– И как долго это протянется? – сказал Хорт, выныривая из облака в своём прежнем бледном человеческом теле и погружённый ниже пояса в пушистый белый туман. Он потёр свою обожжённую ладонь и повторил: – Сколько ещё ждать до того, как «мы не сможем больше здесь оставаться»? Но юный волшебник вновь уже взмыл в небо. Все узелки на Ночном Ветре были развязаны, и ковёр поднимался всё выше и выше. Восторженное уханье Мерлина доносилось теперь из каких-то дальних уголков созданной им для собственного развлечения галактики. – Тедрос однажды предупредил меня, что мы не можем здесь дольше оставаться, – вспомнила Агата. – Это было, когда мы искали место, где можно спрятаться от Рафала. Он сказал, что воздух здесь слишком разрежённый. Со временем мы начнём задыхаться и нам придётся уйти. – Пока что мы все живы, и это самое главное, – вздохнула королева из Жан-Жоли, осторожно присаживаясь на облако. – Да, но наш план выполнен только наполовину, – заметила декан Брунгильда, присаживаясь рядом с нею. – Если мы хотим окончательно победить Змея, нам ещё предстоит поработать, когда вернутся Тедрос с Гиневрой. – Поработать? А что нужно будет сделать? – спросила Агата, пытаясь понять вторую, оставшуюся часть плана. – И как мы сможем победить Змея, не убив при этом Агги? Ведь именно это требуется по условиям второго теста, – добавила Софи, но декан Брунгильда ей не ответила, глубоко погрузившись в свои воспоминания. – Он был тем самым Р. Я., которого я знала, – поёжилась, как от холода, декан. – Узнала по глазам. Это его глаза. – Вы уверены, что он нас здесь не найдёт? – нервно озираясь, спросила Марианна. – Место для раздумий волшебника может найти только тот, в жилах которого тоже течёт кровь мага, – успокоила её королева Джасинда. – Так что только волшебники могут встретиться друг с другом в таких местах, да и то лишь теоретически. Практически же они если и общаются, то не залезая друг другу в голову. Это мне мой маг и учитель Джофри объяснил. Я сама несколько раз пыталась найти его место для размышлений, но в каждом таком случае просыпалась высоко на ветке какого-нибудь дерева. Где-то в небесах радостно захихикал Мерлин. Агата присела рядом с Анадиль и Дот. Юная ведьма и ведьма в годах обе были в переливчатых доспехах и лакомились шоколадом, который Дот прямо тут же делала из облака. – Поверить не могу, что его идиотский план сработал, – размышляла вслух Анадиль. – И кто бы только мог себе представить, что Тедрос – Тедрос! – умеет думать? – Во-первых, он не идиот, – сказала Агата, выхватывая у неё из рук кусочек пористого облачного шоколада. – А во-вторых, вы же слышали, что сказала декан Брунгильда: план выполнен только наполовину, поэтому рано ещё что-либо говорить. И в-третьих, я не понимаю, почему Тедрос сохранил свой план в тайне от меня, и вы тоже мне ничего не сказали, хотя это ведь меня в первую очередь стремится убить Змей… Мм, вкусно! Просто замечательно! – Я заполнила дырки в облаке арахисовым маслом, – с гордостью пояснила Дот, тряхнув своими неопрятными кудряшками. – А почему Тедрос ничего тебе не рассказал, так это даже ёжику понятно. Если бы ты узнала про этот план, то принялась бы править его, командовать, как всегда привыкла это делать, и в конце концов… Ну, ты же сама помнишь, чем закончился первый тест благодаря тебе. У Агаты моментально покраснела шея. – Он сам так сказал? – спросила она. – Нет, просто именно поэтому я ничего не рассказала тебе о нашем плане, – пояснила Дот. – Ты сразу решила бы, что это твой план, и стала бы действовать по-своему. Ты же всегда думаешь, что знаешь всё лучше нас и лучше нас всё умеешь, но только это не так… Ох, до чего же к старости правдивой становишься, кто бы знал! – Вот почему план Тедроса сработал. Потому что его принцесса не могла вмешаться и всё испортить. Ему надо чаще держать свои секреты от тебя подальше, – подколола Агату Анадиль, держа в руках большой комок белого, как пух, облака, который Дот немедленно превратила в шоколад. Агата, обмерев, смотрела на них и молчала. – А как твои крысы, Анадиль? Я видела, что с ними случилось, – вмешалась в разговор Беатриса, подошедшая к ним, позванивая своими доспехами. – Они ещё живы, как ты думаешь? – Мой талант – заставлять их становиться огромными. Их талант – находить дорогу ко мне, даже когда на это, кажется, нет никакой надежды. Как сейчас, например, – печально ответила Анадиль. – Но всё равно спасибо тебе за участие, девочка-всегдашница. Она – может быть, и не совсем искренне – улыбнулась Беатрисе, и Агата подумала, что, став рыцарями Ордена одиннадцати, эти старинные соперницы смогут со временем и подружиться, пожалуй. – Вот-вот, в точности то же самое я всегда говорю про Тристана, – горячо сказала Кико, присаживаясь рядом с Агатой. – Ну, началось, – простонала Беатриса. – Я уверена, что он даже после своей смерти найдёт способ вернуться ко мне, – затрещала Кико. – Вот появился же совершенно неожиданно в моей жизни Виллем. Он так похож на Тристана, так похож, но как только я пытаюсь заговорить с Виллемом, рядом с ним оказывается тот парень с большой такой головой. Бостон… Боджингль… ну, или как его там… Но ничего, я умею ждать. Да и что это была бы за сказка, если бы в ней не приходилось терпеть и ждать. А если вообразить, например, что мы с Виллемом когда-нибудь… Так, значит, это Тристан сам послал мне Виллема, правда? Или вообще Тристан и есть Виллем. То есть призрак Тристана вернулся в облике Виллема, чтобы защищать меня. Так что ты не волнуйся и не переживай. – Она чмокнула Анадиль в щёку. – Твоя сказка тоже о тебе позаботится, и о крысах твоих тоже. Тут к ним подошла Эстер, и Кико, вскочив, упорхнула прочь. – Мы не расскажем ей о том, что узнали от Софи? – негромко спросила Анадиль, глядя в глаза своей подруге – О чём? О том, что парень, которого она считает реинкарнацией своего возлюбленного, на самом деле его брат? И что их обоих никогда не интересовали девушки? – Эстер немного помолчала, затем решительно ответила: – Нет. – Замётано, – согласилась Анадиль. Вскоре все они разбрелись по разным облакам. Софи болтала с Хортом, Эстер с Беатрисой, Рина с Анадиль, другие тоже разбились по парам, и лишь Агата осталась одна, стояла, наблюдая зигзаги, которые выписывал в небе Мерлин на Ночном Ветре. Лихо управляя ковром-самолётом одной рукой, маленький маг зажёг палец на другой руке и написал среди звёзд его лучом своё имя. Агате было не по себе. Она так привыкла к роли миротворца, который между всеми улаживает конфликты и наводит мосты, что ей просто невыносимо было смотреть на то, как прекрасно обходятся без неё рыцари Ордена одиннадцати, да и вообще все – всегдашники и никогдашники, взрослые и юные, старые друзья и новички. Вон Софи на дальнем облачке продолжает о чём-то ворковать с Хортом… Всё это заставляло Агату вновь почувствовать себя девчонкой с кладбища в Гавальдоне, всеми забытой и никому не нужной в целом мире. Но затем Агата вспомнила, что это не Гавальдон и что в этом мире её окружают друзья, каждый из которых такой же умелый, такой же сильный, как она, и у каждого своя, очень важная роль в этой сказке. У каждого, включая её возлюбленного, который в эту самую минуту заперт в пещере, пытаясь спасти свою принцессу от Змея. «Дот всё правильно про меня сказала, – подумала Агата. – Я убедила себя в том, что это моя сказка и это я должна победить в ней. Это моя гора, и я её покорю… Скалолазка! Почему я придумала, будто все так просто и горят желанием, чтобы я ими руководила? Почему я своему принцу мешала стать лидером? Пусть бы лучше он командовал мной. И с какой стати я вдруг решила, что у меня на любой вопрос ответ найдётся, а?» И её душа прошептала в ответ: «Потому что если бы я всего этого не делала, то… чего бы я стоила?» Другими словами, у Агаты была та же проблема, что и у Тедроса. Им обоим нужно было самоутвердиться. «Кто я такой, если у меня нет короны? – думал Тедрос. – И какой же я сын Артура, если я не король?» А Агату её неуверенность в себе привела сюда, на это вот облако, и поставила перед необходимостью искать и давать ответы на вопросы, которые роились сейчас у неё в голове. У Агаты болезненно сжималось сердце. Ведь она по собственной глупости и самоуверенности поставила своего принца в ужасное положение, просто ужасное. Мало того что по условиям второго теста он должен был убить её, так теперь ему ещё и скрывать свои планы от своей принцессы приходилось, чтобы она не лезла в них и не мешала ему доказывать своё право быть королём. Они во многом были разными, Агата и Тедрос. Очень во многом. Однако сердце каждого из них точил один и тот же червь неуверенности в себе, и это заставляло их доказывать свою компетентность. Доказывать, что они достойны любви. Так когда-то Агата искала у профессора Доуви доказательства того, что она, оказывается, может быть красивой. Однако и тогда, и сейчас ответы и доказательства им следовало искать только в себе. До тех пор, пока Агата и Тедрос ищут ответы извне, они будут идти каждый своим путём, и дороги их никогда не пересекутся. И не понять им друг друга так же, как двум соперникам, вступившим в борьбу за королевскую корону. «Может быть, именно поэтому Артур и придумал такой второй тест?» – подумала Агата. Потому что видел будущее, в котором она тормозит и мешает его сыну, вместо того чтобы помогать ему. Увидел это и решил предать их любовь огню. Три теста. Три вопроса, на которые нужно найти ответ. Была ли Агата «правильной» королевой для Тедроса? Или она станет новой Гиневрой, новым проклятием для Камелота? Таков был заданный королём вопрос. Теперь Агата должна была ответить на него. «Это такой же мой тест, как и Тедроса», – подумала она. Чтобы выжить, она должна доверять своему принцу. Они должны быть командой. Настоящей командой. И они станут ею, но, разумеется, если только Тедрос сумеет выбраться живым из пещеры. У Агаты перехватило горло. Тедрос вернётся. Он должен вернуться. В любую минуту он может появиться, упасть с неба прямо на её облако и взглянет на неё своими чудесными глазами, и знакомая кривая ухмылка коснётся его губ. Ну, а пока этого не произошло, Агата, чтобы как-то отвлечься, принялась делать то, чем когда-то занималась в подобной ситуации девушка с кладбища, – незаметно стоять в тени и подслушивать, о чём говорят друг с другом живые… – Он так тебе и сказал? – спрашивала у Дот Марианна, выглядевшая сейчас застигнутой врасплох и загнанной в угол. – Что он с твоей матерью… что они были любовниками? – Ага, – кивнула Дот. – Забавно узнавать, что он любил ещё кого-то, кроме тебя, верно? Марианна широко раскрыла глаза. – Я тебя умоляю, да у нас в городе каждая собака знала, что мой папочка обожал тебя, – подтрунивая, продолжала Дот. – Потому он и ненавидел так сильно Робина. Но ты всегда была так добра с папочкой, хотя он и намеревался убить твоего возлюбленного. Иногда мне казалось, что у вас с моим папочкой тайная дружба. Временами вы были друг для друга больше чем враги. – Погоди секундочку, – негромко сказала Марианна. – У тебя воротничок разошёлся. Позволь, я поправлю. Марианна вытащила из своих волос булавку и принялась поправлять доспехи Дот. – Как хорошо от тебя пахнет, – заметила Дот. – Пивом и жареными куриными крылышками? – рассмеялась Марианна. – Именно так от меня пахло, когда я работала в «Стреле». – Да нет, каким-то домашним, уютным одеялом пахнет… или подушкой. – Вот как, – натянуто произнесла Марианна, продолжая скреплять воротник. Дот посмотрела вверх, на сделанную из сыра Луну в Селестиуме. Поблизости кружил Мерлин и каждый раз, пролетая мимо Луны, откусывал от неё большие куски. Шоколадного цвета кожа Дот мягко блестела в свете этой обкусанной Луны, и на секунду ведьма показалась Марианне совершенно не постаревшей. – Папочка никогда не рассказывал мне о моей мамочке, – печально заговорила Дот. – Сказал только, что она умерла, когда я была ещё совсем маленькой. Да ещё вскользь упомянул несколько раз, что она, например, была красивой и что её одинаково любили и всегдашники, и никогдашники. Что у неё было доброе сердце и она прощала даже тех, кто обижал её. Что она очень хорошо умела шить. Ну, и на этом всё, пожалуй. Не так уж много, но не в этом дело, правда? Если у них была с мамочкой любовь… настоящая любовь, как говорил об этом папочка, тогда мне и этого вполне достаточно. Марианна закончила с воротничком Дот, воткнула шпильку назад себе в волосы. Рука у неё дрожала. В горле стоял комок. По щекам текли слёзы. – Что с тобой? – спросила Дот.