— В полном. Он неодобрительно сузил глаза и затем вдруг горько заметил: — Ты пьяна… Повисло молчание. После он отвернулся, забрался на кровать дальше, явно не собираясь продолжать этот разговор. Хотару проследила за ним взглядом и поднялась, понимая, что ей тоже стоило бы пойти в душ — а потом забыться, отринуть на мгновение мысли про вирус, про «Йошивару». Представить себе, что в ее жизни на секунду все было хорошо и нормально, как было до той самой роковой миссии. Свет в комнате погас, и единственным его источником была ванная комната. — Если Юаса узнает обо всем этом, — услышала она около двери в душ, — он всех нас закопает. Держи рот на замке, хорошо? — Ну конечно. А как же иначе? Вяло улыбнувшись ему в ответ, Хотару закрыла за собой дверь. Акеми снилось, что она стояла в поле. Огромное, оно тянулось до самого горизонта. Ветер трепал колосья, приятно обдувал кожу. Над головой в зените сияла зеленая луна, заливая картину болезненным салатовым цветом. Обернувшись, она увидела огромный феодальный замок, высившийся позади подобно монолитам мега-башен, но резной, красивый, словно чайный дом «Йошивары». А перед ней, всего в паре шагов, был колодец, откуда четко доносилось журчание воды. Медленно она двинулась к нему и заглянула внутрь, где, в отражении воды, увидела все то же слепое зеленое око. А еще, там, внизу, вновь была беловолосая девушка, смотревшая на Акеми в ответ безжизненными светлыми глазами. — Ты! Кто ты такая?! … произнесла девушка в белом. Акеми дернулась и заозиралась по сторонам, но рядом были лишь колосья и высокий замок, ничего больше. С сомнением она взглянула вниз колодца, вновь на девушку в белом, но затем опустилась — и протянула ей руку. Словно в отражении, та ответила ей тем же. Но между ними было еще метров десять, не меньше, поэтому попытка оказалась бессмысленной. … но она должна была попасть туда. Спуститься! И разобраться со всем окончательно. Оглянувшись, Акеми вздрогнула — она отчетливо помнила, что рядом с колодцем ничего не было, но сейчас там лежала веревка, обвязанная вокруг стального колышка, глубоко вбитого в землю. Обвязав себя вокруг пояса, она встала на краешек колодца и со страхом взглянула внутрь, и затем все же начала спускаться. В нос ударил сырой гнилой запах, чтобы не упасть, приходилось упираться в склизские скользкие камни. И, в самом низу, она протянула руку — к девушке. Та вновь повторила ее движение. Их пальцы переплелись… И в эту же секунду ее вышвырнуло из сна — потому что Акеми ощутила неописуемый жар. Она резко распахнула глаза, понимая, что ее мозговой имплант раскалился — настолько, что, кажется, даже обжег кожу на затылке и шее. Она дернулась, чувствуя, будто ее мозги начали плавиться, и затем бегом бросилась на кухню. Скорее, скорее! Надо было охладить эту дрянь, пока она не выжгла ей мозги! Схватив непочатую банку пива, она приложила ее к затылку и облегченно выдохнула, ощущая, как кольнуло кожу от резкого перепада температур. Боже, как хорошо… Только спустя несколько секунд полного блаженства и головной боли Акеми осознала, что выскочила из спальной в одной лишь футболке и трусах, и, судя по всему, пронеслась мимо Сатоши. Тот вновь ночевал у нее. Вчера они пили, она помнила, и Акеми поведала ему о своем диалоге с Онашигицунэ, и невольной мысли о том, чтобы устроиться в корпорацию (или хотя бы найти богатого папика). Но не могло же это быть похмелье?! — Это было всего лишь пиво, тебе так поплохело? — донесся голос Сатоши, и Акеми развернулась, плюнув на свой внешний вид. — Чертовски больно. Она поставила на стол банку пива, уже теплую, и взяла из холодильника следующую; имплант начал постепенно остывать. — Акеми?.. Приложив пиво к импланту, другой рукой она коснулась лба и тяжело выдохнула сквозь зубы. Внутренняя диагностика выскочила перед глазами и красными цветами кричала о превышении температуры. Обычно в таких случаях имплант должен был самостоятельно отключаться, чтобы не убить ее, но, по какой-то причине, блокировка ее мозгового импланта была отключена — хотя Акеми точно помнила, что ничего подобного не делала. В ход пошла третья банка. — Акеми, скажи что-нибудь! Сатоши встал прямо перед ней, в его взгляде она рассмотрела неподдельное беспокойство. — Я был бы рад, если бы ты хоть что-то мне ответила! — Я была бы рада, — передразнила она его дрожащим голосом, — если бы эта штука перестала так жечь! — Какая штука? Она сурово на него уставилась, продолжая прижимать банку пива к разъему в шее, ведущему к мозговом импланту. Несколько секунд Сатоши смотрел на нее, явно анализируя что-то, после чего услужливо поинтересовался: — Тебе, может, вколоть что-нибудь? — когда Акеми медленно покачала головой, он заметил: — Если у тебя беды с имплантами, мы можем поехать кое к кому, она посмотрит. — У тебя есть кто-то, кто может помочь?.. — Ну, у «меня» — это громко сказано, но поможет она точно. Думаешь, — хмыкнул он, — почему я такой красавчик? Но, надеюсь, ты хороша в постели. Лицо у Акеми мгновенно вытянулось. Какое-то странное замечание. — Что?! Тебе Юаса рассказал какие-то детали лично?! — Никаких подробностей! Юаса оповестил их всех о том, что новая встреча произойдет сегодня в три. До этого они были вольны делать все, что захотят; и, пока Хотару отправилась на свои таинственные дела (видимо, связанные с «Йошиварой»), Сакура решил не наслаждаться прекрасным выделенным выходным после нервной бессонной ночи, а связаться с кое-кем по поводу… одного вопроса, что уже давно вертелся у него в голове. Задание Юасы приближалось; после двух миссий Сакура начал подозревать, что дело может принять слишком серьезный оборот. Он не хотел бы тратить свои деньги… понапрасну, если умрет, поэтому у него возникла мысль: перевести их на счет Иккуко в банк. Она не сможет воспользоваться ими до совершеннолетия и кутить на эту сумму, но это пригодится ей для учебы. Пусть отчим и был богатым, Сакура все же знал цену деньгам, а потому прекрасно понимал, что от лишней помощи он не откажется. Особенно от помощи, если Сакура умрет. Думать о таком повороте не хотелось, но он был реалистом и знал, как часто дохнут на задании шиноби. Сам не сумел спасти напарницу на одном задании, что уж там. До сих пор вспоминались ее остекленевшие глаза. Иккуко быстро подняла трубку: — Алло? — Мне, — решил не тянуть он, — нужно тебе кое-что сказать. — Что? Вот так с утра? Час дня, между прочим. Сакура закатил глаза. — Да. Вот так с утра. Сегодня рабочий день. Почему у тебя утро в час дня начинается, а? Опять прогуливаешь? — У нас каникулы! — запротестовала Иккуко. — В честь праздника! Сакура прекрасно знал, что каникулы начинались со следующей недели, потому что с ней же было связано повышение выручек пачинко-автоматов, стилизованных под популярные ныне аниме, что вело за собой и увеличение проблем с охраной. — Я позвоню в школу. — И что ты потом сделаешь? — голос Иккуко принял деловой тон. Хороший вопрос, в самом-то деле. — Лишить карманных денег мне тебя не получится… — задумался он вслух, и сестра, судя по звуку, закивала: — Ага. Потому что мама уже это сделала. — Так тебе и надо. Его смех был прерван возмущенной тирадой: — И что? Ты думаешь, мне это что-то сделает? Будто из-за карманных денег я надену поводок и начну ходить в эту дурацкую школу! Вот здесь ты и ошибаешься! — Я не ошибаюсь, — отрезал Сакура, понимая, что они сейчас вновь скатятся в бесконечные споры о школе и ее посещении. У него не было времени журить сестру, этим вполне успешно займется и мама, а потому он закашлялся: — В любом случае, я звоню тебе по очень важному делу. Ты же у нас маленькая жадная говнючка, да? — И ты звонишь мне с утра, чтобы сказать это, да?! — Да, я звоню тебе с утра именно затем, чтобы это сказать. Признайся, это именно так.