— Папа! — произнесла девочка. Ее интонация удивила Фрэнсис. В ней было что-то незнакомое. Умиление? Боль? Волнение? С удивлением Фрэнсис впервые увидела, что Марджори способна на подобные чувства. Все это время она тосковала по дому… Хью встал; при этом ему пришлось опереться на спинку кресла, словно старому человеку. Ему вряд ли было более шестидесяти, но выглядел он на все семьдесят пять. — Марджори! — прошептал Хью, не веря собственным глазам. Гвен наблюдала за этой сценой с недовольным лицом. — Это как-то странно — просто приехать сюда, не предупредив заранее, — проворчала она. — Это, конечно, не очень вежливо, — любезно согласилась с ней Фрэнсис, — но все решилось очень быстро. Гвен пробормотала еще что-то невразумительное. Хью протянул обе руки; они дрожали. — Марджори! — прошептал он. Дочка взяла его руки; он притянул ее к себе и обнял, буквально вцепившись в нее. — Марджори! — Потом немного отстранил ее от себя и стал разглядывать. — Ты так похожа на Элис… На мою Элис! Во второй раз в течение нескольких минут Фрэнсис удивила сила его чувств, в существовании которых она всегда сомневалась. Она знала, что Хью боготворил Элис, но иногда подозревала, что этим обожанием он прежде всего удовлетворяет свое собственное эго. Преклонение перед превосходящим его во всем человеком могло заставить Хью почувствовать, что он и сам немного возвысился. Сейчас, в эту секунду, Фрэнсис стало ясно, насколько Хью действительно любил Элис. В одно мгновение она поняла всю меру одиночества, на которое его обрекла ее смерть. Она видела, как он страдал. И поняла, почему он женился на Гвен. В его состоянии Хью был находкой для такой женщины, как она. — Почему ты не написал нам, когда мама погибла? — спросила Марджори. — Почему не сказал нам, чтобы мы приехали к тебе? Хью устало пожал плечами: — Я не мог. Ничего больше не мог. Все так опустело… — У нас здесь нет места, — сказала Гвен. — Прямо не знаю, где может разместиться девочка! Она стояла как дракон, решительно защищая свой мир от любого посягательства извне. Было ясно, что Хью полностью пребывает в ее власти. У нее не было ни малейшего желания терять свое влияние на него лишь потому, что неожиданно объявилась близкая родственница — дочь Элис, которая еще к тому же так похожа на свою мать… — У вас только одна комната? — спросила Фрэнсис. — Есть еще кухня и ванная, — сказал Хью с ноткой гордости в голосе. Он прошаркал к другой двери, которую Фрэнсис до сих пор не замечала. За ней находилась кухня — некая каморка, свет в которую попадал тоже через шахту лифта. Она была примитивно оборудована железной угольной печкой, шатающимся шкафом без дверок и деревянным ушатом. Здесь не было стола, и Фрэнсис подумала: где они готовили еду? Или, может быть, весь процесс происходил на плите? Из кухни еще одна дверь вела в ванную, хотя это было слишком громко сказано. Здесь вообще не было окон, и, следовательно, ни о каком дневном свете речи быть не могло. В помещении было так тесно, что там с трудом можно было повернуться. С каменного пола поднимался ледяной холод. В ванной был унитаз и крошечная, косо прикрученная к стене раковина с ржавым краном. — Проточная вода, — пояснил Хью. В целом жилище хотя и было темным и бедным, но выглядело достаточно чистым. Неаккуратная Гвен, похоже, регулярно мыла посуду и пол — или, возможно, этим занимался Хью. — На мой взгляд, Марджори, здесь ты не сможешь жить, — сказала Фрэнсис, — здесь очень мало места. — Точно, — сразу подхватила Гвен, — нам всем вместе будет очень тесно. — Мы спокойно могли бы поставить в большую комнату еще одну кровать, — быстро среагировал Хью. — Мистер Селли, это… Вы должны понимать, что это невозможно, — сказала, испытывая неловкость, Фрэнсис. Как он себе это представляет? Они будут спать втроем в одной комнате, что неизбежно означало бы, что Марджори будет свидетелем всего того, что происходит между Хью и Гвен? — Почему невозможно? — спросил удивленно Хью. Гвен поняла, что имеет в виду Фрэнсис, и злобно улыбнулась. — Об этом вам не следует беспокоиться, миссис Грей. У моего Хью с этим проблемы! — О… проблема заключается в том, что эта квартира вообще не годится для ребенка, — сказала быстро Фрэнсис. — Я не хочу сказать, что у вас здесь что-то не так, просто это подвал, и зимой здесь, внизу, наверняка довольно холодно и сыро. Хью указал на железную печку, стоящую в углу комнаты. — Она очень хорошо греет. Здесь зимой довольно тепло. Гвен смерила Фрэнсис холодным взглядом. — Я вас не понимаю, миссис Грей. Ведь вы наверняка знали, что у Хью дела обстоят неважно — я имею в виду, в финансовом отношении. В конце концов, у вас был адрес. Бетнал-Грин — прескверное место. Что вы ожидали тут увидеть? Сейчас вы беспокоитесь за девочку — но перед этим проделали длинный путь из Йоркшира сюда, чтобы бросить ребенка. Ведь так? Девчонка действует вам на нервы, и вы решили от нее избавиться. А сейчас устраиваете здесь театр, чтобы успокоить свою совесть. А после этого сбагрите нам ребенка и исчезнете! — Может быть, вам следовало бы… — начала раздраженно говорить Фрэнсис. Но Марджори сразу же перебила ее: — Я не вернусь в Йоркшир, миссис… — Очевидно, ей было тяжело обращаться к своей мачехе по фамилии, так как она, запнувшись, выдавила: — …миссис Гвен. Я останусь здесь. — Конечно, ты останешься здесь, — сразу подтвердил Хью. — Это подстава! — закричала Гвен. Фрэнсис взяла девочку за руку. — Марджори, мы идем наверх. После затхлого подвального воздуха даже давящая жара на улице показалась Фрэнсис сущим благом. Она облегченно вздохнула, когда солнечные лучи начали греть ее кожу. — Марджори, послушай, — сказала она настойчиво, — возможно, мы обе немного погорячились. То, что случилось позавчера вечером… короче говоря, я не должна была давать тебе пощечину. Но и ты не должна была… Фрэнсис заметила, как в ней снова закипает ярость. Зачем она это сказала? Она ведь совсем так не думала. Фрэнсис ничуть не сожалела о том, что дала Марджори пощечину; наоборот, очень жалела, что не сделала этого раньше. Ей не в чем было себя упрекнуть: она действительно хотела освободиться от девчонки. И втайне проклинала непутевого Хью Селли за то, что тот не был в состоянии найти приличное жилье, что женился на этой жуткой особе, которой невозможно было доверить подростка… Злилась на то, что разрывалась между желанием освободиться от Марджори и угрызениями совести, испытываемыми по отношению к погибшей Элис. — Сейчас, Марджори, — да и в дальнейшем тоже, — ты не сможешь там жить. Ты видела эту подвальную дыру? Ты можешь себе представить, как будешь там существовать? Без дневного света, в этом затхлом воздухе… А Гвен станет тебе врагом. Она не собирается делить твоего отца с тобой. Она осложнит тебе жизнь, насколько это только будет возможно. — Я не вернусь в Йоркшир, — невозмутимо сказала Марджори. — Тогда я отвезу тебя к миссис Паркер. Любой детский дом лучше, чем это жилье! — Вы можете отвезти меня к миссис Паркер. Но против воли моего отца она не сможет поместить меня в детский дом. А мой отец любит меня. Завтра я все равно сюда вернусь. — Только вот зачем? — с горечью спросила Фрэнсис. — Зачем? — Он — мой отец. — Но он не может о тебе заботиться. Ты только посмотри на него! — Он стар и беден. Разочарован в жизни. Но он мой отец! — резко сказала Марджори. Они пристально посмотрели друг на друга, обе рассерженные, обе обиженные, хотя сами не знали точно, из-за чего. Наконец Фрэнсис поизнесла: — Да. Я понимаю. Она заметила, что все еще держит в руках сумку с вещами Марджори, которую сначала отнесла вниз, а потом опять вытащила наверх. Поставила ее на землю. — Ну хорошо, тогда я должна найти гостиницу, — сказала она, наконец смирившись. — Завтра сообщу тебе адрес. Я останусь там на три дня, до первого сентября. Потом поеду домой. Если передумаешь, ты сможешь поехать со мной. И если в дальнейшем у тебя возникнут проблемы… Уэстхилл всегда открыт для тебя. — Как великодушно! — язвительно ответила Марджори. — Но ведь вам совсем не до меня. Вы сыты мною по горло и были бы счастливы никогда больше меня не видеть. Но вы любили мою мать, поэтому у вас сейчас возникло странное чувство… В общем, не беспокойтесь. Я справлюсь! Она взяла свою сумку и, не удостоив Фрэнсис даже взглядом, опять отправилась в дом. Фрэнсис представила себе, как девочка, во мраке подвала, станет добиваться у Гвен разрешения остаться… «Мне надо было схватить ее и забрать с собой, — подумала Фрэнсис. — Мне надо было тащить ее за волосы. Мне надо было…» Размышляя об этом, она медленно удалялась от дома. Затем пошла все быстрее и быстрее, почти побежала — и остановилась, со сбившимся дыханием, лишь на автобусной остановке. Суббота, 28 декабря 1996 года Барбара читала и читала, пытаясь таким способом избавиться от страха. Но в последние полчаса у нее ничего не получалось. Подавить страх больше не удавалось. Барбара отправилась наверх; сердцебиение у нее было учащенное, ладони повлажнели. С какого-то момента Барбара больше не могла сконцентрироваться. Она в который раз подняла глаза — и почувствовала тошноту, увидев за окном снежные хлопья. Шел снег, и довольно сильный, почти такой же, как на Рождество. Барбара отложила оставшиеся страницы в сторону. До сегодняшнего вечера она закончит чтение. Была уже половина четвертого; смеркалось. Еще полчаса, и придется включить свет. Она подошла к телефону и набрала номер Синтии, хотя знала, что та не сможет сообщить ничего нового, иначе позвонила бы сама. Но Барбаре требовались утешение и человеческий голос. Прошло некоторое время, прежде чем Синтия ответила. — О, Барбара, это вы? — сказала она. — Извините, что заставила вас ждать. Я была в подвале. — Ничего страшного. Синтия, извините, что надоедаю вам, но я очень беспокоюсь за своего мужа. Он уже давно должен был бы куда-то приехать. Голос Синтии звучал оптимистично. «Или она старается придать ему оптимизм?» — недоверчиво спрашивала себя Барбара. — Он наверняка остановился в какой-нибудь деревне. И, возможно, не везде еще восстановлена телефонная связь. Такое может быть.