Я взял одну, засунул в рот, потом попытался раскурить от заботливо протянутого огонька зажигалки. Мать твою польскую! Как же люди этим дышат! — Э, сигарету не выбрасывай, я ее сам докурю! — завопил гетман, отнимая сигарету, которую я хотел выбросить. Откашлявшись и попив водички, что нашлась у хозяйственного воеводы, я спросил: — У нас потери большие? — Двое убитых, да четверо раненых. Эх, хорошие парни были. Двое убитых? Четверо раненых? И всего-то? Да по всем законам воинской науки, из сорока пяти человек убитых и раненых должно быть не меньше половины. А коли учесть уровень нашей подготовки — так и того больше. Вообще удивительно, что у нас что-то получилось. — А что там с немцами? — поинтересовался я. — Да что с немцами? — пожал плечами гетман. — Сам понимаешь, нам пленные не нужны. Ребятам противно, но что поделать? Но тех, кого ты лопаткой посек — их даже и добивать не надо. М-да… На душе стало еще поганей. Одно дело в бою убить, совсем другое — добивать раненых и пленных. Но тут гетман прав, пленные крестьянам не нужны. А я, вроде бы, остался в сторонке, весь такой чистенький. — Скажи-ка, пан Александр, — впервые за наше знакомство гетман назвал меня паном. — Ты же у русского царя не простым унтером был, верно? — А с чего ты решил? Гетман хитровато посмотрел на меня и принялся загибать пальцы: — Вот, первый палец — дерешься ты знатно, но это ладно. В охранники царя кого попало не возьмут. Ты же сегодня половину немцев один побил — кого гранатами, а кого лопаткой. Человек пять — а то и больше. Второй палец — командовать ты умеешь. Я, как тебя услышал, едва в штаны не наложил. А главное — ты военные операции умеешь планировать. Понимаю, что открываться не захотел. Но теперь-то ты уже свой. Умен гетман, он же сельский староста. Впрочем, был бы дурак, старостой бы не стал. — И кем же я у русского царя был? — насмешливо поинтересовался я. — Генералом? А я ведь почти открылся. Мое воинское звание и на самом деле было генерал-майор. — Ну, для генерала ты слишком молод. Да и для полковника тоже. А вот гауптманом вполне мог бы быть. Гауптман, если не ошибаюсь, по-нашему капитан? Но капитан в императорской армии соответствует немецкому майору. — Штабс-капитан, — отозвался я. Император я или нет? Захотел — присвоил себе звание ниже имеющегося. — Вот, коли ты капитан, так совсем другое дело, — обрадовался гетман. — Если ты капитан, так и мне не стыдно, что ты мной командовать начал. Я теперь тебя вместо себя назначу. Унтер — это маловато будет. Ну вот, новый виток карьеры. Из императоров стал сельским воеводой, местным гетманом. А сельский староста, покряхтев, встал: — Ну, ты тут пока посиди, а я пошел. Сейчас подводы пригонят, надо все добро в надежное место везти. В деревню-то это пока не стоит тащить. Я оглядев машины, заполненные зерном, прикинул, что имеется еще и оружие, включая минометы, разное барахло, имеющееся у солдат, спросил: — А лошадей хватит? — Наших не хватит, пришлось у соседей занимать. Эх, теперь зерном придется рассчитываться, а то и оружием. Ну да ладно, зато все основное добро наше. А я поднялся и побрёл в сторону наших раненых. — Куда это ты? — спросил вслед гетман. — Ну ты же сказал что я зверушек могу лечить, вот теперь попробую и людей, на ноги поставить. — Так я ведь пошутил, — округлил он глаза. — А я вот вспомнил, что действительно людей лечить могу. Глава 11 Знаток польской литературы Деревня Дрязга, хотя и носила такое странное название, дрязгами и ссорами подвержена не была. А если и была, так я этого не видел. И не все время пейзане ходили на большую дорогу. Да что там. Как раз на большую-то дорогу (не с кистенем, а с винтовкой!) они выходили редко, а больше занимались привычным крестьянским трудом — сеяли и пахали. Ранней весной, вроде бы, пахать рано, но народ себе дело нашел — принялся вывозить из хлевов, а еще из куч на задних дворах, скопившийся за зиму навоз и развозить его на поля. Старики ворчали — мол, весна нынче поздняя, снегу уже пора бы стаять. Хм… И чего они ворчат? Пожили бы в России, осознали бы, что у нас снег порой лежит до середины апреля, а то и позже. Но тут Европа, тут теплее, и менталитет иной. Читал как-то, почему русские «долго запрягают, но быстро ездят». Оказывается, все просто. Как раз все и зависит от нашего климата. Если у вас длинная зима, да очень короткое лето, то поневоле приходиться большую часть года сиднем сидеть, а потом наверстывать и вкалывать. Вот это все и отложилось на наше сознание. Скажем, если иностранному (европейскому) студенту дают на подготовку к экзамену три дня, а нужно выучить шестьдесят билетов, то будьте уверены, что он в день станет учить по двадцать билетов. А как поступает наш студент? Правильно. Примется учиться в последний день перед экзаменом, а скорее всего — займется билетами вечером, накануне. И, заметьте, не он в этом виноват, а национальное самосознание. Так что, поляки, будучи европейцами, работали не суетясь, не спеша. Вывозили себе навоз в поля, и вывозили. В сельской общине бездельников не бывает. Даже старики, которые по немощности уже не способны работать физически, заняты каким-нибудь делом — плетут корзины, чинят старые грабли, меняют зубья у борон. Словом — каждый отрабатывает свой хлеб. И я тоже не исключение. Разумеется, честь и хвала пану Олесю, который помог заполучить зерно, а еще множество полезных в хозяйстве вещей, но работать все равно придется. Мне развозить навоз не доверили, но я не переживал. Как-нибудь справятся без меня. Я же занимался другим делом. Уж коль скоро я теперь воинский начальник, то мне поручено следить за нашим арсеналом, что пополнился после последней нашей «вылазки». Поэтому, в погребе, под домом гетмана, был оборудован склад оружия, а я теперь старательно чистил и приводил в порядок винтовки и два пулемета. Кстати, тот пулемет, что стоял на вышке при входе в деревню, оказался прекрасно исполненным муляжом! У кого-то в деревне золотые руки. Посмотришь со стороны — испугаешься. Надо бы предложить, чтобы где-нибудь за околицей поставили деревянную «трехдюймовку». Точно тогда все медведи будут деревню стороной обходить. Пан Стась поначалу предлагал поставить на вышке настоящий, но я его отговорил. Все-таки, деревня не находится в зоне боевых действий, так что не стоит вытаскивать раньше времени боевое оружие. Жаль, еще два пулемета и оба миномета пострадали (вот тут я не виноват, граната упала!), да так, что ремонту уже не подлежали. Возможно, попади они в руки армейскому оружейнику, то можно бы как-то отремонтировать — заменить погнутые стволы, починить разбитые механизмы, но не уверен. Даже опытный оружейник предпочтет такое отправить в переплавку. Посоветовавшись со мной, староста отправил оружие кузнецу, на перековку. Сумеет ли тот или нет создать нужную температуру для размягчения стали — другой вопрос. А вот как хранить патроны, тут сказать сложно. Допустим, оружие я смажу, оберну в старые тряпки, кто-то станет регулярно проверять, (не буду же я ведь здесь вечно торчать), а вот не попортится ли наш боезапас? Цинков у нас нет, а патроны и в нормальных-то условиях хранятся год-полтора, потом их предпочитают отстреливать, а тут даже не знаю. Нет, конечно же, я их смажу, переложу чем-нибудь, но как сохранить все от сырости? Раздать все по хатам, где потеплее? Но у пейзан и так хранится собственный боезапас, да и винтовки в каждом доме имеются. И винтовки крестьяне старательно прячут, мало ли что. А я перестраховываюсь. Патроны и оружие и так дразнят детишек, особенно подростков, мечтающих о подвигах (а то и просто желающих похулиганить), так что не стоит увеличивать «домашние склады». Одна надежда, что здешние детки — люди дисциплинированные и играться с оружием не приучены. Но детки, они везде детки и к оружию ручки тянуть будут. Так что, арсенал на виду не оставишь, приходится прятать. И от детей, да и от властей тоже. Подвал у старосты вроде сухой, проветривается. Нет, все-таки, я пребываю в немом изумлении. Под боком у немцев существуют деревни, где имеется оружие. Совсем, видимо, у гансов плохи дела, если они до сих пор не прибыли, не поставили всех владельцев незаконного оружия на четыре точки! Хотя, ведь могут, времени еще навалом. Все-таки, война рано или поздно закончится, явится «твердая» власть. Пока не знаю, кто это будет — опять ли Германская империя, самостийная Польша, а то, чем черт не шутит, и Российская империя, но кто-нибудь да будет. Это пока сюда власть не суется, а потом? Вот-вот. Какая власть позволит, чтобы у крестьян хранилось боевое оружие, да еще и в таком количестве? Вот я, коли стану управлять этим краем в составе своего государства, точно отдам приказ своим силовикам, чтобы изъяли оружие. Знаю, что в моей истории и после гражданской войны изымали, да и после Отечественной. Но пока я живу в деревне Дрязги, у меня имеется прямой интерес, чтобы все это было спрятано. Ну, а еще и сохранилось. Так что, тружусь. В свою хату (пусть так) я вернулся под вечер. Дел еще много — начать и кончить. Может, поработал бы и дольше, но в подвале имелся лишь один источник света — керосиновая лампа, а от нее уже болели глаза. Я уже прожил в деревне неделю, и все это время мне приносили еду кто-нибудь из селян. Читал, что именно так в деревнях раньше кормили пастухов — всем миром. Но пастухи ходили есть по домам, а мне оказана честь — кормили, так сказать, с доставкой на дом. Сегодня, как оказалось, меня кормил сам староста, а ужин притащила его дочка. Ася, кажется? — О, спасибо! — возликовал я, увидев на столе горшок с кашей, изрядно сдобренной кусочками свиного сала, кусок хлеба и крынка кваса. — Составишь компанию? — Нет, мы уже кушали, — степенно отозвалась девушка, усаживаясь напротив меня. — Ты ужинай, пан Лесь, а не то остынет. С чего это она меня стала паном звать? Наверное, из-за моего «подвига». Может, так оно и лучше. Девчонка красивая, конечно. Но меня дома жена ждет. Я принялся за кашу. Что за зерно, так и не разобрал, но вкусно. — Лесь, а у тебя жена красивая? — вдруг спросила девушка. — Угу, — кивнул я, не отрываясь от приема пищи. Ишь, опять просто по имени. — А что в ней такого красивого, чего бы во мне не было? Я чуть было ложку не проглотил. С чего это она? Ася — красивая девушка, но Соня все равно лучше, да и не в красоте дело, как минимум она принцесса. От ответа на вопрос меня спас стук в дверь. Вроде, в мою дверь и стучать-то не принято. У меня даже внутреннего запора нет. Все равно тут никаких вещей нет, выносить нечего. Да и нет в деревне воров. — Ты кушай, я открою, — метнулась девушка к двери. — Во имя отца и сына, и святого духа, — услышал я. Кто это ко мне пожаловал? Никак ксёндз? И точно. — Благословите, святой отец, — тихо попросила Ася. — Благословляю, дочь моя. При появлении местного священнослужителя я встал, и вежливо поклонился. Может, тоже стоило бы встать под благословение, но не знаю — положено ли православному просить благословления у католического священника? Решив, что императору это не с руки, ограничился приветствием: