверского дома не мог выйти за его стены. Эвелин немного успокоилась, но все равно попросила его провести перекличку. — Никаких проблем, — ответил он. — Через пятнадцать минут все будет готово. Долгую паузу заполнила напряженная тишина. Потеряв интерес к скудному набору личных вещей, которые хранила в своем кабинете Эвелин, Амарок подошел к окну. — Как ты ухитряешься это делать? Она примостилась на самом краешке стула. — Делать что? — Общаться с подонками, с которыми ты проводишь практически день и ночь? — Я тебе уже говорила. Я ищу ответы. И не только для себя, но и для других жертв. Амарок поморщился. — Безумие объяснить невозможно. — Эти люди не безумны. Они страдают нарциссизмом и всячески выставляют напоказ свое презрение к обществу. Некоторые в подобном поведении доходят до крайности, но как с юридической, так и с психологической точки зрения они абсолютно вменяемы. — С моей точки зрения, любой, кто способен убить другого человека и разрубить его на куски, — как то, что я видел сегодня утром, — ненормальный. Эвелин сложила руки на коленях. — Они лишены не рассудка, а совести. Я не занимаюсь психически больными людьми. Мои пациенты не из числа тех, кто слышит голоса, призывающие их убить кого-то, тех, кто не видит разницы между добром и злом. Мои пациенты просто начисто лишены способности понимать эмоции других людей и вступать с ними в психологический контакт. Они делают то, что им выгодно, что доставляет им удовольствие, и не чувствуют никаких угрызений совести. Проблема заключается в том, что психопатов в окружающем нас мире гораздо больше, чем мы думаем. — Ты уже говорила мне, что они составляют четыре процента от всего населения. Но мне трудно в это поверить. Будь это так, вокруг нас ходили бы толпы серийных убийц. — Нет, к счастью, далеко не каждый психопат — серийный убийца. Есть такие, кто не нарушает закона. Однако при этом их не очень заботят вопросы нравственности. Как правило, они закоренелые лжецы и манипуляторы, часто жестоко обращаются с собственными женами, хамят, способны заниматься различного рода аферами, воровством, нередко становятся насильниками. В любом случае они все несут с собой боль и страдания. Психопатия — очень сложная проблема. Мы еще многого о ней не знаем. — И ты считаешь, что каждый день иметь дело со своим прошлым — это единственный способ решить твою проблему? Ей и раньше приходилось иметь дело с теми, кто критиковал ее жизненный выбор. Да и Амарок не в первый раз высказывает критику в ее адрес. — Но в ком еще такая работа способна вызвать больший интерес, пробудить большую энергию? Кроме того, по моему мнению, всегда лучше смотреть в глаза собственным страхам. — Даже несмотря на то, что ты подвергаешь себя опасности? Если верить часам на стене, с момента, когда она разговаривала со старшим надзирателем, прошло десять минут. Но Эвелин уже начинала нервничать. Теперь, оказавшись в своей стихии, она засомневалась, следует ли ей обращать внимание на сержанта и его скептицизм. Он вызывал у нее самые разные и довольно противоречивые реакции. Несмотря на ту пропасть, которая их теперь разделяла, было трудно забыть о прошлой ночи и о том мощном чувстве, которое охватило ее, когда они впервые коснулись друг друга. Ей уже хотелось испытать это снова. И это желание тревожило ее не меньше всего остального. — Кто-то же должен делать эту работу, брать на себя риск, — ответила Эвелин. — Нельзя же постоянно исходить из того, что это сделает за тебя кто-то другой. — Но такую работу мог бы взять на себя мужчина. В отличие от большей части остальной Америки, отношение к женщинам здесь, на Аляске, оставалось крайне патриархальным. — Значит, ты такой же сексист, как и большинство здешних мужчин. — Я рассуждаю с чисто практической стороны. Парни, с которыми ты работаешь, должны понимать, что в случае сопротивления они столкнутся с теми, которые не уступают им по силе. — Практическая сторона в данном случае далеко не всегда самая важная. — Она заложила за ухо выбившуюся прядь. — Вспомни о том вреде, который причинил Джаспер, возможно, за прошедшие двадцать лет. И который он, вероятно, до сих пор причиняет. Он же все еще на свободе… где-то. — Значит, ты как бы наделяешь себя полномочиями. Она почувствовала, что он разглядывает ее шрам. — Называй как хочешь. — Они действительно всерьез ищут этого подонка? — Они делают все, что от них зависит. Я постоянно интересуюсь у детективов о ходе расследования. Не даю им сидеть сложа руки. И не только с прошлого лета. Всегда. Однако уже в течение довольно длительного времени у них нет никакой новой информации. — А если нанять частного детектива? Эвелин невесело усмехнулась.