— Очевидно, — ответил серьёзно. — Он до сих пор на тебя слюни пускает. — Думаю, ты преувеличиваешь, — хмыкаю тихо. — Мы остались друзьями, это правда, но не больше. «Я что, оправдываюсь?» — мелькнула мысль, но он сбил её, спросив: — Почему вы развелись? К такому вопросу я была не готова. — Я — бытовой инвалид, — брякнула первое, что пришло в голову. — Эм… — Воронов всячески пытается сдержать улыбку, но выходит паршиво. — Пояснишь? — Да что там пояснять? — удивлённо вскидываю брови. — Посуду не мою, даже за собой, не стираю, не глажу и оставляю вещи там, где сняла. — Носки, значит, разбрасываешь? — спрашивает задумчиво. — Чаще — чулки, — отвечаю невозмутимо, — но, суть ты уловил. — Готовишь? — продолжил расспрашивать со слабой улыбкой. — С ума сошёл?! — фыркаю возмущённо. — Понятно… но это всё херня на постном масле, Манюх. Ты шелуху от фисташек на баре по последней крупинки подбираешь и из-под кружки пива конденсат стираешь раз по двадцать, пока оно кипеть в твоих руках не начинает. — Так то на людях! — не сдавалась, понимая, что зарываюсь в свою ложь всё глубже. — Уверен, причина посерьёзнее, но пытать не буду, потому как уверен ещё и в том, что ты к нему не вернёшься. — Вот как? — слегка вскидываю подбородок, а он важно кивает: — Конечно. Зачем тебе он, когда есть я? Закатываю глаза, а он поднимается и спрашивает озорно: — Ну, что, Манюх? Готова сделать это свидание не просто плохим, а самым ужасным за всю историю первых свиданий? — Это не свидание, а деловая встреча, — поправляю, подняв вверх указательный палец. Он наклоняется, хватается за него и тянет к моему же лицу, поправляя воображаемые очки, съехавшие к носу. — Это свидание, зануда, — ухмыляется и идёт к бару за нашим заказом. 5.2 Воронов возвращается с парой бургеров на деревянных подставках, бахает их на стол и с ехидным выражением достаёт из кармана крошечную бутылочку с красным соусом. — Ты псих, — прямо и честно заявляю ему в лицо. — Что такое, Манюх, сдрейфила? — уточняет глумливо. — Откажись сразу… — Лей! — говорю тут же. — Гори оно всё… — Вот это ты верно подметила… — бормочет, открывая соус и приподнимая верхнюю булку с моего бургера. — Кто первый расплачется — проиграл. Мамка у меня сердобольная, могу поделиться, твоя-то далеко. Кстати, как её здоровье? — Ты слишком много обо мне знаешь… — говорю хмуро. — А хочу — всё, — заявляет решительно и не менее решительно берёт свой бургер, влив туда столько соуса, что у меня заранее началась изжога. — На счёт три. Раз… два… — Три, — говорю на выдохе и откусываю приличный кусок. Поначалу ничего. Я даже прожевала и проглотила, стараясь не думать над тем, что я делаю и нахрена мне это надо. Воронов тоже выглядел вполне обыденно, обляпался соусом, глаза сверкали нездоровым азартом. Но, настал час расплаты. Спустя секунд десять в моём рту и пищеводе разгорелось такое адское пламя, что я перестала чувствовать язык и связь с внешним миром. — Твою мать… — простонала с набитым ртом, не в силах проглотить то, что откусила. — Выплёвывай! — ответил хрипло. — Выплёвывай, ты даже не представляешь, на сколько я настырный, когда чего-то хочу. Сдавайся! — Ешь! — мямлю, всё с тем же куском во рту. Выдыхает, откусывает, быстро жуёт и глотает, тут же вновь вгрызаясь в булку. — Тебя точно мамка родила?! — возмущаюсь, всё-таки выплёвывая всё в салфетку и вытирая слёзы на глазах. — Да тебя из горящей лавы чокнутый аист выловил! Ещё на середине фразы поднимаюсь и бегу к бару, где Василич выставил на стойку стакан молока. Хватаю его, расплёскивая содержимое, набираю белого золота в рот и смотрю, как бармен укоризненно качает головой. Понуро опускаю голову и со стаканом возвращаюсь к столу, протягивая Воронову, раздувающему ноздри и бешено вращающему покрасневшими, но, зараза, сухими как пустыня глазами. Сидим напротив друг друга, на столе ошмётки бургеров, капли соуса, во рту молоко, притупляющее адское жжение, сглатывать которое не хочется. Воронов выглядит по-дуратски и, судя по его попыткам не улыбаться, я — не лучше. Представляю картину со стороны, его озорной вид вызывает приступ смеха, молоко просится наружу, проглотить его уже нет никакой возможности, выход лишь один. Мишины плечи содрогаются, на его глазах всё-таки выступают слёзы, на этот раз от беззвучного смеха, но первой не выдерживаю снова я, выплёвывая молоко изо рта в стакан с недопитым. — Манюх, в тебе вообще ничего не задерживается, — ржёт Миша в голос. — Глотать или нет — мой выбор! — отвечаю с достоинством, а он начинает гоготать на весь бар, вызывая ответную реакцию. — Вы мне всех клиентов распугаете! — беззлобно орёт на нас Василич. — Мне похер, — отзывается знакомое лицо через два столика от нас, ухмыляется нашему сумасбродству и поднимает кофейную чашку в знак приветствия. — О, Петрович, здорова! — поднимает руку Воронов, как ни в чём не бывало. — Дело есть, присоединишься? — Да ну вас нахер, — гогочет в ответ. — Закончите свои игрища — подходите. Я тут ещё пятнадцать минут. — Лично я закончил, — поворачивается ко мне Воронов. — Вот все вы одинаковые… — бормочу со вздохом и тяжело поднимаюсь из-за стола, стараясь дышать через раз. Петрович-то криминалист. Чёрт его знает, в какой конкретно специфике, но… — Сможешь понять, старая дверь и замок или нет? — без предисловий спрашивает Воронов, едва его зад опускается на стул за столиком криминалиста. — Смогу, чего б нет, — самодовольно пожимает плечами Петрович. — Если проводить экспертизу, то это дней пять. — А в частном порядке? — хмыкает Миша. — Пять дней, — хмурится Петрович, — если задвину всё остальное, получу по кумполу от однофамильца Марь Санны. — А если он даст своё величайшее? — мурлычу заискивающе. — Тогда пара часов и отгул, — ухмыляется Петрович. — Отгул до конца дня с заездом на место, — выпаливаю тут же. Он строит недовольную мину, а я вздыхаю: — Или оба по кумполу. — Умеешь ты торговаться… — вздыхает криминалист. — Долги отдавать тоже умею, — улыбаюсь, скромно потупив глазки. — Эй-эй! — возмущается Воронов. — Ну-ка стоп. Хата если понадобится — мой номер знаешь. — Иди, Михаил Юрьевич, у тебя дел выше крыше, — отмахиваюсь, пододвигая стул поближе к Петровичу, мужику сильно за пятьдесят, качающему головой с улыбкой. И вроде нафиг не надо, а всё равно приятно. — Позвоню, — бурчит Воронов, поднимаясь. Протягивает руку Петровичу и выходит, на ходу вызывая такси, а я хватаю мобильный и набираю Андрею. — Я помню, — говорит бывший сходу.