Сэйди Дорога от паромного причала до клиники короткая, всего несколько кварталов. Я высаживаю Отто и меньше чем через пять минут уже подъезжаю к неприметному низкому голубому зданию, которое когда-то было жилым; его владелец давным-давно завещал постройку клинике. С фасада оно все еще напоминает дом, хотя двери в задней части гораздо шире. Оно примыкает к недорогому дому престарелых, чтобы медпомощь была легко доступна пожилым людям. Только после переезда сюда я узнала, что в штате Мэн насчитывается около четырех тысяч островов. В глуши — вроде нашего островка — не хватает врачей. Причем многие готовятся уйти на пенсию, а заменить их практически некому. Изолированность острова нравится далеко не всем. Как-то неприятно осознавать, что после ухода последнего вечернего парома ты оказываешься взаперти. Даже при дневном свете скалистый, поросший высокими соснами кусок земли выглядит крохотным — до клаустрофобии. С наступлением зимы — а она скоро наступит — жизнь на большей части острова замрет из-за суровой погоды. Вдобавок залив может замерзнуть, и тогда мы окажемся в ловушке. Дом достался нам с Уиллом бесплатно. Еще я получила налоговые льготы, потому что устроилась работать в клинику. Мне не хотелось, потому что у нас нет срочной нужды в деньгах, но Уилл настоял. Моя специальность — неотложная помощь. У меня нет сертификата на общую медицинскую практику, только временная лицензия, но я планирую получить полноценную лицензию в Мэне. Внутри здание клиники уже не похоже на жилое: чтобы появились приемная, кабинеты и вестибюль, пришлось многое перестроить. Тяжелый запах сырости преследует меня даже после работы. Вдобавок ко всему сидящая в приемной секретарша Эмма выкуривает по пачке сигарет в день. Она делает это на улице, но вешает свою куртку рядом с моей, и одежда впитывает запах. Несколько ночей подряд Уилл с любопытством приглядывался ко мне. Наконец спросил: — Ты что, начала курить? Действительно, такой вывод можно сделать по запаху никотина, преследующему меня даже дома. — Конечно, нет. Ты же знаешь, я не курю. И рассказала про Эмму. — Оставь куртку снаружи, я постираю, — не раз говорил Уилл. Я слушалась, он стирал, однако толку ноль. Каждый следующий день история повторяется. Сегодня, войдя в клинику, я вижу, что Джойс, старшая медсестра, и Эмма уже ждут меня. Джойс около шестидесяти пяти, она близка к выходу на пенсию и немного сварлива. Она работает здесь гораздо дольше нас с Эммой, так что в клинике Джойс главная. Во всяком случае, так она считает. — Опаздываешь, — замечает Джойс. Если я и опоздала, то максимум на минуту. — Разве тебя не учили пунктуальности там, откуда ты приехала? По-моему, все местные такие же ограниченные, как и их остров. Прохожу мимо и начинаю рабочий день. * * * Несколько часов спустя я занята пациентом, когда раздается звонок мобильника, лежащего в пяти футах[6] от меня. Звук выключен, но над фотографией появляется имя Уилла: точеное лицо, ярко-карие глаза. Красивый, привлекательный мужчина. Думаю, дело в глазах. Или в том, что в сорок лет он все еще напоминает двадцатипятилетнего, зачесывая назад и собирая в модный нынче пучок длинные темные волосы. Он похож и на интеллигента, и на хипстера. Его студентам нравится. Игнорирую телефон и продолжаю осмотр пациентки — женщины сорока трех лет с жаром, болью в груди и кашлем. Сразу ясно — бронхит. Но я все равно прослушиваю стетоскопом ее легкие. Я практиковалась в неотложной медицинской помощи много лет. Там, в современнейшей клинике в центре Чикаго, каждая смена преподносила сюрпризы. Жертвы автокатастроф, истекающие кровью после домашних родов женщины, трехсотфунтовые мужчины с нервным срывом… Все было напряженно и драматично. Все время начеку. Там я чувствовала себя живой. Здесь же все по-другому. Здесь я каждый день заранее знаю, что меня ждет: бесконечная череда бронхитов, диарей и бородавок. Когда у меня наконец появляется возможность перезвонить мужу, он отвечает, запинаясь. — Сэйди… — по его тону сразу ясно: что-то не так. Уилл замолкает, а я лихорадочно прокручиваю в голове множество сценариев. Больше всего тревожусь за Отто: утром я оставила его у причала. Попрощалась и посмотрела вслед парому, на котором сын уплывал в школу. Именно тогда я заметила Имоджен, стоявшую с подругами. Бесспорно, она — красивая девушка, этого у нее не отнимешь. Ее кожа светлая от природы; ей не нужно пудриться, чтобы выглядеть белее. Льдисто-голубые глаза составляют контраст с кожей. По неухоженным бровям видно, что Имоджен и раньше была темноволосой. Она избегает вызывающе-темной помады, которую любят другие девушки, предпочитая розово-бежевую. Получается довольно привлекательно. Правда, к пирсингу в носу привыкаешь не сразу. Отто раньше никогда не жил в таком близком соседстве с девушкой, так что его снедает любопытство. Тем не менее ему почти не удается поговорить с ней. Имоджен не ездит с нами к причалу, не общается с Отто в школе. Насколько мне известно, она делает вид, что вообще не знает его. Они пересекаются редко и ненадолго. Например, вчера вечером Отто за кухонным столом трудился над домашним заданием по математике. Имоджен, проходившая мимо, увидела тетрадь с именем учителя и прокомментировала: — Мистер Янсен — гребаный придурок. Отто только вытаращился в ответ. Слова гребаный в его лексиконе пока нет, но, подозреваю, это лишь вопрос времени. Сегодня утром Имоджен с подругами стояли на краю пирса и курили. Дым на морозном воздухе окутывал их головы белыми клубами. Я смотрела, как она подносит сигарету ко рту, затягивается с видом опытного курильщика, задерживает дыхание и медленно выдыхает. При этом, готова поклясться, девушка бросила взгляд на меня. Заметила, что я наблюдаю за ней из машины? Или просто уставилась в пространство? Я так увлеклась наблюдением за Имоджен, что — как теперь припоминаю — не обратила внимания, успел ли Отто на паром, автоматически предположив, что успел. — Значит, у Отто проблемы, — говорю я в тот же миг, когда Уилл продолжает: — Это были не Нильссоны. Поначалу я не понимаю, о чем он. Какое отношение имеет Отто к этим старичкам? — А что с Нильссонами? — уточняю я, но продолжаю думать об Отто, осознав, что не видела, как он садится на паром… Воображение рисует сына в наручниках, сидящего в кабинете напротив директора. Рядом караулит полицейский. На краю директорского стола пакет с вещдоками — пока воображение еще не нарисовало, с какими именно. — Мистер и миссис Фоуст, — обратился к нам директор в тот злополучный день. — Доктор Фоуст, — поправила я его с невозмутимым выражением лица, впервые в жизни попытавшись воспользоваться своим служебным положением. Мы с Уиллом стояли за спиной Отто. Уилл положил сыну руку на плечо, давая понять: что бы он ни натворил, мы не бросим его. Полицейский в воображаемой сцене, кажется, ухмыльнулся. — Я про сирену, которая выла прошлой ночью, — поясняет в трубку Уилл. Я возвращаюсь в настоящее. Прошлое осталось в прошлом. То, что случилось с Отто в Чикаго, больше не имеет значения. — «Скорая» приезжала не к Нильссонам, они в полном порядке. А к Морган. — К Морган Бейнс? — зачем-то уточняю я. В нашем квартале есть только один человек с таким именем. Морган Бейнс — наша соседка. Правда, я никогда с ней не разговаривала, а вот Уилл общался. Ее семья живет через дорогу в доме, похожем на наш: Морган, ее муж и их маленькая дочка. Поскольку они обитают на пригорке, мы часто размышляли вслух, какие, наверное, прекрасные виды открываются из окон: обзор в триста шестьдесят градусов нашего островка и океана вокруг. А потом Уилл как-то проговорился, что виды на океан из их дома и правда шикарные. Я старалась не волноваться. Убеждала себя, что муж не сознался бы, что побывал в доме Морган, если между ними что-то есть. Однако у Уилла в прошлом имелись… отношения с женщинами. Год назад я уверенно заявила бы, что он никогда мне не изменит. Теперь я готова допустить что угодно. — Да, Сэйди. Морган Бейнс. Пытаюсь вспомнить ее лицо. Я видела ее только издали. У нее длинные волосы молочно-шоколадного цвета; пряди постоянно выбиваются, и их приходится заправлять за уши. — Что случилось? — Я ищу глазами, где бы присесть. — С ней всё в порядке? Интересно, что у нее: диабет, астма или еще какое-то аутоиммунное заболевание, раз врачу пришлось приехать посреди ночи? На острове всего два врача: я и моя коллега доктор Сандерс. Прошлой ночью было ее дежурство, не мое. Парамедиков[7] на острове нет — только полицейские, которые умеют водить «Скорую» и в состоянии оказать элементарную помощь. Больниц здесь тоже нет. Значит, нужно было вызвать с материка спасательный катер, перенести в него Морган из машины «Скорой помощи» и потом отвезти на материк, где на берегу будет ждать другая машина. Меня уверяли, что вся эта система работает, как швейцарские часы, но до материка почти три мили. Скорость катеров не так уж велика и зависит от погоды на море. Впрочем, я размышляю как пессимистка, сразу предполагая худшее. — Уилл, с ней всё в порядке? — повторяю я, поскольку муж молчит. — Нет, Сэйди, — он отвечает таким тоном, словно я должна была сама догадаться, что не всё. В его голосе чувствуется какая-то нехорошая нотка. Он снова умолкает. — Ну так что случилось? — продолжаю напирать я. Уилл глубоко вздыхает. — Она мертва. Я реагирую не слишком эмоционально. Но только потому, что постепенное умирание и смерть — часть моей рабочей рутины. Я повидала все, что только можно, и совершенно не знала Морган Бейнс. Я никогда не встречалась с ней. Лишь один раз помахала рукой из машины, когда медленно проезжала мимо ее дома. Она стояла у окна, заправляя прядь за ухо, а потом махнула в ответ. Потом я долго думала об этом — у меня есть привычка глубоко копаться во всем. На лице Морган я заметила странное хмурое выражение. Она мне не рада или дело в чем-то другом? — Мертва? Почему? Уилл, кажется, готов разрыдаться в трубку. — Говорят, ее убили. — Говорят? Кто говорит? — Люди. Все соседи. Только об этом в городке и судачат. Когда я открываю дверь кабинета и выхожу в приемную, то обнаруживаю, что это и в самом деле так. Сидящие там пациенты обсуждают случившееся, глядя на меня со слезами на глазах, и спрашивают, слышала ли я новость. — Убийство! На нашем островке! — восклицает кто-то. Становится тихо. Когда дверь открывается и заходит мужчина, одна пожилая женщина вскрикивает. Этот мужчина — обычный пациент, но, учитывая новости… Трудно не предполагать худшее. Трудно не поддаться страху.