— Не может быть, что уже утро. Я только что закрыл глаза. — Он обнял Эвелин и как будто собрался вздремнуть еще, но рация затрещала снова. — Эй! — Она столкнула с себя его руку. — По-моему, кто-то пытается до тебя дозвониться. — Я уже понял. — Он потянулся и открыл глаза. — Интересно, как там метель? Эвелин приподняла голову и прислушалась. — Мне кажется, уже закончилась. Я ничего не слышу… — Сержант, ты меня слышишь? — …кроме твоей рации. — Черт, — выругался он и зевнул. — Сержант, это Коротышка. Возвращайся. Эвелин оперлась на локоть. Коротышка был владельцем «Лосиной головы». Летом он также отвечал за общественную безопасность. — Ты собираешься отвечать? Амарок сунул голову под подушку. — Пока не решил. Подушка заглушила его слова, но Эвелин все же их поняла. — Похоже, у него что-то срочное. — Да я понял, поэтому и не тороплюсь, — ответил он, затем отбросил подушку и встал. Встав с постели, он не стал одеваться и в чем мать родила направился в гостиную. До Эвелин донесся его голос. — Это сержант Амарок. Что случилось? — Я… не уверен, сержант. Но… мне кажется, тебе лучше приехать сюда. В голосе Коротышки слышалось нетерпение. Эвелин села в постели. — Сюда это куда? — уточнил Амарок. — В «Лосиную голову». — А что стряслось? Из-за снега провалилась крыша? Эвелин решила, что это, наверное, так и есть. Но нет. — Нет, сэр, — возразил Коротышка. — Тогда что? Давай выкладывай? Нечего играть со мной в угадайку. Я не в том настроении. — Это не игра. Сержант, я кое-что нашел. Я бы с удовольствием сказал тебе, что именно. Но мне даже страшно предположить. Ты, главное, давай сюда, и поживее. Когда Амарок вернулся в спальню, от его сонливости не осталось и следа, ее как рукой сняло. Он включил свет и быстро оделся. — Что происходит? — Внезапно осознав свою наготу, Эвелин до шеи натянула на себя одеяло. — Понятия не имею. Надеюсь, я должен выносить мою задницу на мороз не для того, чтобы увидеть гигантскую сосульку. — Ты думаешь, это что-то невинное? — Зная, что неподалеку находятся 250 самых страшных убийц Америки, Эвелин не могла не ощутить тревоги, особенно после ее странного разговора с Хьюго. Оставалось лишь надеяться, что это никак не связано с Ганноверским домом. Коротышка упомянул, будто нашел в «Лосиной голове» «что-то». Так что, скорее всего, к ее заведению и подопечным это не имеет никакого отношения. Она очень на это надеялась. Амарок шикнул на пса и сел на край кровати, чтобы надеть ботинки. — Вряд ли. Но что бы это ни было, я им займусь. А ты пока отдыхай. — Ты ведь сообщишь мне, что случилось, не так ли? — Да, как только смогу. — Договорились, — как можно бодрее отозвалась она, скорее ради него. Впрочем, вряд ли у нее получится уснуть. Как только он ушел, она надела теплую фуфайку, которую он ей дал, и попыталась воспользоваться телефоном. Хотела убедиться, что в тюрьме все в порядке. Увы, ответа она так и не дождалась. По всей видимости, буран завалил столб и оборвал телефонные провода — как она и опасалась. Как хорошо, что дома у нее для кота автоматическая кормушка и поилка! Кто знает, когда она теперь попадет домой! Она принялась мерить шагами комнату. Почему-то ей казалось, что сержант вернется совсем скоро, но минуты шли одна за другой… Прошел час, затем полтора, а его все не было. Эвелин приняла душ, надела костюм — потому что другой одежды у нее не было, — приготовила себе яичницу и кофе. Позавтракав, она помыла посуду и снова села, глядя на часы. И просидела еще час. — Где же его носит? — проворчала она — Уже почти полдень. Макита встал и подошел к ней, полагая, что она разговаривает с ним. — Все хорошо, приятель. Он скоро вернется, — сказала она псу, хотя, если честно, ею уже владела тревога. Что его могло так долго задерживать? Или он забыл, что она сидит у него дома и у нее даже нет машины? Впервые с тех минут, когда у нее в кабинете сидела Лоррейн, Эвелин подумала о Даниэль Коннелли. Хотелось надеться, что с ней все в порядке. В противном случае Лоррейн наверняка позвонила бы, при условии, что телефоны работали, когда она проходила мимо. Эвелин глубоко вздохнула, подошла к передней двери и выглянула на заснеженный мир. Снег по-прежнему падал, но медленно. Может, ей стоит одеться, взять один из фонариков Амарока и попытаться добрести до «Лосиной головы»? Не успела она это подумать, как увидела свет одинокой фары и услышала звук приближающегося снегохода. Ага, а вот и он. Едет домой. Это точно он. Потому что до ближайшего соседа отсюда полмили. — Где тебя носило? — проворчала она, когда он остановился. Хотя на улице был собачий холод, она, закрыв за собой дверь, чтобы не выпускать из дома тепло, ждала его на крыльце. — В чем дело? — крикнула она, когда Амарок зашагал ей навстречу по заснеженной дорожке. Он не ответил. Эвелин тотчас насторожилась. — В чем дело? — повторила она свой вопрос уже громче. Сегодня он показался ей даже симпатичнее, чем вчера, хотя ей жуть как не хотелось в этом признаваться. Она еще не оправилась от унижения во время их неудачной попытки заняться любовью. Дойдя до нее, он открыл дверь и жестом велел войти. — Не стой здесь. — Амарок? Он казался каким-то холодным и отстраненным. Таким, каким был до того, как всю ночь согревал ее в своих объятьях. Они как будто снова стали чужими. — Скажи, мог кто-то из твоих психов убежать из тюрьмы? — спросил он, наконец стаскивая с головы шапку. Твоих психов. В его голосе слышались обвиняющие нотки, но она никак на них не отреагировала. — Нет. Это абсолютно исключено. У нас приняты повышенные меры безопасности. — Что означает, что у вас там полно опасных преступников. Ты уверена, что ваши меры безопасности надежны? Что ничего не могло… произойти? Ей снова вспомнились слова Хьюго. Не думай, будто ты здесь в безопасности. Никто из нас… Неужели он все-таки был прав? В очередной раз? — Уверена. А почему ты спрашиваешь? — Проверь, все ли они на месте. — Отвези меня туда, и я проверю, но, — она облизала губы, — сначала скажи мне, что происходит. Амарок вытер рукавом лицо. — Кого-то убили. У Эвелин внутри все похолодело. Наверняка она побледнела, потому что он велел ей сесть. — Кого именно? — Этого мы пока не знаем, — сказал он. — Мы нашли лишь женскую голову. Причем изуродованную так, что ее невозможно узнать. 5