— Простите меня! Пожалуйста, простите! Я не знал… я не думал, — заикаясь, бормотал Владимир Иванович, не зная, как загладить свою вину. — Чёрт попутал. На меня что-то нашло сегодня. Простите меня. Чем я могу помочь вам? — Только одним — подкатите сюда мою инвалидную коляску. — А, да-да, конечно. И Владимир Иванович быстро подкатил инвалидную коляску к диванчику. Мастер не без труда перебрался на неё, а затем перекатился обратно за свой верстак. Отряхнув пыль с брюк и рубашки, он сухо произнёс: — Ладно, проехали, с кем не бывает. Затем он протянул руку Владимиру Ивановичу: — Пётр. Работаю здесь на производстве протезов для инвалидов-афганцев, ну и реставрирую сценический реквизит. — Владимир Иванович, — пожав Петру руку, произнёс оперный певец. — Пётр, вы меня простите? — Оба хороши. Вон и у вас запястье посинело. Приложите лёд. — Да чёрт с ним, с запястьем. Ты-то как, не расшибся? Вон губа как распухла. — До свадьбы заживёт, — улыбаясь, произнёс Пётр, прижимая платок к разбитой губе. — А трость я вашу не крал. Я её случайно нашёл. Сразу хотел отдать. Сказал ребятам, чтобы разыскали, кто потерял. А потом заинтересовался уникальной резьбой по дереву, ну и решил немного придержать у себя, чтобы перенять рисунок. Я ведь с детства увлекаюсь резьбой. И Пётр обвёл рукой стены мастерской. Действительно — у стен стояли многочисленные стеллажи и полки, на которых располагались всевозможные поделки. Как ни странно, на полках красовались большей частью детские поделки. Это были весёлые Петрушки, куклы и прочие герои детских и взрослых спектаклей. — У нас тут небольшой кукольный театр. Надо же чем-то и детей радовать. На полках также можно было увидеть вещи, далёкие от сказочных персонажей, располагающие к пристальному вниманию, как неоспоримые произведения искусства. Так, на самом видном месте, на самой большой полке находилась вырезанная из дерева фигурка красивой девушки в греческой тунике. На плече у неё располагался кувшин для воды, который она грациозно придерживала руками. И она не шла, а как будто летела, легко отталкиваясь ногами от земли. — Неужели это вы? — открыв рот, ахнул Владимир Иванович, искренне очарованный столь блистательной работой мастера. — Но как это можно сотворить, если у вас нет… Впрочем, простите, это неуместный и бестактный вопрос. — Ничего-ничего, я и не такое слышал. Всё дело не в руках, а в той огромной любви к своему делу или занятию, без которого вы жить не можете и благодаря которому вы во многом существуете как человек. Что касается красотки с кувшином, то должен вас разочаровать — это не моя работа. — Чья же? — Да в жизнь не поверите — одного пьяницы-забулдыги. Месяца два назад привели его родственники ко мне, чтобы ему на ногу сообразить хоть какой-нибудь протез. А он наотрез от всего отказывается и говорит, что всё равно пропьёт эти деньги. Ну, родственники махнули на него рукой и в сердцах ушли, бросив его у меня. Этот инвалид зря время не терял и всё рассматривал мои поделки. А потом и заявил: «Я всю жизнь мечтал вырезать из дерева красивую женщину». Ну, я ему и говорю: — Так в чём же проблема — приходи сюда в мастерскую и вырезай. И что вы думаете? Утром следующего дня он был уже как штык. И уже через полмесяца девица была готова. Он даже бросил пить — вот что значит, когда у человека появляется цель. — Ну, а сейчас как, он снова запил? — Нет! Сейчас он замахнулся на богиню победы. Начал вырезать «Нику». После некоторой паузы Владимир Иванович произнёс: — Знаете что, уважаемый мастер, а возьмите-ка от меня в подарок мою трость, если вы, конечно, заинтересовались ею. Полагаю, что она повысит ваш творческий настрой. И, взяв со стола свою трость, Владимир Иванович протянул её Петру. — А как же вы? Эта вещь дорога для вас, к тому же она нужна для спектаклей. — Ничего, обойдусь. Найду другую, попроще, зато я буду всегда помнить, что эта вещь находится в достойных руках и нужном месте. — Ну что ж, спасибо. Конечно же я найду ей подобающее место в своём небольшом музее. — Вот и замечательно. Знаете что? Сегодня я весь день занят, а завтра, если вы, конечно, не против, хотел бы продолжить беседу со столь замечательным мастером и человеком. — Пожалуйста, приходите в любое время, я всегда рад всем, кто приходит с миром. — Простите ещё раз за произошедший инцидент, — с извинением произнёс Владимир Иванович, потирая ноющую руку. — Ничего. Чего только не случается между мужиками, — произнёс Пётр, прикладывая платок к разбитой губе. Оба рассмеялись. К вечеру следующего дня Владимир Иванович вновь появился на пороге всё той же мастерской городского Дома офицеров, но уже с другим настроением. — Пламенный привет труженикам театрального тыла! — улыбаясь во весь рот, дружелюбно произнёс оперный певец. В руках Владимир Иванович держал бутылку коньяка и небольшой свёрток, по-видимому, с закуской. — Заходите, заходите, уважаемый, рад вас видеть снова, — не без иронии произнёс Пётр. — Должен вас обрадовать. Ваша трость заняла достойное место среди поделок, а рисунок резьбы я, с вашего позволения, перенёс на другие поделки. — Только рад, только рад за вас, Пётр… — Николаевич. — Так вот, Пётр Николаевич, завтра наша труппа уезжает из вашего замечательного города «бомбить» следующие города и веси в поисках хлеба насущного. Но перед тем, как уехать, хочу поближе пообщаться со столь редким и самобытным мастером, как вы. За разговором Владимир Иванович лихо разложил на столе принесённую закусь и открыл бутылку коньяка. Пётр любезно предоставил необходимую для этого посуду и стакан. — Почему только один стакан? — удивлённо спросил Владимир Иванович. — Нет, так не пойдёт, я не алкоголик и пить один не буду. — Не обижайтесь, Владимир Иванович, но у меня принцип, и если я его нарушу, то очень быстро сопьюсь и пополню и без того огромную армию таких же обездоленных инвалидов, как я. А мне ещё предстоит выполнить одно очень важное и ответственное дело. Дело всей моей жизни. А вы, пожалуйста, не стесняйтесь. Я же с удовольствием поддержу разговор. — Ну что ж, — немного обиженно произнёс Владимир Иванович и налил себе полстакана коньяку. — За вас, Пётр, за осуществление вашей мечты и всех намеченных вами дел. И Владимир Иванович разом осушил стакан. Крякнув от удовольствия и немного закусив, оперный певец спросил Петра: — А скажи, Петя, если не секрет, что это за дело всей твоей жизни? Извини, что вот так сразу беру быка за рога. Но уж больно ты мне понравился, и хотелось бы побольше узнать о тебе, потому что в своей творческой работе я перед слушателями раскрываю образы многих замечательных людей, порой не зная о них ничего. Ты один из таких, с цельной и нерастоптанной душой и настоящим мужским характером. — Что ж, спасибо, Владимир Иванович, за столь лестное высказывание в мой адрес. Буду только рад, если частичка из моего характера обогатит многочисленные образы, раскрываемые в вашем творчестве. Один Иван Сусанин чего стоит. Что касается дела всей моей жизни, то здесь нет никакого секрета, просто я ищу свою маленькую потерянную дочку. Вот уже в течение длительного времени я то выхожу на её след, то вновь теряю. Но никогда не теряю надежды, тем и живу. Пётр смолк, затем произнёс: — Наливайте себе ещё коньячку, Владимир Иванович, вижу, что не зря отработали у нас и сейчас хочется немного отвлечься и развеяться. Не стесняйтесь и не смотрите на меня. У меня сухой закон уже давно. С тех пор, как стал безногим. — Не отчаивайтесь, Пётр, — тихо произнёс Владимир Иванович, положив свою ладонь на его плечо. — Расскажите, как с вами это случилось. — В Афгане. Там я служил, там и подорвали. В общем, история не из приятных. Но это всё пустяки по сравнению с тем, что мне пришлось испытать по возвращении на Родину, — тяжело вздохнул Пётр. — Да уж представляю, не с Луны свалился, — откинувшись на спинку стула, произнёс Владимир Иванович. — Сколько моих товарищей офицеров, да и просто солдат сгинули на этой жуткой и кровавой войне, а главное — несправедливой и такой ненужной и запутанной. Владимир Иванович налил себе ещё немного коньяку и, подняв стакан, тихо произнёс: — Петя, я пью за тех ребят, которые не вернулись оттуда. И пожалуйста, если можно, поподробнее о своей судьбе. Дождавшись, когда Владимир Иванович выпил, Пётр начал: — А что рассказывать, Владимир? Судьба у меня под копирочку, как у сотен, а возможно, и тысяч наших ребят, вернувшихся обездоленными с этой поганой войны. С той лишь разницей, что верная и доблестная моя супруга не дождалась меня и при случае сбежала в Москву за лёгкой жизнью. Я не осуждаю её, в конце концов, она вправе менять свою жизнь, исходя из сложившейся ситуации. Страшнее другое: она лишила меня единственного родного человечка — моего ребёнка, моей дочери. А ведь у меня на всём белом свете не осталось ни единого близкого человека, друзья не в счёт. — Но позволь, Пётр! — перебив рассказчика, вступил в разговор Владимир Иванович. — По всем законам ты имеешь полное право видеть свою дочь и встречаться с ней, несмотря на капризы и взбрыкивания твоей бывшей жены. Мало ли что она хочет. — В том-то и дело, что она не только от меня отреклась, но, похоже, и от дочери. В общем, бросила она нас обоих. И ведь сколько раз её проклинал, презирал, ненавидел, а время проходит, и я её снова прощаю и люблю. — Ну и чёрт с ней, бросила и ладно. Бери и воспитывай свою дочь, свою кровиночку. — Владимир Иванович, как это ни странно звучит, но я до сих пор не могу разыскать свою дочь, точнее, я уже её разыскал, но в самый последний момент у меня её буквально украли какие-то иностранцы из Италии. И вот сейчас я прилагаю массу усилий, чтобы продолжать поиски. Но пока всё безрезультатно. Нужны большие связи. А самое главное — много денег, чтобы выехать за границу и там осуществлять поиски дочери. Вон сколько бумаг исписал, а что толку? — Вот оно что, — протяжно проговорил Владимир Иванович, изрядно уже захмелев. — А знаешь, Пётр, у моего лучшего друга произошла аналогичная история, только наоборот. Он совсем недавно разыскал своих детей и сейчас непомерно счастлив. Эти ребята буквально вытащили его с того света после перенесённого им инфаркта. — Ну, вот видишь, кому-то же должно везти. Я только рад за него. — Ничего, Петро, повезёт и тебе. Кстати, тебя нужно с ним познакомить, возможно, он тебе поможет чем-нибудь. Он с супругой и двумя детьми сейчас проживает в Ницце. Представляешь, как повезло этому чертяке, — рассмеялся Владимир Иванович. — Богатство ему, точнее его жене, урождённой француженке, буквально свалилось с неба, ну они и умотали туда. Я сначала злился на него, а потом остыл. Кстати, этот бродяга каждый месяц мне присылает приличную сумму денег. Я сначала кочевряжился, не брал, а после того, как чуть не протянул ноги, поумнел. Слушай, Петя, а где ты сейчас живёшь? — А вот в этой мастерской и живу, спасибо администрации Дома офицеров — приютили. Правда, не задаром — делаю им всевозможные поделки и атрибутику для сцены. — Как же им не стыдно — требовать от инвалида такого непомерного труда? — покачав головой, произнёс возмущённый Владимир Иванович. — Ну что вы, — улыбаясь, проговорил Пётр. — Это я их умолял, чтобы мне предоставили хоть какую-нибудь работу. Потому что иначе с тоски можно сдохнуть. Кроме того, мы с ветеранами отбили этот Дом офицеров у одного негодяя-коммерсанта в военных погонах и продолжаем войну до сих пор, потому что он не оставляет надежды своими наворованными деньгами заткнуть многим рты. И тогда Дом офицеров прекратит своё существование, а на его месте будет красоваться супермаркет. Но, кроме того, что я здесь живу, я с товарищами открыл мастерскую по производству протезов. Пусть примитивную, но всё ж многим помогает. — Но ведь тебе, офицеру-афганцу, положено жильё от государства за твои лишения и подвиги! — Мне ещё положены бесплатные похороны с салютом у могилы. Хорошо, что наши чиновники и это не спешат делать, а то бы всех быстренько урыли, — с сарказмом произнёс Пётр. — Стою на очереди. Только когда дадут — неизвестно. — Слушай, Петя, а как звали твою дочку? — Мариночка. После того как её бросила мать, схлестнувшись с каким-то прохиндеем, она длительное время находилась в детском доме в Подмосковье, в Лианозове. Оттуда её и забрали.