Заслышав звук шагов, она подняла голову и, узнав Джесона, быстро показала в сторону ординаторской. Вход в нее располагался прямо за стойкой, сразу за пространством, уставленным всяким медицинским оборудованием. Посмотрев туда, он увидел Хаён в компании старшей медсестры, протягивавшей девочке шоколадный батончик. Хаён, которая в ответ лишь мотала головой, при виде Джесона вскочила и бросилась к нему. Он понял, что она места себе не находила, не зная, куда он пропал. Заключив ее в объятия, опять ощутил запашок гари. Подумалось, что нужно немедленно ехать домой и отправить ее в ванну. Отправляясь к месту пожара, Джесон так и собирался поступить, но уже за рулем передумал. Возникло ощущение, что так вот с бухты-барахты к жене заявляться с ребенком не стоит, когда она и понятия не имеет, что произошло. Требовалось время все хорошенько обдумать. Изрядно поломав голову, он все-таки решил везти Хаён к себе в больницу. Провел ее в приемный покой, сделал укол успокоительного, осмотрел, нет ли ожогов или еще каких-нибудь повреждений. Почти сразу же Хаён начал морить сон, с нее стало спадать напряжение. Показалось, что лучше дать ей поспать, но стоило дочери заслышать его удаляющиеся шаги, как она немедленно открывала глаза и смотрела на него, словно боялась, что он вдруг бесследно исчезнет. В конце концов Джесон остался сидеть с ней, держа ее за руку, пока она лежала под капельницей. Отправился к себе в кабинет, только когда наступило время утреннего обхода, прихватив с собой Хаён. Усевшись на диван, девочка нацелила на него глаза, полные страха. Похоже, до сих пор нервничала, не могла встретиться с ним взглядом, когда он молча посмотрел на нее. Пауза затянулась. Хаён едва скрывала тревогу, крепко прижимая к себе своего плюшевого медведя. Глядя на ребенка, Джесон абсолютно не представлял, что делать. Он уже не раз думал, что надо как-нибудь сказать жене и привести девочку домой. Но неожиданный поворот событий оставил у него чувство растерянности и беспомощности. Утреннее известие оказалось серьезным ударом, но он еще и волновался, как все это воспримет жена. — Папа… ты сердишься? — тихонько спросила Хаён, опасливо поглядывая на него. Наконец выйдя из задумчивости, Джесон помотал головой. Хаён, похоже, неверно истолковала его молчание. — Да нет же, с чего мне сердиться? — ответил он. — Ты… ты сказал тебя не звать. — Ну… это потому, что у меня тут полно работы. Произнеся эти слова, Джесон секунду внимательно смотрел на нее, а потом распахнул объятия. Хаён, однако, не стала с готовностью в них падать. Все медлила. Ему стало грустно — как же все-таки они отдалились друг от друга! Он опять раскинул руки, и Хаён, которая просто смотрела на него, наконец отложила своего плюшевого медведя и бросилась к нему. Она вся дрожала. Наверное, до сих пор сказывался шок — досталось ей почище, чем всем остальным. Ей пришлось пройти через то, с чем и взрослым-то нелегко справиться. Ничто не указывало на то, какая буря бушует у нее в сердце. Джесона переполняло сожаление, что он никогда должным образом не реагировал на нужды своего ребенка, слишком уж занятый своими собственными заботами. — Тебе страшно? — спросил он. В ответ послышались лишь судорожные всхлипывания. — Все нормально. Я здесь. Теперь тебе не о чем волноваться. Услышав эти слова, Хаён стала горько подвывать. Как сильно, видать, она испугалась, оказавшись среди языков пламени, среди стольких незнакомых людей! Все эмоции, до поры запертые шоком и растерянностью, словно взорвались в ней при этих его словах. Он еще ближе прижал к себе ее хрупкое тельце, похлопал ее по спинке. Ему хотелось стереть всю горечь, завладевшую ее сердцем. Оторвалась она от Джесона только тогда, когда от плача ее прошиб холодный пот. — Разве нельзя мне жить с тобой? — спросила она. Он не мог ответить ей прямо сейчас. Решение было не только за ним. Заметив его секундное замешательство, Хаён вытерла кулачком оставшиеся на щеках слезы и, словно вообще не плакала, вернулась к дивану и села. Джесон смотрел на нее, не в силах вымолвить ни слова. Хаён, с опущенной головой немного подождав его ответа, опять улеглась на бок и объявила, что ей хочется спать. Джесон быстро вытащил из ящика письменного стола маленькое одеяльце и укутал ее. Посмотрел на нее, лежащую там с плотно зажмуренными глазами, прижимающую к себе плюшевого медведя, и откинул прядки волос, упавшие ей на шею. Насмерть перепуганного ребенка, который какие-то секунды назад всхлипывал и цеплялся за него, теперь не было и в помине — Хаён бесшумно спала, повернувшись к нему спиной. Послышался стук в дверь. Наступало время утренней суеты. Джесон еще некоторое время смотрел на нее, лежащую спиной к нему, а потом поднялся. — Мне нужно в операционную. Это ненадолго, так что попробуй поспать еще немножко, хорошо? — произнес он. Девочка даже не пошевелилась. Его сердце налилось тяжестью, но Джесон решил, что обдумает свои дальнейшие действия, когда справится с утренней текучкой. Все эти два часа в операционной он представлял себе Хаён, обиженно отвернувшуюся от него. «Разве нельзя мне жить с тобой?» Ее голос так и продолжал звучать у него в голове. Но этот вопрос повис в воздухе, словно эхо в пустом кувшине. Не ему одному давать на него ответ… Джесона не было рядом каких-то два часа, но теперь Хаён обхватывала его со всей силы, словно желая сказать, что больше не расстанется с ним ни на секунду. Старшая медсестра жалостливо посмотрела на нее. — Я слышала, что в вашем доме был пожар, — сказала она. — Представляю, как бедняжке досталось! Из приемного покоя слухи о пожаре успели расползтись по всей больнице. Даже интерны в ординаторской успели выразить свои соболезнования. Поскольку Хаён находилась в кабинете Джесона, они просто не могли не знать. Но ему не хотелось еще хоть сколько-нибудь больше приоткрывать завесу над своей личной жизнью. — Спасибо, — поблагодарил он старшую медсестру, чтобы избежать дальнейшего обсуждения этой темы. Схватил Хаён за руку и поспешно вышел в коридор. По палатам уже развозили еду на тележках. Сам он еще не завтракал, и это только сейчас пришло ему в голову. — Не стоит ли нам что-нибудь съесть? — предложил Джесон, и Хаён молча кивнула. — Чего больше хочется? Лапшу? Свиную котлетку? Девочка ничего не ответила. — Хаён? — Да все равно… Что хочешь… — мрачно пробубнила она, избегая встречаться с ним взглядом и наверняка все еще дуясь на то, что он сразу не ответил на ее вопрос. Хорошо еще, хоть руку у него из пальцев не выдернула. Выйдя из больницы, Джесон повел Хаён к итальянскому ресторану через дорогу. Там оба устроились на белых деревянных стульях с облупившейся краской, накрытых цветастыми подушками. Усевшись напротив него, Хаён по-прежнему старательно избегала его взгляда, обводя пальчиком цветочки на скатерти. Наблюдая за ней, сидящей на фоне розовых занавесок, Джесон только сейчас осознал, сколько ей уже лет — до сих пор он об этом как-то не задумывался. В этом году Хаён исполнилось одиннадцать. Они жили по отдельности уже три года. За те несколько месяцев, что он не видел ее, дочка заметно подросла. — Со сметанным соусом, так? Любишь сметанный соус? — спросил он. Хаён опять не ответила. Джесон подозвал официанта, сделал заказ и налил Хаён воды в чашку. — Ну что, так и не будешь со мной разговаривать? — спросил он. Дочка упорно хранила молчание. — Тогда и я ничего не буду говорить. Хаён, которая только что таращилась в стол, подняла глаза. В ее глазах опять промелькнула тревога. Джесон пожалел о своих словах. Попытался утешить ее, говоря мягко и ласково: — Не стоит ведь дуться, когда мы так долго не виделись? Хаён помотала головой, но было ясно, что она делает это через силу. Даже когда они приступили к еде, отделывалась односложными ответами. Джесон чувствовал себя паршиво, хотя, сказать по правде, дочь отнюдь не занимала все его мысли эти последние месяцы. И все не слишком-то отличалось от того, как было, когда они жили вместе. Не то чтобы он не любил ее… Джесон просто так урабатывался в госпитале, что, приходя домой, чаще всего валился в постель, даже не заглянув к ней. И хотя они жили в одном доме, он видел ее от силы раз в пару дней, а играл с ней и того реже — может, всего раз в пару недель. Когда он последний раз мог как следует рассмотреть ее лицо? Пока она заталкивала в рот спагетти, сидя напротив него, Джесон сидел, не сводя с нее глаз. Ее большие чистые глаза и густые брови — в точности как у ее матери. Личико все еще по-детски пухлое, но когда она чуть подрастет и черты ее лица станут более ярко выраженными, Хаён будет еще больше похожа на мать. Джесон осознал, что похолодел, усмотрев в лице дочери даже какие-то намеки на нее. Ему не хотелось признаваться даже самому себе, что в душе до сих пор оставались раны и чувства, имеющие отношение к его покойной жене. Он поспешно отвел глаза от ребенка и быстро прикончил еду на своей тарелке. — Это… это из-за той женщины? — спросила вдруг Хаён. — А? Дочка, которая до сих пор тихо ела, отложила вилку и произнесла: — В смысле, из-за той женщины, которая теперь живет с тобой… — Она не договорила, особо не зная, что сказать. Хаён всегда была сообразительной и восприимчивой. И прекрасно знала, почему он не может взять ее к себе. — Ну ладно… Я могу поехать к дедушке, в Америку. Судя по всему, она уже смирилась с реальностью ситуации и решила, что ей лучше уехать. Но план, сложившийся в ее маленькой головушке, тоже был не особо легковыполним. Отец Джесона перебрался на постоянное место жительства в Сиэтл, где жили два брата Джесона, когда Хаён было всего два годика; но в прошлом году у него началась болезнь Альцгеймера, и старик находился на полном попечении матери Джесона. Тот просто не мог обременить ее дополнительными хлопотами, поскольку уход за отцом занимал практически все ее свободное время, — равно как не мог попросить приютить Хаён и кого-то из братьев, связанных по рукам и ногами работой в собственном ресторане. Да и просить было бы как-то не с руки. Родственники, с которыми не видишься даже раз в год, с которыми и созваниваешься-то раз в несколько месяцев, — это, считай, и не родственники вообще. А потом, Джесону была невыносима сама мысль отправить маленькую девочку в такую даль, при живом-то отце. Ответ был ясен, и неважно, как он сам на все это смотрел. Оставалось лишь придумать, как все это осуществить. — Что я тебе уже раньше говорил? — спросил он у Хаён. Та лишь посмотрела на него, не произнеся ни слова. — Я говорил тебе не волноваться. Я все устрою, — заверил он ее. — Выходит… выходит, мне можно будет жить с тобой? Джесон кивнул, и девочка наконец улыбнулась с явным облегчением. При виде улыбки у нее на лице Джесон дал себе зарок решить проблему прямо сейчас, ни секунды не откладывая. Прошел уже год, как они стали жить с Сонгён — он уже хорошо знал, что она за человек. Она не из тех, кто холодно отвергнет маленького ребенка в такой ситуации. Может еще немного поколебаться, но в конце концов обязательно примет Хаён. Но даже если и так, имелась и еще одна причина, по которой он пребывал в нерешительности — почему не мог прямо сейчас взять дочь за руку и отвести к себе домой. Ему крайне не хотелось рассказывать Сонгён о том, что произошло между ним и его бывшей женой. Сонгён не из тех, кто любит ворошить прошлое, так что он никогда и не упоминал перед ней об этом.