Кроме того, она купила картофель и рыбу; на остальное не хватило денег, к тому же в ближайшие дни ей придется как-то выживать. Но когда Элис вернулась вечером домой, в печи горел огонь, квартира сияла чистотой, было тепло и уютно, а в кухне жарилась рыба и варился картофель. — О, — воскликнула Элис, — что здесь происходит? И только потом она увидела Фрэнсис. Ей не удалось скрыть, что она была недовольна присутствием своей бывшей подруги. — Когда ты приехала? — Сегодня днем, — ответила Фрэнсис. Она была зла и знала, что по ней это видно. — Я в ужасе, Элис. Действительно в ужасе! — Тсс! — Та сделала движение головой в сторону неподвижно сидящего Джорджа. — Ох! Я не верю, что ему интересно то, о чем мы говорим. — сказала Фрэнсис. — Он нас совсем не воспринимает… Это так выглядит твоя забота о больном человеке? Когда я приехала, здесь стоял такой холод, что можно было видеть собственное дыхание, и так отвратительно несло испортившейся едой, что любому стало бы плохо. Джордж сидел совершенно один на своем стуле и смотрел перед собой. Элис, при таких условиях он и без того впал бы в депрессию, даже если б у него не было никаких травм! Элис устало стянула с головы вязаную шапку, сняла пальто, шарф и перчатки. Было видно, что она замерзла и выбилась из сил. — Где ты вообще была целый день? — спросила Фрэнсис. — Работала. — Работала? Но ты ведь всегда… — Деньги из моего наследства растаяли. К тому же я два раза в неделю хожу с Джорджем к психологу. Это довольно дорого. Поэтому я нашла работу. — Что же ты делаешь? — Работаю в конторе. Это фирма, импортирующее вино. Работа довольно напряженная, но они прилично платят. Фрэнсис стало неловко. — О жертвах войны вообще-то должно заботиться государство… Элис покачала головой. — Джордж не считается инвалидом. Ведь физически он в порядке. А его душа никого не интересует. Если б он спутанно говорил или был однозначно душевнобольным… Но ведь это не так. — Давайте сначала поедим, — предложила Фрэнсис. Она уже накрыла перед камином стол, украсив его свечой. От еды шел соблазнительный запах. Фрэнсис и Элис принялись за еду с аппетитом, между тем как Джордж, казалось, ел только потому, что ему сказали, что он должен это сделать. «Он совершенно не замечает, что у него на тарелке, — подумала Фрэнсис. — Он не обратил бы внимания, даже если б это был собачий корм». Потом женщины помыли посуду, и Фрэнсис снова заговорила о Джордже. — Ты хотела сделать как лучше, найдя психолога, Элис, я понимаю. Но не думаю, что это принесет какую-то пользу, если другие обстоятельства этому не способствуют. Я действительно испугалась сегодня днем. Джордж слишком часто остается один, если ты каждый день ходишь на работу. Ничто не вырвет его из собственных размышлений. Он сидит здесь в холоде, в этой дыре, и смотрит на стены. Наверное, он постоянно видит мрачные картины, от которых его никто не отвлекает. Ты не замечаешь, что он все больше уходит в себя? — Здесь не всегда так холодно, — защищалась Элис. — Мы на этой неделе в первый раз остались без угля. Фрэнсис вздохнула. — И это ведь самое незначительное из всего… — Другого пути нет, — упорствовала Элис, оттирая стакан. — Нет, есть. Ферма Уэстхилл. Элис язвительно рассмеялась. — Ты опять начинаешь? Думаешь, Джорджу пойдет на пользу, если он увидит своего отца? Который выставил его из дому и критикует направо и налево? — Я тебе уже сказала: времена изменились. — Но не люди. — И люди тоже, поскольку после всего, что произошло, они считают более важными другие вещи, нежели раньше. — Я с этим не согласна, — ответила Элис. Стакан в ее руке треснул, в мойку закапала кровь. Элис побледнела. Фрэнсис вынула носовой платок и замотала им пораненный палец. — Кровь сейчас остановится. — Она мягко и с пониманием посмотрела на бледную как полотно Элис. — Ты должна его отпустить. Зная, как складываются обстоятельства, я считаю, что ты не сможешь по-настоящему о нем заботиться. — Я смогу, — сказала Элис, потом бросилась к окну, распахнула его и жадно вдохнула свежий холодный воздух. На ее лбу выступили капельки пота. — Извини, — сказала она, — думала, что упаду. «Она устала как собака, — подумала Фрэнсис, — и нервы на пределе… Все это совершенно лишило ее сил». — Я здесь все закончу, — сказала она. — Иди к Джорджу и отдохни. Элис послушалась. Когда Фрэнсис через десять минут вошла в комнату, та сидела в кресле с закрытыми глазами, опустив голову на грудь, и спала глубоким сном. Пораненная рука, обмотанная носовым платком, лежала на подлокотнике и выглядела по-детски трогательно. Фрэнсис никогда раньше не замечала, что у Элис были очень маленькие руки, как у восьмилетней девочки… В следующие дни они крутились друг возле друга как две кошки. Тема Джорджа больше не поднималась. Элис уходила на целый день на работу; Фрэнсис шла в магазин, убирала квартиру и ходила с Джорджем на прогулку, которая заключалась в том, что она вела его под руку по улице, а он безучастно семенил рядом. В один из вечеров Элис отправилась с ним к психологу. Когда они вернулись, Джордж почувствовал себя явно хуже. Его лицо было совершенно белым, руки дрожали, и он задыхался. — Так всегда бывает, когда вы туда ходите? — спросила Фрэнсис испуганно. — Это совершенно нормально! — Элис сразу заняла оборонительную позицию. — В разговоре с Джорджем доктор копается во всем, что с ним произошло. Только так Джордж сможет справиться и преодолеть травму. — У меня создалось впечатление, что он еще больше в это погружается. — Я не хочу с тобой об этом говорить! — закричала Элис и, хлопнув дверью, выбежала из квартиры. Фрэнсис поняла, что немедленно должна принять решение о своем дальнейшем пребывании в Лондоне. У нее почти не оставалось денег. Она должна была или найти работу — а это значит, что Джордж будет опять предоставлен сам себе, — или ехать домой. Она ни в коем случае не хотела жить за счет Элис. Достаточно того, что она обитает в ее квартире… Прошло десять дней. Пятнадцатого декабря над городом висел холодный туман. Фрэнсис в полдень возвращалась из магазина — и неожиданно увидела Джорджа, сидящего на ступеньках перед входной дверью. На нем не было пальто, а только его привычный шерстяной свитер и старые широкие брюки. Он дрожал всем телом, губы его посинели. Фрэнсис отставила сумку и наклонилась к брату. — Джордж! Бог мой, почему ты сидишь здесь, на улице? Джордж поднял голову. Он казался невменяемым и растерянным. — На улице? — Ужасный холод! Ты простудишься! Вставай, Джордж, пожалуйста. Пошли наверх, в квартиру! — Стреляли, — ответил Джордж, с трудом поднявшись. Некогда крепкий молодой человек, страшно сутулясь, качался, как травинка на ветру. — Я испугался, — продолжил он, проведя рукой по лицу; в его глазах стоял страх. — Джордж, ты в Лондоне! Ты в безопасности! С тобой ничего больше не может случиться. Ты не должен больше бояться. Одной рукой она подняла сумку, а другой взяла Джорджа под руку. К счастью, он не сопротивлялся, а послушно позволил отвести себя наверх. Там Фрэнсис сразу уложила его в постель, поставила к ногам грелку и замотала шею шарфом. Потом напоила его настоем шалфея и горячим молоком с медом. Кто знает, сколько Джордж там сидел? Такого истощенного, как он, пневмония, несомненно, прикончила бы. Фрэнсис надеялась, что ей удалось предотвратить болезнь. Элис расстроилась из-за случившегося, но осталась при своем мнении — Джордж поднимется на ноги только здесь, у нее. — Он никогда раньше не выходил на улицу, — сказала она, — это был действительно исключительный случай. Такое наверняка больше не произойдет. — Нам еще повезло, что Джордж остался сидеть на лестнице, — ответила Фрэнсис. — В следующий раз он может отправиться дальше — и потом будет беспомощно блуждать по городу… И тогда мы его вообще не найдем. Элис, ничего не возразив на это, пошла в соседнюю комнату, в которой спал Джордж. Фрэнсис слышала, как она сказала: «Все снова будет хорошо. Вот увидишь. Все будет хорошо». «Но не из-за того, что ты решишь все его проблемы», — подумала Фрэнсис, злясь на Элис, но и на себя тоже, за то, что слишком долго тянет. И приняла твердое решение. В понедельник, как только Элис отправилась на работу, Фрэнсис разбудила Джорджа и помогла ему одеться. У него не было никаких признаков простуды — очевидно, ее усилия не прошли даром. — Мы возвращаемся в Уэстхилл, — объявила она ему. — Прямо сегодня. Как ты на это смотришь? Как обычно, брат ничего не ответил. — Через неделю Рождество, — продолжала Фрэнсис, — наверняка дом уже украсили. Мы будем есть индейку и пудинг с изюмом, который испечет Аделина, а мама сыграет что-нибудь на пианино. Может быть, пойдет снег… Ты представляешь это себе? — Да, — сказал Джордж. Он слушал, как прилежный ученик. Фрэнсис, ободряюще улыбнувшись, быстро собрала его вещи, надела пальто и шляпу. Теперь, поскольку она наконец знала, что ей делать, она не могла больше ждать и должна была наконец решиться. Узкая темная квартира и грязный квартал вызывали у нее отвращение. «Никогда больше, — подумала Фрэнсис, когда они уже стояли на улице, — никогда больше меня здесь не будет!» Неожиданно Джордж остановился и посмотрел на нее. В его глазах, которые обычно, казалось, терялись в тумане, мелькнуло выражение ясности.