Шеф помолчал и со странной смесью смущения и решимости выдал: – Да он мне под пиво страшилку дурацкую рассказал. Про одичавших перепелов, которые прыгают на пятнадцать метров и могут клювом комбез пробить. Как-то больно уж сильно меня эта история задела… Вот и пытаюсь разобраться. Хотя умом понимаю, что всё это лажа. – А вот и нет! – Кот снова заулыбался. – Так это правда? Про хищных перепелов? – Сергей что, действительно напуган? Такой глупостью? Или зачем-то притворяется? Это с Котом всё ясно и понятно, а с Сергеем никогда до конца нельзя быть уверенной. Ни в чём. – Что перепела на поверхности живут – нет, конечно. А вот что самцы перепёлок стали крупнее и агрессивнее – правда. У меня знакомая есть, её батюшка птицу разводит. Ну, хобби у человека такое. Как-то в разговоре упомянул. Кстати, перепёлки – очень выгодная культура. Но обязательно инкубаторы нужны. У них инстинкта насиживания нет вообще, уже лет пятьсот как атрофировался… – То есть они ещё и яйца не высиживают, – протянул Сергей, а Маша задумалась: интересно, что это за знакомая у Кота? Вот в жизни не поверит, что его разведение дурацких перепёлок заинтересовало!.. Впрочем, не её это дело. А Сергей снова обратился к Маше: – Маш, у меня к тебе огромная просьба. Будешь на Марсе… – Перепелов ловить не стану, и не просите! – Маш, я серьёзно. На Марсе или где ещё встретишь Сонел, присмотрись к ней. Внимательно. Макар, тебя это тоже касается. В ней что-то изменилось, а я так и не смог понять, что именно. Или ты права, Маша, и она изначально отлично притворялась, во что я не верю, или… Знать бы ещё, куда всё-таки Крыс её возил… Инге Гомаро Да, Марс хорошо прошёлся по нам. И по мне, и по Тиму. Разобрал на кусочки, перекроил и собрал заново. И, кажется, мне это нравится. И Тиму тоже. Я сразу, как только освоилась, начала тренироваться по программе Чёрных. Было интересно, хотя я не высыпалась жутко: не хотела в учебном центре жить и каждое утро ездила из Светлого туда, а вечером – обратно. Там трасса провешена, но на вездеходе – на тележке, когда уже привыкну? – всё равно час езды, не меньше. А флаеры на Марсе не в ходу. То есть они тут есть, но это или тяжёлые платформы медиков и спасателей, или курьеры. Вот и приходится по поверхности носиться. Сергею Ивановичу, когда мы встретились, я сказала, что на верфи мотаюсь постоянно. Не знаю, поверил он или нет, но присматривался ко мне уж очень внимательно. А он умный и наблюдательный. И вредный, jopé. А я ведь сама понимаю, что изменилась. И что это заметно, наверное. Вот что он там во мне увидел и что себе придумать успел, интересно? Хотя мы в кафешке сидели, и Сергей Иванович так на пиво с устрицами налегал… А я поняла, что алкоголь на меня теперь не действует. Вернее, действует, но очень слабо. Как будто в организме фильтры какие-то заработали. Пётр Иванович сказал, что так и должно быть, у нас устойчивость к ядам повышенная, а алкоголь – это яд. И радиация теперь для меня не так опасна, и вообще… Кстати, Пётр Иванович и доктор были правы: тренировки у меня шли плохо. Ну не умею я драться, и учиться этому не хочу! Инструктора со мной помаялись, потом посовещались и решили: дело не в том, что я какой-то «неправильный» Чёрный, а в том, что я воспитана как-то не так. Мне ещё мама Бонита говорила, что я легко злиться начинаю, и здесь мне тоже всё время твердят: нельзя злой в бой идти. Ярость нужна, гнев – если он справедливый – нужен, а злиться – ни в коем случае. А я или вообще не хочу драться, или злюсь – и тогда сущий кошмар начинается. Так что решили: боевую подготовку дать мне совсем-совсем базовую, десяток основных приёмов, научить с оружием обращаться – и всё. Если я пилот и хакер, в этом направлении и надо работать. А запоминаю я теперь всё очень быстро: у меня мышечная память о-го-го какая стала! Тим тоже занят был: практику на МДЧ нарабатывал. Нам нужны несомые, и основной трюм на «Аладе» сейчас переделывали под лётную палубу, чтобы два «москита» там могли встать. Нет, второй не для меня. Просто теперь на «Аладе» будет полный экипаж. Мы с Тимом правильно подумали, что у Петра Ивановича на нас планы есть. Собственно, когда я через пару дней после поездки к Бабушке из учебного центра вернулась, он нас сходу к себе вызвал. В общем, как я и думала, история с той тёткой на Теллуре – Ведьмой, как её называли, очень ей подходит! – не закончилась. Оказывается, эта Ведьма – чужачка. Вот жуть-то! И вроде как чужаки эти у нас, на Нове-17, обосновались. Похоже, это они весь контрабандный тета-феррит прикарманивают. Так что мы должны полететь туда, на Нову, и попробовать разобраться, что к чему. Благо я теперь вроде как крутой капитан наёмников и всё такое. И вернуться домой мне никто не мешает. Честно скажу, сначала я испугалась. Просто по старой памяти – Гримо и его амиго вспомнила. А потом подумала: а ведь это ему теперь меня бояться надо, а не наоборот. Так что и повод есть: счёты свести. За отчима – в смысле, за «отца» отомстить. А если учесть, что Гримо как раз контрабандой занимается, всё вообще удачно складывается. К тому же оказалось, что мы не вдвоём летим. С нами отправляется Ганс – он инженер и медик по гражданским специальностям, Марта Стоянова – пилот и диверсант, специалист-электронщик, это её МДЧ вторым в трюм встанет, Володя Смирнов, канонир и боец, и Адлер Нойман. Про него мне Пётр Иванович так сказал: «Инге, вы как капитан должны это знать. Адлер был членом той самой группы, которая нашла вашего отца. Физически он уже здоров, но проблема в том, что Адлер, похоже, винит себя в гибели командира. Считает, что отвлёкся и не успел вывести «Вегу» из сканирующего луча, и из-за этого противник смог вычислить точку их выхода. На самом деле шансов избежать сканирования у них практически не было, но чувство вины логикой не перешибёшь. Я долго сомневался, стоит ли его отпускать, но он отлично знает тамошние компьютерные сети и уже работал с ними. Да, я понимаю, что вы их знаете лучше, но вам придётся лезть в самое пекло, а кто будет сидеть в прикрытии? Так что Адлер вам нужен, но вы присматривайте за ним, чтобы человека на подвиги не потянуло». Ага, как же! Да этот Адлер мне в отцы годится, а туда же – «присматривайте»!.. Хорошо хоть, пойдём мы на Нову через Теллур, а оттуда уже в связке с Ником и его кораблём. Вот тут я и поняла, что похоже, операция-то эта вроде такая неофициальная-неофициальная, а на деле – это КМБ и Адмиралтейство вместе работают. Вот только почему без МУКБОПа? Непонятно. Но об этом я не Петра Ивановича спросила, а Тима: не хотелось совсем уж дурой перед директором КБМ выглядеть. Тим только фыркнул: – Бюрократия, – как будто это всё объясняло! Ну я и спросила: в каком смысле, мол. И Тим сказал: – Марс и Теллур – сообщества небольшие по сравнению с Террой. И что здесь, что там всё решается просто. А на Терре управленцев всяких – выше крыши, все друг друга контролируют, всякие комитеты-комиссии… – Они что, друг другу не доверяют? – Раньше, наверное, не доверяли. А теперь всё это просто по инерции сохраняется. Так что это Гейнц и Адмирал могут просто договориться между собой, а привлеки в это дело Терру – и начнётся: да согласования, да утверждения, да соберите подписи членов Комитета по контролю Комиссии по надзору… – Время потеряем. И утечка возможна, да? – Умница! В общем, на «Аладе» у нас теперь практически полноценный экипаж. А самый ужас в том, что все они – и Тим, и Ганс, и Адлер, и Марта с Володей – смотрят на меня, как на капитана. Настоящего. Кошмар. Я же весь полёт буду бояться облажаться. Хорошо хоть, маршрут типовой… Так что я теперь по вечерам ещё и навигацию села изучать дополнительно. Кстати, здесь, на Марсе, обучение через дип-си не любят. Пришлось привыкать работать с книгами и учебниками. Непривычно, но интересно. И, кажется, запоминается всё лучше, вот только времени свободного у меня почти не осталось. Но ребят в госпитале я навестила. Зар, Эка и Лота у нас на Марсе лечились. Зар меня уже на своих ногах встретил, а Лота и Эка в регенераторах плавали. Значит, пострадали сильно. Эка мне рукой из колбы помахала, бодрая такая, написала, что всё в порядке и скоро она на свободу вылезет. А Лота ещё в искусственной коме была, я её даже не видела. – Косточки у неё слабые, – пробасил Зар. – Ей почти все рёбра перемололо, ну и лёгкие порвались, диафрагма… А здешние медсистемы на амазонок не рассчитаны, поэтому всё медленно идёт. Зар это с сочувствием таким выдал, но что-то казалось мне, что пока его подруга лечится, он времени зря не теряет. Я когда приехала-то, он у комнаты отдыха персонала тёрся и медсёстрам глазки строил. Всем сразу. Времени у меня немного было, так что долго поговорить не получилось. Зар в основном про драку рассказывал и всё превозносил тех, кто погиб. Если его слушать, так получалось, что только они и сражались. Ну и раненых не забывал. Оказывается, у Игрока пол экипажа полегло. Я знала-то офицерский состав «Джокера», а там команды ещё семнадцать человек было. – Эх, Роя жалко. Ну да он уже с предками. Бражку пьёт и с девами своими развлекается. Знатно мы порубились, я тебе скажу! И трофеи достойные взяли. Ребятам необидно будет… Думали, «Джокеру» хана. Вот и пошли на абордаж. Но нет. Не шарахнул. Папа Боб удержал энергокуб. Я про бой Зара расспрашивать начала, но от тут мало чего мог сказать, он всё больше про абордаж рассказывал. Ну, ничего, я с Игроком и с Кай потом поговорю. Уж раз я капитан настоящий, надо учиться. Мы поговорили, и Зар спать ушёл. Сказал строго так: «У меня режим». И судя по тому, что пошёл он не к своей палате, а к комнате медперсонала, на самом деле в койку собрался. Правда, не один. Жаль, с Игроком и остальными не пересеклись, они на орбите были: «Джокера» на Олимпике ремонтировали, на спутнике. Тут вопросов нет, могла бы – тоже с верфей не вылезала бы. Но у меня всего несколько раз туда доехать получилось, а так – то учёба, то тренировки. А ещё я помнила, что обещала станцевать для Первых. А такими обещаниями не разбрасываются. Ганс Шелест Ганс прошёлся по комнате, вернулся к столу, вытащил из принтера очередную распечатанную фотографию. Уже четвёртую фотографию из музея, которую он не помнил. Сначала Оберонец. Потом – орбитальная база «москитов». Ганс первый раз видел такую конструкцию. Больше всего она походила на рыбий скелет, на «рёбрах» которого были пришвартованы МДЧ и МД. Судя по всему, отстреливались они с пилонов мгновенно. Третья фотография… О ней отдельный разговор. И вот эта, четвёртая, его сегодняшняя находка. Какая-то стройка. Всё на том же Обероне, судя по всему. Ганс ничего не говорил Тиму и Инге. Пока не говорил, но наверняка скажет. Они были единственными, кто не сочтёт его больным. Судя по всему. Происходило… Что происходило? Он не понимал. Ганс открыл холодильник, достал банку пива и прижал к голове. Она была приятно холодной и очень реальной. В отличие от всего вокруг. Сегодня он «случайно» засветил третью найденную старую фотографию перед отцом, тот, конечно, заметил и одобрительно хлопнул Ганса по плечу: – Молодец. Тебе с ребятами работать, так что вспомни историю, им многое может быть интересно. – А кто это? Вот эта, чернявая? На фото две смеющиеся девушки обнимали чернокожего парня в футболке с портретом Че Гевары. На парне был берет, такой же, как на команданте, на плече – автомат. Девушки одеты как-то странно: вроде в военной форме, но без знаков различия. У них, кстати, тоже было оружие – пистолеты в кобурах. Двоих на фото сложно было не узнать: Марк Гомаро и Марина Ланге-Орлова, правая рука у неё почему-то была забинтована. А вот вторую девушку – скорее, женщину – Ганс не знал. Она была старше и Марка, и Марины, темноволосая, спортивная, улыбка вроде приветливая, а взгляд даже на фото – колючий, пронизывающий. – Понятия не имею, если честно. Террянка какая-то, судя по всему. – Ну да, ну да. Ну да, всё просто. Вот только один момент. Вернее, два. Во-первых, место, где сделана фотография. Это явно Терра, на заднем плане видно очень много воды – море, и деревья со странными листьями. Пальмы, кажется. Скорее всего, это Куба, родина Марка Гомаро, но… Но было ещё и «во-вторых»: Ганс много раз читал биографии участников первой экспедиции и знал, что Марина Ланге ни разу не была на Кубе, Марк Гомаро познакомился с ней только на Марсе. А тут выходило, что он хорошо знал одного из двух пилотов первого «Лебедя». Но… Но этого не могло быть. Если только… Надо срочно найти кого-то, кто видит, как он. Иначе… Иначе придётся допустить, что он сошёл с ума. Или стал жертвой какого-то дурацкого розыгрыша. Но чьего? И зачем? Кто ради розыгрыша будет подделывать фотографии, менять данные в архивах? Да такой возможности нет даже у его службы! Архивы, память – это святое. Если только… Если только это не розыгрыш, а проверка. Какая-то подготовка. Но проверка на что? Нет, оно понятно, раз проверка, значит, предстоит задание, причём связанное с нагрузкой на психику… Стоп! Его включили в экипаж к Инге, предстоит полёт на Нову-17 и розыск чужаков, которые… Ну конечно! Он подробно изучил материалы дела. И рассказ Инге, и данные Адмиралтейства. Чужаки умели влиять на сознание и чувства людей. То, что проделала Ведьма с одним из шерифов, нельзя объяснить простым внушением. Даже амазонки на такое неспособны, даже лайры, даже феи. Они скорее подчинили бы шерифа, приковали к себе, превратив в тупое послушное орудие. Ведьма же не просто вложила ему в голову историю, она ещё и заставила его в неё поверить, искренне, убеждённо! Она походя перекроила всю систему мира бедолаги. Насколько знал Ганс, шериф окончательно так и не пришёл в себя, хотя прошло уже много времени. Спецы Адмиралтейства изучили видео с крыши дома, где, скорее всего, Ведьма и обработала шерифа, чуть не наизнанку вывернули психиатров, которые потом с ним работали. Психологи КМБ провели по тем же данным независимый анализ. Выводы совпали чуть ли не дословно: это больше всего походило на результат многоэтапного внушения с подпороговым программированием и формированием глубоких постгипнотических эффектов. Такое невозможно проделать за десять минут разговора, на такое нужно несколько сеансов, желательно – с медикаментозной поддержкой. Или нужен витруоз-псионик. Вот только пси-воздействия не было. От сердца отлегло. Что ж, выходит, всё это – Ганс снова посмотрел на фотографии – фальсификация. И её цель – проверить, может ли он рассуждать трезво в непонятной ситуации. Поэтому выбран Оберонец. Его предок. Правда, непонятно, откуда другие фото, но это-то как раз объяснить легко – помехи, попытка запутать и сбить с толку. Всё понятно. Да, всё понятно. Ганс решительно отложил фотографии, включил комм и углубился в изучение информации по Нове. Вернее, попытался углубиться. Что-то мешало. Какая-то мелочь не давала выстроиться логичной картинке, ломала всю его теорию. И уже понятно было, что пока он не разберётся, никакой работы не получится. Что не так? Что в этой версии не так? Ганс начал вспоминать, как они обнаружили первую фотографию. Вот они в музее, вот Инге замирает у стенда… Вот. Вот оно. Эту фотографию не подкинули ему в кабинет. Не прислали по почте со словами: «Смотри, какое уникальное фото». И он сам, и Тим, скорее всего, проглядели бы её, если бы не Инге. Именно она увидела фотографию, именно она обратила на неё их внимание. Если принять версию, что это проверка, психологическая подготовка, то получается, что Инге сделала это умышленно? Но Ганс готов был поклясться, что она тогда была совершенно искренней, а все её реакции – естественными. Да и последствия обнаружения этой фотографии ударили скорее по Тиму, а не по нему, Гансу. И ведь он сам тогда доказывал Инге, что подсунуть фотографию и подделать данные в электронном архиве невозможно. Значит, что? Он вернулся к тому, с чего начал? С ним что-то не то и не так. У него выборочная амнезия? Но откуда? Болезнь? Травма? Но ничего такого не было… Входящий вызов поступил очень вовремя: ещё немного, и Ганс запугал бы сам себя до нервной дрожи, до того, чтобы вызывать Степаныча и сдаваться медикам. Гансу даже пришлось пропустить несколько сигналов перед тем, как ответить: он не был уверен, что сможет говорить спокойно. – Ганс, прости, если отрываю, – это был Валера, коллега Ганса и жених Яны. – Ты же экспозицию Олимпа хорошо знаешь? Почему-то Ганс даже не удивился, услышав этот вопрос. Скорее, почувствовал какую-то весёлую обречённость.