Мария Даниловна полулежала в кресле и смотрела телевизор. Поморщившись, Петруха убавил громкость и вопросительно взглянул на гостью. — Что… уже пора? — испуганно спросила та. — Промедление смерти подобно! — напомнил хозяин. — А что, вы передумали? — Да нет! Ни в коем случае! Просто я тут так согрелась… Разомлела… — Ну знаете! Сами все затеяли, а теперь что же, отменять? Я ходил, кривлялся перед Анатолием, как идиот… — Да, кстати! Как сходили? — Нормально, — буркнул опер. — Вначале запугивал его… — Зачем? Вдруг он даст деру? — Может, — задумчиво согласился Алексеев. — Мне и самому кажется, что я несколько перегнул палку… Но это вначале! Потом мы помирились, я его успокоил! — Тогда хорошо, — кивнула Сухова. — А как вы тут? Все тихо, спокойно? — в свою очередь спросил хозяин. — Да… — как-то неуверенно сказала Мария Даниловна. — Да — «да» или да — «нет»? — заметил ее колебания Петруха. — Да — «не знаю», — призналась гостья. — В каком смысле? — Ну… было несколько звонков по телефону… Мне так надоел ваш автоответчик! — И? — поднял одну бровь Петруха. — И я сняла трубку… только раз! Ничего, а? — с надеждой спросила пенсионерка Сухова. — Совсем ничего! — хмыкнул Алексеев. — Допустим, звонила бы моя будущая теща… А тут вы своим томным голосом: «Хэллоу»… Что она должна подумать? — Какой ужас! — тихо произнесла гостья. — Нет! Вам повезло! Она не звонила! — Кто же тогда? — Не знаю. Не то шутники какие-то, не то социологический опрос… Я не совсем поняла… — Поконкретнее, пожалуйста! — Ну… В общем, позвонили, завели разговор насчет выборов… — Ага! Тут-то вы и сели на своего любимого конька! — улыбнулся Алексеев. — Про Любителей пива рассказали? — Было дело… — тихо призналась пенсионерка Сухова. — Вот так-то и рождаются слухи о пьянстве работников правоохранительных органов! — засмеялся опер. — Слухи? — ехидно переспросила Мария Даниловна. — Ну, короче! Что дальше? — А дальше человек на другом конце провода вдруг заявляет: имейте, мол, в виду, что девятнадцатого декабря мы всех вас к стенке поставим! — Девятнадцатого? — наморщил лоб Алексеев. — Почему — девятнадцатого? Выборы же семнадцатого? — Ну-ну, — усмехнулась собеседница. — Вот и я что-то в этом роде сказала. А там вдруг раздается зычный гогот… Отсмеявшись, человек сообщает, что все это — не более чем тест на стереотип мышления! Оказывается, практически все люди тотчас же удивляются, почему именно «девятнадцатого»! И ни один не спросит: «Почему, за что — к стенке?»! Представляете? Вот до чего нас довели! — Не знаю, до чего они — нас, а вот вы меня сейчас точно доведете! — сердито сообщил Петруха. — Переходим к делу. Ладан я купил, свечки… — Он потянулся к шкафу, вынул несколько толстых восковых свечей и бережно завернул их в бумагу. — Разве это все? — Нет, сейчас! — Хозяин быстро сновал по комнате, упаковывая сумку. — Телевизор выключите, — напомнил он гостье, продолжающей праздно сидеть в кресле. — Ну, теперь все! — довольно вздохнул он, застегнув сумку. Раздался телефонный звонок. Мария Даниловна дернулась было к аппарату, но хозяин сердито остановил ее: — Мало вам? — Нет, нет, Петруша, что вы! Я больше не буду… — Сейчас автоответчик подключится, а нас уже все равно, считайте, что и нет! — сказал Алексеев. Он помог гостье надеть пальто, откусил большой кусок от буханки хлеба и задумчиво произнес: — Уж полночь близится… Хотим мы того или нет… — Пора! — решительно кивнула Сухова. — Господи, благослови! — перекрестился Алексеев, и заговорщики отправились на задание… — Вы не устали? Может быть, я хоть дипломат понесу? — с трудом поспевая за быстро шагающим опером, предложила пенсионерка Сухова. — «Хоть!» — хмыкнул тот. — Да я вам и сумку, в которой ничего особенного нет, и ту не поручу! Мария Даниловна обиженно засопела. — Да нет, поймите меня правильно! — пошел на попятную Алексеев. — Просто мне не тяжело, а вам зачем перетруждаться? — Логично, — ответила Сухова, оставшись при своей обиде. Они подошли к подъезду. Петруха бросил взгляд на окна последнего этажа. В квартире было темно. — А вдруг никого нет? Вдруг он ушел? — обеспокоенно спросила Мария Даниловна. — Ручаться на сто процентов не могу, — сказал опер, — но попробовать все же стоит. Да и на этаже мы сможем кое-что узнать… — Что же? — Всему свое время! — назидательно прошептал Петруха. Молча они поднялись по окутанной тишиной лестнице, наполненной неприятными затхлыми запахами. — Кажется, пришли! — тихо сказал Петруха. Мария Даниловна в недоумении уставилась на дверь нужной им квартиры. На ней висела криво прикрепленная полоска бумаги с лиловым, размытым по краям штампом. — Что это? — изумленно спросила она. — Это? — спокойно ответил Алексеев и, наклонившись, внимательно рассмотрел бумажку. — Все в порядке. Он дома и один! — Откуда вы знаете? — не поверила Сухова. — Ну как же! Уходя, я налепил вот это, — небрежным движением Петруха отодрал полоску. — Так, на всякий случай. Если бы она оказалась порванной, это могло бы означать, что Толик ушел совсем; ушел и вернулся; появился, наконец, сосед; пришел кто-то из гостей… Да мало ли что! Но я рискнул — зато теперь мы наверняка знаем, что квартиру он не покидал! — А если через окно, по трубе? — предположила Сухова. — Скорее в трубу. На помеле, — пробурчал опер. Он достал из кармана бумажные полоски с печатями, на этот раз две, смазал их клеем и аккуратно прилепил так, что частично они держались на двери, а частично болтались у косяка. Тихо проникнув в квартиру, заговорщики притворили за собой дверь. Снаружи создалась иллюзия, что помещение опечатано милицией… Было темно. — Начинаем? — еле слышно произнес Алексеев. — Да… — кивнула Мария Даниловна, успевшая подготовиться во время Петрухиных манипуляций с бумажками. — Сейчас… — прошептал опер. Он открыл сумку и быстро достал все необходимое…