Вместо пролога За окном билось о скалы море. Я смотрел на своего сына и едва сдерживал слезы. Вновь мне предстояло выбрать то, что выбрать не мог. Вспоминаю весь пройденный путь. Но у меня все не выходит найти ответ, который помог бы. Я так долго не мог восстановить свою жизнь от начала и до конца... Так старался собрать все осколки прошлого, а потом склеить из них целого и понятного себя. Казалось, что собрал. Казалось, что себя-то понял. Но вот понял ли я что-то вне себя? Что-то настолько важное, что могло бы помочь мне решить судьбу другого человека. Видимо, все еще нет... Перебираю осколки мозаики еще раз. Тщетно. Теперь уже не могу поверить, что когда-то мог забыть все это. Я помню. Знаю. Понимаю. И все же… ответа так и не имею. Глава 1. Первое пробуждение Черное. Белое. Размытое серое. Тусклый свет. Что-то падает на меня из этого серого нечто. Мелкое. Холодное. Мокрое. Шорохи и шум. Тихие и робкие, но такие настойчивые. Неопределенность, разбитость, слабость... Вспышка. Это боль. Новая вспышка, другого цвета. Это память. Еще одна вспышка... и гром. Это молния – всплывает откуда-то слово, понятие, клубок ассоциаций. Сверху, надо мной – небо. С неба падает дождь. Размываются и становятся четче контуры перед глазами. Линии скрещиваются, переплетаются. Вертикальные черные. Красные. Плавные – желтые. Кисточки наверху. Камыш. Без кисточек, красные – вербы. Слова. Образы. Все новые и новые. Перемешиваются, просачиваются и текут куда-то. Понятия. Ощущения. Больно. И холодно. Ветер мягкий, но настойчивый. Что-то царапает, впивается мне в спину. Я не властен над образами и словами, властен ли я хоть над чем-то? Картинка меняется. Я лежал на камнях. Уже не лежу. Встал. Вижу перья. И кровь. Камни. Шершавые, гранулированные, зернистые, разноцветные. Красный, черный, серый, белый... Зернышко к зернышку, складываются в жилки одного цвета, как линии света и тени в сером небе. Перья. И кровь. Мои перья и моя кровь – начинаю понимать это. Кровь связана с болью. Перья – с крыльями. А крылья – с падением. Все еще смотрю. Камни темнеют. Покрываются слоем воды. Воды, что мелкими каплями падает с неба. Дождь. Идет дождь, дует ветер, поэтому так холодно. Пахнет серой сыростью, прозрачным невесомым холодом, острыми красными веточками, торчащими вверх, черной землей. Камни не пахнут. Может, потому что в них слишком много цветов? Шершавость заменяет им запах. Пахнет кровью, чуть-чуть. Сырым пухом. Совсем немного – гарью. Гарь. Костер. Пожар. Огонь. Но ничего этого нет. Дым... Только запах от него. Я пахну гарью и дымом. Я... Кто я? Опять молния. Резкий свет. Небо белеет на миг. Вспышка гаснет, дождь словно затихает, а потом кругом разносится грохот. Что-то словно раскалывается. В воздухе, в небе, во мне. Страшно. Холодно. Я хочу не слышать этого, не чувствовать, я хочу, чтобы что-то отделяло меня от этого грозного неба. Скрыться. Спрятаться. Забиться куда-нибудь. Ветви мешают бежать. Они все выше, их все больше. Впереди виднеется просвет. Нежно-розовый, вопреки серому небу позади. Я вышел к свету. Передо мной – вода. Она отражает небо. То, розовое, не серое. Стало тише. Свистит ветер. Шуршит небесная вода по кустам, где-то позади. Ничто не отделяет меня от неба. Кругом трава. Высокая, сухая. Высохшая от солнца, намоченная дождем. Камни. А потом стало тихо, совсем. Ни звука. Ни ветра. Ни капли. Небо словно кружит меня. Розового все больше, отражения в воде все яснее. Я не в силах устоять на ногах. Слишком много места. Слишком много всего. Вот что-то прощелкало надо мной крыльями. Что-то запищало, тихо, едва слышно, тонко. Это насекомые – вспомнил я. Вскрикнула птица в кустах. Я просеивал образы, словно тысячи песчинок, а они ускользали сквозь пальцы моей памяти. Вода – озеро. Небо. Цветы на прогалинах. Бледные вперемешку с яркими. Словно светлячки, танцующие с призраками. Мысли текли так легко... Стоило только немного углубиться в видимое, как появлялись более сложные понятия. И хотя среди них все еще легко можно было заблудиться, как в лесу, где за каждым деревом идет следующее, порой почти не отличимое... Все же это было лучше пустоты, что поначалу была во мне. Я кидал камешки в воду. Это действие казалось мне таким незыблемым, словно я всегда лишь это и делал. Может, и правда? В отражении на воде я видел не только облака и камыш. Я видел себя. Искаженно, темно, смутно... Я пытался представить, как могу выглядеть на самом деле, сравнивая камыш с его отражением и облака – с их. Все еще скакали мысли, так зависимые от того, что видели глаза. Тело иногда делало что-то, будто бы само. Я устал удивляться и понимать. Нашел лодку, вполне целую. Решил спрятаться в ней, надеясь, что веревка, связывающая суденышко с берегом, не отвяжется. В лодке было теплее, чем на земле, к тому же она была укрыта от дождя. Ткань. На мне тоже была ткань, только другая. Почему я сразу не заметил? Еще я вспомнил о людях. Лодка принадлежит им, значит, стоит побеспокоиться о том, чтобы хозяин не обозлился, заметив меня. Почему-то это вызывало беспокойство. Люди… Я не видел их, но почему-то верил, что они есть. Никак не мог представить их себе, части образов путались и перемешивались друг с другом. Наверно, потому что людей так же много, как камушков на берегу. Представить один – конкретный – я так и не могу. Новое чувство. Странное. Тело само наклонилось к воде, зачерпнуло ее рукой. Подальше от берега. Сделал глоток. Жажда. Вода утоляет жажду. Тогда мне нужна и еда. Но ее нигде нет. В лесу, кроме цветов, были темно-синие ягоды на невысоких кустиках, похожих на крошечные копии больших деревьев. Вспоминаю, что они не всегда еда, иногда и наоборот. Лучше смерть от голода или от отравления? Снова сложные образы, которые уже выстраиваются сразу в слова. Тело решает, что плоды с этих кустов безвредны. Поел немного ягод и лег спать в лодке, спрятавшись от ветра под большой тканью. Перестал замерзать, очень удивился этому ощущению. Проснулся. Гомон и крики. Птицы. Злые насекомые, от которых всю ночь я пытался укрыть лицо и не задохнуться. Розовое небо. Но уже другое, светлеющее, голубеющее с каждым мгновением. Волны едва-едва бьют о борт лодки. Я встаю. Шорох в кустах. Из-за спины слышу голос: – Ты кто? Глава 2. Одиночка в пути Не то крупная пыль, не то мелкая снежная крошка запорашивала все кругом. Все же снег – он таял, едва коснувшись кожи. Крылья особенно сильно мешали сегодня, я все пытался прижать их к телу так, чтобы порывы ветра не вырывали, не выкручивали, не выламывали их. Ветер судорожно налетал, взметал все, что плохо держалось, стучал всем, что держалось за землю не слишком надежно, и уносил все, что за землю не цеплялось вовсе. Я подумал, что мог бы расправить крылья и так же улететь, не то воздушным шариком, не то сломанной деревяшкой куда-то вдаль. Прошел месяц с тех пор, как я проснулся у озера. Понимал я все больше, но память о событиях именно моей жизни – так и оставалась скрытой за крупчатой холодной поземкой. Простые вещи, вроде еды, одежды, природы и ее сезонности, узнавать и использовать было легко. А вот люди, их взаимоотношения, в рамках глобального мира ли, в рамках личных взаимодействий – ускользали от моего понимания по-прежнему. Я часто ошибался, но пока мне везло. Как повезло с тем человеком, которого я встретил первым. Теперь я с уверенностью могу сказать, что тогда он держал в руках универсальный излучатель, направляя его точно мне в голову. И все же Леонид – так звали того рыбака, это он рассказал мне позже – сначала задал вопрос, а не выстрелил. Неделю я прожил в его доме, на отдалении от поселения. Я довольно быстро уловил, что для жизни с человеком стоит быть хоть немного полезным. Что-то давалось мне легче, чем Леониду, что-то – несоизмеримо сложнее. Только позже я понял, сколько терпения требовалось приютившему меня. Я помогал ему с рыбалкой, мы вместе расставляли странные ловушки на рыб, которые Леонид называл "морды". Способ из прошлого. Такой же странный и архаичный, как лодка, от которой остался лишь пластиковый каркас, без антиграва. Удивительно, но люди смогли додуматься использовать корпус таким образом. Научились делать ловушки для рыбы. Леониду было проще – он давно увлекался жизнью в старом стиле, путешествиями по диким местам. Вода, что плескалась у дома, всегда успокаивала. Я не очень понимал, изучаю ли я все детали чуждого мира заново, или действительно вспоминаю уже когда-то известное. Разжигать огонь, управляться с разными приспособлениями как примитивных, так и сложных конструкций… Вместе с Леонидом мы узнали, что мои крылья не дают способности летать. Человек говорил что-то про логичность и площадь поверхности, силу и бессмысленность, но там было сложновато разобраться. А потом рыбак потребовал, чтобы я ушел. Наверное, это можно было назвать неожиданностью, хотя я и не ожидал от него ничего. Ощущал что-то странное, но не мог понять что. Вечером Леонид уходил в поселок менять улов на хлеб и что-то еще. А когда утром вернулся, сказал, что мне нужно собирать вещи. Вещей у меня, правда, не было, но хозяин организовал какую-то сумку с запасным плащом, перекроенным так, чтобы крылья не мешали его носить, вяленой рыбой, сухарями и всякими полезными мелочами. Я не спорил. Но не понимал. *** И вот, месяц минул. Холодало все больше, и, казалось, все неприветливее становились люди. Ливни сменились дождями, грозы – градом. А я все шел. Куда, зачем? Скорее от чего и откуда. Прочь из одного места, где я слишком быстро надоедал людям, к другому месту, где я также был ненужным чужаком. Странным, непонятным, и, как думали многие, опасным. Я и сам был себе непонятен. Еду доставать было трудно. Мне нечего было предложить тем, кто торговал и обменивался пищей. Один раз я набрел на развалины, откопал там гермопакеты с готовой едой. Это было замечательно, и целую неделю я не переживал о пропитании. Но в остальное время приходилось искать какое-то дело, за которое могли покормить те, у кого еда была. Или полезные предметы, которые можно на еду поменять. Я не понимал ценности многих вещей, не понимал того, что люди называли традициями и законами. А рассказывать о них во всех деталях никто не желал. Интересно, почему? Из-за траты времени?