— Здравствуйте батюшка. — Добрый вечер, сын мой, — ответно поклонился мне священник. — Разрешите присесть? — Прошу вас, святой отец, присаживайтесь, — радушно пригласил я. Ксёндз уселся. Настало тягостное молчание, прерванное Асей: — Пан Лесь, коли вы покушали, так я пойду. — Да, спасибо, — засуетился я, помогая девушке убирать в корзинку опустевшую посуду. Дочка старосты ушла, а мы остались и принялись рассматривать друг друга. Здешнего священника, настоятеля храма, то есть, костела святого Иакова, я видел пару раз. В моем представлении католические священники — жизнерадостные немолодой толстяки, а этот был крепким и сильным мужчиной, лет так сорока — сорока пяти. И взгляд у батюшки был не приторно сладкий, а жесткий. — Вы прекрасно говорите по-польски, пан Александр, — заметил ксёндз. — Если бы пан Станислав не сказал мне, что вы русский, то я бы вас принял за поляка откуда-нибудь из-под Варшавы. Вроде бы и комплимент, но я немного расстроился. Я-то считал, что я говорю по-польски с тем говором, на котором говорят здешние жители. А тут — из-под Варшавы. — Русский и польский языки — родные братья, — улыбнулся я. — Равно как и пращуры наши — Лех, Чех и Рус. — А где вы изучали польский язык? — поинтересовался священник. — Я давно увлекаюсь польской культурой, литературой, — пожал я плечами. — А чтобы понимать литературу, то лучше всего читать ее на языке носителя. — Посмотрев на патера, улыбнулся. — А вы, святой отец, решили, что я служу в разведке? Вопрос, что называется, не в бровь, а в глаз. Священник и на самом деле скривил бровь (но не глаз), немного помедлил и кивнул: — Не стану врать, пан Александр, я и на самом деле так решил. Староста сказал, что вы служили в охране русского императора, умеет говорить по-польски. Я удивился. Наши хозяева (слово хозяева пастор произнес с горькой усмешкой) немцы, польский язык не учат. Австрийцы, как я знаю, тоже. А тут русский. Думал, что старосте показалось — знаете отдельные слова, да ругательства, специально сходил, чтобы посмотреть на вас и услышать ваш голос и был поражен — вы разговариваете как урожденный лях. Говор, правда, слегка отличается, но это ерунда. Потом подумал — зачем человеку из охраны царя знать польский? Немецкий там, французский — куда ни шло. А вот разведчику, который работает в Польше, он может быть необходим. Вот ведь, особист в рясе. То есть, в сутане. Все-то он видит. — А вы, святой отец, раньше в контрразведке не служили? — вкрадчиво поинтересовался я. — Или какое-нибудь учебное заведение закончили, для разведчиков? — Я закончил коллеж во имя Иисуса Сладчайшего, — слегка надменно ответил священник. Ох ты, так он еще и иезуит! Впрочем, он мог только закончить учебное заведение иезуитов, их в Европе много. Да и в России иезуитские училища имелись. Вроде бы, после восстания декабристов мой предок Николай приказал все позакрывать. Или раньше? Точно, пораньше. Но все равно, человек десять будущих мятежников его успели закончить. И располагался коллегиум иезуитов на канале Грибоедова. Ну, у меня-то это канал имени Екатерины. А про то, что священник в контрразведке не служил — не врет. У меня ничего не щелкнуло и нигде не кольнуло. — Так вы говорите, что интересуетесь польской литературой? — прищурился ксёндз. — А какие авторы вам нравятся? Ишь, он меня решил проэкзаменовать. Типа — если разведчик, то язык-то выучил, но книги-то он точно не читал. Плохо он себе представляет подготовку разведчиков. — Очень мне нравится Казимиж Тетмайер, — сказал я чистую правду. — Особенно люблю «Легенду Татр», про атамана Яносика. — Да, пан Тетмайер очень большой мастер, — закивал священник. — Жаль, что он жил в Варшаве, но его книги и к нам приходили. Драма у него прекрасная — про Завишу Черного. Драму про Завишу я не читал. Но помню, что это был рыцарь, участвовавший в Грюнвальдской битве. Воевал с крестоносцами, молодец. — Еще Генрик Сенкевич хорош, — продолжал я. — Особенно «Крестоносцы», «Потоп», «Пан Володыёвский» Правда, роман про Володыёвского я не читал, зато смотрел старый фильм. Замечательный фильм. — Да, хотя Сенкевич и происходит из татар, но прекрасный писатель,— снисходительно согласился ксёндз. Генрик Сенкевич татарин? Да он всегда казался самым полячистым из всех поляков. Сенкевич так изобразил старинную Польшу, что все до сих пор верят, что она сплошь состояла из прекрасных дам и благородных рыцарей! Но что поделать. Историю Франции мы тоже узнаем по романам Дюма, а не по трудам историков. Впрочем, русские писатели тоже из кого-то да происходят. Лермонтов ведет род от шотландцев, Бунин — от татар, а Пушкин, тот вообще по материнской линии из арапов. А самый русский из всех писателей — Федор Михайлович Достоевский вообще из польского рода. И, ничего. — Еще мне очень нравится Анджей Сапковский, — признался я. — Сапковский? Упс. Я чего-то не то смолол. Точно, не то. Сапковский, который писал о ведьмаке Геральте из Ривии и сагу о Рейневане, еще даже и не родился, а коли родится, так не факт, что станет писать фэнтези. А жаль. Вообще-то, мог бы Сапковский написать не три книги о Рейневане, а штучек пять. Мне, например, «Башня шутов» и ее продолжение понравились даже больше, чем цикл о ведьмаке. Ну что с ведьмаков взять? Бегают себе по лесам и полям, уничтожают существ, которые порой ничего и никому плохого не сделали. Спрашивается, зачем уничтожать мифологических существ? А приключения Рейневана происходит в историческую эпоху, там масса интересного. И чувствуется, что описатель основательно поработал с историческими источниками. — Сапковский, святой отец, он хоть и поляк, но пишет на русском языке, живет у нас, под Рязанью, — выкрутился я. — Но он очень любит похвастаться, что происходит из ляхов, да не из простых, а из шляхты. Подозреваю, что из «загоновой» шляхты, но все равно. А сам пишет разные сказочные повести, в которых добрый волшебник сражается со злыми колдунами, да еще уничтожает всякую нечисть. — А, тогда понятно, — успокоился ксёндз. Интересно, достаточно ли священнику моих познаний? Кто там еще из польских писателей имеется? Джозеф Конрад, он же Коженевский? Слышал, но не читал. А, еще есть Станислав Лем и Иоанна Хмелевская. Правда, эти тоже пока ничего не написали, но пересказать их произведения (не все!) сумею. И кто-то ведь написал «Четыре танкиста и собаку», по которым поставлен многосерийный фильм еще в шестидесятые годы. Отцу этот фильм очень нравится, да и я несколько серий глянул. Но кажется, пану ксёндзу достаточно. — У вас имеется дар, пан Александр, — задумчиво изрек священник. — Вы можете оставаться невидимым, вы сильны. И не только. Вон, умение научиться иностранному языку — тоже дар. Но вот в это умение поверить трудно, потому что им обладает всего несколько человек, включая моего тестя и Соню. А ксёндз, между тем, продолжал: — Дар в человеке — явление редкое. И не всегда понятно, от кого этот дар — от Господа Бога, или от дьявола. Уже хорошо, что наш священник колеблется. А иначе сразу определил бы меня в слуги дьявола, да потащил на костер. Что, костры нынче не палят? Так все можно повторить. Властей тут нет, а староста, как я понимаю, подчиняется священнику. — А у вас, святой отец, какой дар? — невинно поинтересовался я. — Все делается по воле Божьей, — туманно сказал священник. — И нам, скромным служителям, не пристало иметь дар, свыше того, что отмерил Господь. Вот ведь, умеет уходить от ответа. И не сказал, что имеется дар, и не сказал, что его нет. Может, стоит поднажать? — Вы, пан Александр, человек хороший. И польским языком владеете, и нашей деревне помощь оказали. Как я думаю, вы можете стать хорошим поляком. А не желаете ли отринуть неправильную веру и перейти в истинную? И вечный спор Вечный спор между католиками и православными. Длится он уже тысячу лет, а конца и края не видать. Ну вот, чего-то подобного я и ждал! Католический священник, он в деревне и за особиста, и за комиссара. То есть — за идеолога. Тоже показатель «свой-чужой». Свои — это те, кто католики, а чужие — все остальные. А настоятелю храма положено быть еще и миссионером. Завлекать, так сказать, в лоно правильной церкви заблудшие души, вроде язычников и схизматиков, вроде меня. Откровенно говоря, я не слишком-то понимаю — в чем глобальная разница между католиками и православными? Да, безусловно, настоящему наследнику престола должны были излагать отличия в вероучении, приводить цитаты из священных книг, давать сравнительный анализ. А что я? Пусть и историк, но и мне преподы в универе разъясняли, и я детишкам в школе рассказывал, что прежде всего: католики молятся по-латыни, а мы — на церковнославянском языке; у нас есть иконы, а у них нет, у них статуи; нас имеется «белое» духовенство, которое имеет право жениться, а у них целибат, безбрачие. А целибат, насколько я знаю, не отменяет того, что у некоторых священников имеются собственные дети. Здесь другое. Запрещают патерам (или пасторам?) вступать в законный брак не из-за моральных соображений, а из сугубо практических. Законные дети требуют наследства, а зачем дробить церковные земли? У нас ведь было иное. До девятнадцатого столетия сын священника наследовал сан отца и это считалось нормой. В девятнадцатом веке стало иное — церковное начальство следило, чтобы подобного не происходило. А еще у нас очень долго настоятеля храма не назначали, а выбирали из своей же среды. У католиков глава церкви папа римский, а у нас Собор, потому что наш патриарх, на самом-то деле может быть смещен, а у них нет. А что там еще? Филиокве? Святой дух исходит не только от Отца, но и от Сына. Это у них. А у нас — только от Отца и сына. А что такое Святой Дух, я имею смутное представление. Вот, только скажите, кто из тех, что читает этот текст, разбирается во всем этом? Еще. У католиков имеется чистилище, в которое душа, имеющая незначительные грехи, после смерти очищается, чтобы затем попасть в рай. А у нас либо рай, либо ад. Увы, я человек двадцать первого века и хотя считаю себя верующим, но до сих пор имеются сомнения, что существует загробная жизнь. Конечно, хотелось бы верить, что загробная жизнь есть. Причем, мне-то самому, оказавшемуся в чужом теле, положено не просто верить, а знать. Но вот, понимаете ли, до сих пор все понимаю как-то отвлеченно. Словно бы и я это совсем не я. Непорочность святой Девы. У католиков она признается. А у нас? У православных, вроде и нет, но у нас, с развитием науки, тоже да. Может женщина забеременеть и без мужчины, с помощью ЭКО. Так что, если я сейчас вступлю в дискуссию с католическим священником, то точно потерплю поражение. В эти споры должны вступать кто-нибудь поумнее, нежели я. Я-то, еще и в какой-то мере агностик, потому что считаю, что и верующие и атеисты все равно никому ничего не докажут. — Благодарю вас, святой отец, очень лестное предложение. Но я, родился со своей верой, — улыбнулся я. — А веру, ее как отца и мать, как родину — ее не выбирают. — Так ведь и язычники рождаются со своей верой. Пусть она и ложная, но они в нее верят. И ученики Иисуса Христа не родились христианами, а пришли к вере благодаря своему Учителю. — А я разве спорю? — пожал я плечами. — Истинная вера, которую Христос принес, она у нас, у православных. И, откровенно-то говоря, мне трудно поверить, что католичество лучше православия. Давайте, каждый останется при своем. — Не настаиваю, — сказал священник, поднимаясь со своего места. — Пожалуй, уже поздно, а мне завтра утром служить. Буду рад видеть вас в храме. Пан ксёндз не выглядел ни огорченным, ни смущенным. Понятное дело, ни один схизматик сразу не переходит в лоно католической церкви. С ним нужно работать настойчиво и упорно. Глава 12 Ночная гостья