– Что же? – Я пошел пожелать детям спокойной ночи. Ты знаешь, я заглядываю к ним по очереди. Люси всегда последний, поскольку живет в моей комнате, а предпоследним был Сэл. Подойдя к его двери, я услышал новые, счастливые звуки, которых не ожидал. Линус поерзал в кресле. – Я уверен, это нормально. Он ведь подросток. А подростки любят… исследовать. Нужно только напоминать ему, что… – О, мой бог, нет! – сказал Артур, пряча улыбку. – Я не о том. Линус выпучил глаза: – О боже. Я не… не хотел… боже правый, да что со мной не так? Артур закашлялся, скрывая смех: – Рад слышать, что у тебя столь широкие взгляды. Линус был уверен, что лицо у него ужасно красное. – Просто не могу поверить, что я это сказал. – Я тоже, если честно. Кто бы знал, что Линус Бейкер может быть таким… таким, как ты. – Да. Ну, буду признателен, если ты никому не расскажешь. Не говори Зое. И особенно детям. Сэл, конечно, достаточно большой, чтобы понимать такие вещи, но, думаю, это смутит невинность Чонси. – Он нахмурился. – Хотя я не знаю, как Чонси смог бы… он вообще… о нет. Нет, нет, нет. Артур хмыкнул: – Люси моложе, чем Чонси. Ты не думаешь, что мы должны волноваться и о невинности Люси? Линус закатил глаза: – Мы оба знаем, что для него это не проблема. – Точно. Однако, как, я уверен, ты теперь понимаешь, я говорил не о… не о том. – Последнее слово Артур произнес чарующе тихо; оно будто обернулось вокруг его языка и зубов, прежде чем соскользнуть с губ. Линус мгновенно вспотел. – Я говорил о щелканье клавиш пишущей машинки. Линус заморгал: – А! Да… сейчас я вижу, что это более логично. – Конечно. Я удивился, но не самим этим звукам, а тому, что они были громче обычного. Прежде его машинка звучала приглушенно, потому что он печатал в своей каморке с закрытой дверью. Теперь Линус понял. – Я не… если я зря вмешался, то прошу прощения… Артур поднял руку и покачал головой: – Нисколько. Я надеюсь, он исцеляется. И ты сыграл в этом важную роль. Линус опустил взгляд: – Не такую и важную. Ему просто нужно было… – Ему нужно было услышать это от кого-то, – сказал Артур. – И я не могу представить более подходящего человека, чем ты. – Нет, он должен был услышать это от тебя. – Линус поморщился. – Прости, я не упрекаю. Я имел в виду, что мне не следовало вмешиваться. Артур склонил голову: – Почему же? – Потому что мне запрещено взаимодействовать с детьми на личном уровне. – Так сказано в твоих «Правилах и положениях»? Линус кивнул. Сэм Кук уступил сцену «Пингвинам», поющим о Земном Ангеле. – Да. – Как думаешь – почему? – Человек в моей должности должен оставаться беспристрастным. Объективным. Артур покачал головой: – Дети – не животные, а ты не на сафари, чтобы издалека наблюдать за ними в бинокль. Как оценить, насколько они благополучны, если не вправе по-настоящему их узнать? Они люди! Даже если некоторые выглядят иначе. Линус почувствовал себя задетым. – Я никогда и не говорил, что они не люди. Артур вздохнул: – Прошу прощения. Я давно борюсь с предрассудками, привык, что многие так думают… Я хочу сказать, что ты сделал кое-что замечательное для мальчика, который раньше видел от людей только насмешки. Он прислушался к тебе, получил от тебя урок, в котором нуждался. Он не мог и мечтать о лучшем учителе. – Не знаю, насколько я хорош, – смутился Линус. – Я просто сделал то, что считал правильным. Могу лишь представить, через что он прошел… и ты тоже как директор приюта. Тем более с такими уникальными подопечными. – Да, – произнес Артур. – Как директор приюта, конечно. Вот почему я… как ты тогда выразился?.. не выпускаю их с острова. – Я мог бы выразиться точнее, – сказал Линус. – Особенно учитывая то, что я теперь знаю. – Ты вполне точно выразил суть дела. Я предпочитаю ясность во всем. И поэтому, когда я говорю тебе, что ты помог Сэлу, я уверен в каждом слове. Я не спросил его, почему он передвинул свой стол. Я только спросил, помог ли ему кто-нибудь. Он ответил, что помог ему ты. Об остальном я догадался. – Я всего лишь предложил. Объяснил, что хотеть чувствовать себя маленьким – это нормально, но он не должен забывать, что может стать большим, когда захочет. Надеюсь, я не слишком вышел за рамки. – Уверен, что нет. Это были правильные слова, сказанные в правильный момент. Он исцеляется. Думаю, ты на верном пути. – Если так, то я польщен. – «Если»? Не сомневайся. Наверняка в твоих «Правилах и положениях»… Линус усмехнулся: – Да-да, понимаю. – Понимаешь? – улыбнулся Артур. – Я рад. Спасибо. – За что? – Да за все. – Артур пожал плечами. – Это очень… расплывчато. И потом, ты не знаешь… может, я написал в отчете, что приют надо закрыть, а тебя уволить? – Ты так написал? Линус замялся: – Н-ну… нет. Но это не значит, что у меня нет сомнений или что я принял какое-то окончательное решение. – Конечно. – Однако это навело меня на мысль… Если ты по-прежнему не против прямолинейности… Артур сложил руки на коленях: – На самом деле я очень ею дорожу. – Ты еще не знаешь, что я собираюсь сказать. – Не знаю. Зато уверен, что прежде чем что-либо сказать, ты все тщательно обдумаешь и взвесишь. Говори. Бадди Холли запел: «Мы с тобой знаем правду о любви». Линус не отметил, что это еще одна романтическая баллада; его больше удивляло, что столь разные певцы записаны на одной пластинке. Поразительный сборник. – Полагаю, нам нужно свозить детей на прогулку. На материк. Несколько мгновений Бадди Холли пел в тишине. – «Нам»?