— У неё широкий кругозор, — заметил директор. — Впрочем, успешные врачи они умные, верно… Сказать ему сейчас? Специально на откровенность вызывает? Сам догадался давно, но проверяет меня таким образом? Вполне может быть. Очень уж умён. — Мы с Ольгой не женаты, — ответил я. — И вообще познакомились только вчера. — Я так и подумал, — кивнул Пётр. — Но спрашивать напрямую было невежливо. Кстати, ваша рубашка ей идёт… однако же, продолжим про меня. Итак, я попал в одну из компаний «большой четвёрки». В то время они активно искали способных студентов из математиков и физиков на инвестиционные направления. Так что, если есть мозги — сделать карьеру было не так уж трудно. Я прошёл стажировку в Лондоне. Получил МБА там же, в колледже. Была даже возможность остаться, и я её всерьёз обдумывал. Но потом всё же вернулся в Москву, в родной офис. — Могу я спросить почему? — спросил я. Честно говоря, эта его проверка с Ольгой меня не то, чтобы разозлила, но напрягла. Не люблю я такие тесты. — Да как сказать… — Пётр вздохнул. — Что ж, откровенность за откровенность. Уже тогда я видел, что проект глобального мира даёт трещины. За всем парадным лоском проявлялось такое… это видишь, когда долго живёшь на Западе, а не приезжаешь туристом. И мне совершенно не нравилось, куда всё движется. Не могу сказать, что в то время я как-то особенно симпатизировал какой-то из сторон, но, рассуждая логически, пришёл к выводу, что во время глобальной схватки предпочтительно находится там, где ты лучше всего социализирован. Где ты родился. Если, конечно, для этого нет непреодолимых идеологических препятствий… но я вообще в идеологии не особо верю, а вот земля и кровь — это дело другое. Он снова поднял чашку кофе, пригубил его и поставил обратно, глядя мне в глаза сквозь линзы очков. — Конечно, что дойдёт до этого вот всего, я тогда и подумать не мог. Был уверен, что всё закончится экономической зарубой. А у нашей страны, при всех моментиках, которые надо бы учитывать в бизнесе, были очень неплохие шансы в такой схватке. — Тем более интересно, как вы оказались в этой глуши, а не в кресле топа какого-нибудь крупного холдинга. Я слышал, «Газпром» одно время охотился за талантливыми «лондонцами», — заметил я. — Было дело, да, — улыбнулся директор. — Но как раз где-то через год после моего возвращения случились первые серьёзные санкции. Я видел все возможности для агросектора, которые вместе с ними открылись, ну и целенаправленно искал точку приложения усилий на этом направлении. Собственно, насчёт топа вы не так уж и неправы: я дорос до финдира нашего холдинга. Или правильнее будет сказать, что я вырос вместе с нашим холдингом. Если представить, что вся наша огромная контора одним махом оказалась бы в прошлом, и мы бы готовились к ай-пи-о — уверен, на старте мы бы превысили капитализацию ярдов в двадцать, — не без гордости произнёс он, но тут же добавил: — Впрочем, в прошлом никто и не дал мы нам такое построить. — Большая контора, — кивнул я. — Даже удивительно, что не слышал. Тот же «Мираторг», например — он на слуху, например… — Мы своего рода их главные конкуренты, — улыбнулся директор. — По крайней мере, на внутреннем рынке. Но у нас другая публичная стратегия: диверсификация по брендам. Наверняка вы их знаете, просто не в курсе, что это наша продукция… — Здорово. Но как всё-таки сюда вас занесло? — Тут всё просто: борьба с выгоранием, — улыбнулся Пётр. — С выгоранием? — скептически заметил я. — На землю? — Да, именно так. На презентации я загорелся этим проектом. Мы не так давно купили тут землю, держали её в резерве. Бывший совхоз-миллионник, со своей историей. Мы даже музей сделали… в общем, наш департамент планирования решил, что пора расчехляться. Ну и ребята сделали такую модель, что любо-дорого… главный вызов, впрочем, как и везде по стране, заключался в кадрах, и тут уж пришлось мне постараться, чтобы вот это всё стало реальностью, — он показал рукой за окно. — Пронимаете, простыми деньгами народ сманить уже было трудно. Особенно, если хотите, чтобы люди выкладывались. Вахтовых вакансий на вполне приличную зарплату вон, пруд-пруди, а производительность в том же майнинге как стагнировала, так и стагнирует. А тут я хотел перспективу показать. И, в общем-то, не хочу хвастаться, но у меня вполне получилось… даже городские к нам охотно повалили. Даже из столиц! Кофе будете ещё? Я поколебался секунду. С одной стороны, перебор с кофе да на фоне стресса не даст выспаться толком. А я ведь и без того спал мало. С другой, день ещё далеко не закончен. И что там Ольга ещё скажет, когда вернётся? Да и до сути разговора мы пока не дошли. — Давайте, спасибо. Получается, вы им жизнь спасли. Работникам своим. — Да, а теперь ещё и отвечаю за них, — он вздохнул. Пока Пётр делал по второй порции кофе, я внимательнее разглядел кабинет. Приметил и диплом на английском языке на стене, и фотографии с картинами, демонстрирующие очень широкий кругозор владельца этого кабинета… да, определённо, иногда бриллианты находятся в самых странных местах. — Начали мы с подсолнечника, — продолжал директор, вернувшись с чашками кофе. — И очень удачно, прям под конъюнктуру. Горизонт окупаемости сократился до трёх лет, представляете? И это в агросекторе! Уже потом поняли, что перерабатывать жмых в корма выгоднее, чем сбывать его за бесценок. Тем более, что по земле был резерв. Начали выращивать кукурузу, культуры на сено. Запустили производство. И тут поняли, что корма тоже уходят на рынке дешевле, чем следовало. Так пришли к идее молочной фермы. Вы, наверно, спросите, почему не построили свинарников? Честно говоря, у меня и в мыслях не было спрашивать о чём-то подобном, но директор, рассказывая о своём детище, явно увлёкся. Поэтому я на всякий случай кивнул. — Потому что никто риски толком не считает! Свиньи болеют слишком часто, — улыбнулся он. — И тенденция в последнее время только ухудшалась. А страховка стоит столько, что сжирала бы всю прибыль. Плюс исламские регионы. В общем, я прав оказался, молочка взлетела. Как-нибудь потом отдельно расскажу, как мы прорывались через санкции, чтобы завести нормальных голштинцев! Это детектив настоящий, вы не поверите просто! И на следующий год планировали мясное направление, на свободном выгуле, даже придумали как ангусов добыть вместе с семенным материалом, не обращаясь к тому же «Мираторгу»… в прочем, к чему это я? — он чуть тряхнул головой. — Простите. Никак привыкнуть не могу, что эти планы все в прошлом… Директор откинулся в кресле и потёр виски. — Да, Дмитрий, извините, увлёкся… — сказал он после короткой паузы, — теперь о главном. Вчера мы всю ночь просидели по подвалам. Всем коллективом. У нас жесткий режим светомаскировки, военное время всё-таки. И я всё это время считал модели. Мне бы хотелось поделиться тем, что у меня получилось, — сказал он усталым голосом, из которого вдруг пропал весь энтузиазм. — Спасибо за доверие, конечно, но… вы уверены, что мне необходимо об этом знать? — осторожно спросил я. — Я хочу вам дать максимум информации для принятия решения, — пояснил директор. — Какого решения? — Об этом чуть позже. Так вот, насчёт моделей. Видите ли, я построил хорошее хозяйство. По-настоящему крепкое. Мы способны существовать автономно достаточно долго. Годами. Нам сильно повезло, что мы остались с электричеством. У нас даже склады запчастей и расходников есть. Это даст нам время и, возможно, мы сумеем перестроиться на более низкие технологии, но сохранить производство в целом. Мы бы смогли себя обеспечивать даже в условиях сильных климатических изменений — которых, почти уверен, не будет. У нас есть огромный резерв по увеличению численности, мы сможем принимать беженцев. Да, у нас будут некие проблемы по удобрениям — но, с учётом резерва земель, совсем не критичные. А критичными по-настоящему являются два момента: первый — это горючее. Энергия в целом. С этим плохо. Есть некоторая надежда на уголь, но… не исключено, что придётся топить ТЭЦ вообще дровами. Лесом. Что крайне нерационально. И непонятно, насколько долго так протянуть можно будет. Вторая наша критическая проблема — это безопасность. Понимаете? Я понимал. Но вслух отвечать не стал, ожидая, что директор скажет дальше. — Я не сомневаюсь, что госаппарат уцелел, по крайней мере частично. Я вообще оптимист. Но восстановление управления и порядка потребует времени, даже если война завершится в ближайшее время. А она ведь ещё продолжается, помните? Остаткам государства сейчас не до нас — они борются за выживание целого… по моим прикидкам надо продержаться несколько месяцев как минимум. А за это время может очень много чего произойти. Места у нас в этом смысле не то, чтобы очень спокойные: в полутораста километрах есть крупная колония. Что там происходит сейчас не имею понятия, даже думать не хочу. Но уверен, что ничего хорошего. Я продолжал молчать, прихлёбывая почти остывший кофе. — Я не прошу ответа сразу. Не буду выкручивать руки. Если вы решите продолжить свой путь — пожалуйста. Поможем собраться в дорогу заново. Но просто подумайте: может, здесь у вас будет больше шансов пережить следующие несколько месяцев? Вздохнув, я сделал ещё один глоток. После этого сказал: — Боюсь, вы несколько преувеличиваете мои возможности, — ответил я. — Вы — единственный человек из тех, которые рядом, у кого есть военный опыт. И значительный военный опыт, так? Простите, но это видно. Достаточно в глаза посмотреть, — директор подался вперёд, опершись локтями на стол. — Нам остро не хватает знаний. Организовать людей. Научить базовым вещам, пока есть время. — Нужно оружие, — вздохнул я. — В окрестностях есть две старые военные базы хранения. Официально расформированные, но я знаю, что там много чего сохранилось, что не успели ни продать, ни утилизировать. — Думаете, они уцелели? Базы эти? — скептически заметил я. Ответить он не успел. На столе зазвонил телефон: обычная офисная пластиковая трубка. Он ответил на вызов: «Да… уже? Хорошо. Выехали? В администрации. Хорошо, ждём!» — Ольга закончила с процедурами, очень хочет меня видеть, её сейчас привезут, —сказал он. Через несколько минут за окном мелькнул уже знакомый мне УАЗик. Я видел, как Саныч помог Ольге выйти, аккуратно придержав за руку. Странно, но в этот момент я даже ощутил что-то вроде лёгкого укола ревности. Оля держалась по-деловому. Зашла в кабинет, кивнула директору, заняла предложенный стул. — Выживет? — в лоб спросил Пётр. — Не знаю, — немного поколебавшись ответила Ольга. — Я бы дала процентов двадцать на это. — В городе ему смогли бы помочь? Увеличить шансы? — Директор тоже держался спокойно и по-деловому. Без эмоций. — Теоретически, если есть готовый донор костного мозга… и то вряд ли. На то, что он переживёт дорогу, я бы дала процентов пять. — Ясно. Значит, будем делать всё, что возможно на месте. Медикаментов для лечения хватает? — Нет, — быстро ответила Ольга. — И как раз об этом я бы хотела поговорить. У вас нет нормальных обезболивающих. — Как же… я ведь лично следил, чтобы аптека была укомплектована по всем рекомендациям, и даже… — начал было директор, но Ольга его перебила. — Нормальных обезболивающих я имею ввиду. Адекватных этой ситуации, — продолжала Она. — Он ведь в аду сейчас. А будет ещё хуже. Всё, что можно было сделать для облегчения состояния я уже сделала. Но на фоне болевого синдрома у него просто сил может не хватить. Медикаментозная кома была бы выходом, но это, практически, гарантия, что он уже не вернётся. Я не могу на это пойти. — Где их можно найти? — Ближайший город или большой посёлок, где есть специализированная для онкобольных аптека, — ответила Ольга. — Знаете, где может быть такая? Директор и Саныч переглянулись. Глава 15 Я ведь даже не узнал, с какого направления Женька ехал к Москве. Интересно, как бы он поступил, если бы я всё-таки написал предупреждение, прямо так, прямым текстом, наплевав на свои обязательства и безопасность? Вышел бы на ближайшей станции? Если честно — очень маловероятно. Скорее всего, решил бы, что у меня юмор такой проснулся, своеобразный, и потихоньку материл бы меня за испорченное настроение. Пока всё не началось бы. Каково это: встать в поезде где-нибудь посреди леса? Когда отрубилась связь и электричество? Хорошо, если ему вагон попался старый, в котором есть титан, работающий на дровах. Хоть как-то отогреться можно. Очень живо представились растерянные проводники, начальник поезда, мучающий бесполезную рацию… А что, если взрыв был неподалёку, как у нас? Что, если осадки?.. люди сидят внутри вагона и смотрят как по стёклам стекает чёрная смерть. Дети пытаются тереть её пальцами, улыбаясь своим мамам. Те, кто знают, что происходит, сидят в ступоре. Те, кто не знают, подсознательно чувствуют большую беду. И через некоторое время находятся смельчаки, которые выбираются на чёрный снег, чтобы привести помощь из ближайшего населённого пункта. Только до места они, конечно, не доходят. Умирают в лесу, вместе с дикими зверями, которым не посчастливилось оказаться в пятне. Женька вряд ли бы пошёл с ними. Умный слишком. Он бы сидел на месте, до последнего ожидая помощь или пытаясь придумать выход. Возможно, додумался бы логически, что через сутки можно попытать счастья, если закутаться в какую-нибудь простыню, которую выбросить у границы заражённого участка. Только он всё равно, конечно, схватил бы очень большую дозу. И, возможно, лежал так же в фельдшерском пункте, где-нибудь в дальней деревеньке и ожидал хоть какой-то помощи. Зачем я представляю все эти ужасы? Не знаю. Сами в голову приходят, когда я думаю об этом несчастном парне в лазарете. И года вижу внизу, в гостевом коттедже, двоих мужиков-машинистов в старых шерстяных свитерах. Вижу их влажные глаза, с выражением как у побитой собаки. У них в Кинеле ведь семьи, получается были… Думаю вот: просто так ли нам с Ваней повезло, или же за эту удачу надо заплатить добром сейчас, пока цена не выросла кратно? Это ведь очень важно: платить за удачу добром вовремя. Директор её об этом не просил. Но когда Ольга, разобравшись в ситуации, заявила, что сама готова отправиться в Каменногорск, чтобы найти нужные лекарства, я понял, что единственный способ её отговорить — это пойти вместо неё. Так ей прямо об этом и сказал. Мы стояли в прихожей номера, который нам выделили и старались говорить тихо, чтобы дети не услышали. Благо одна из вахтёрш оказалась доброй душой и где-то нашла флэшку со «Смешариками», которую воткнула в наш телевизор. Пацаны были счастливы. — Ничего не понимаю. Почему ты думаешь, что я не могу поехать с вами? — спорила Ольга.