В ее маленьком мирке всегда чем-нибудь пахло. Иногда духами или ягодным пирогом, который полюбился Аспену. Сейчас, в Рождество, по квартире разлетелся запах мандаринов и ели, для которой нашлось крохотное местечко в уголке комнаты рядом с диваном, где спала Кира. Когда они ввалились в квартиру и сняли верхнюю одежду, Аспен опять увидел на шее Киры синяк. Он коснулся пальцами покрасневшего места, и девушка подскочила – его руки были ледяными. В комнате мигала разноцветная гирлянда. На мгновение огоньки застыли на лице Киры, и Аспену показалось, что она до смерти напугана, но тут он включил верхний свет, и видение пропало. – Хочешь сказать, это опять на тренировках? Ее плечи поникли. – Такого больше не повторится, – пообещала она. – Я не знала, что этот… псих начнет меня душить. – Она сжала губы, увидев перекошенное лицо Аспена. – Не в том смысле душить. Ну, понимаешь, он завалил меня на мат… – У тебя все тело в синяках, что ли? – перебил Аспен, опустив взгляд на ее куртку. Кира сделала мрачное лицо, дернула молнией, отправила куртку в шкаф и сказала: – Идем на кухню. Не хочу обсуждать ничьи тела в прихожей. Аспен не оценил шутки. Сняв ботинки, вокруг которых уже образовалась небольшая лужица растаявшего снега, он стащил с себя куртку и швырнул ее в шкаф, а затем последовал за девушкой в глубь квартиры. – Ну и что? – И что? – повторила она, ставя чайник на плиту. – Что там с твоим телом? – Аспен облокотился о столешницу, скрестив руки. – Тебе его не увидеть, – сказала Кира, вставая на носочки и дотягиваясь до буфета, куда Аспен запихнул ее любимые чашки с котятами. Он раздраженно приблизился, достал чашки и поставил на стол. Кира, оказавшись в ловушке его крепких рук, обернулась и подняла голову. – Я действительно не знаю, что ты хочешь от меня услышать, Аспен. – Она говорила спокойным и уверенным голосом. – Меня никто не обижает. Но если кто-то обидит, я обязательно прибегу к тебе и пожалуюсь. – Она похлопала парня по груди, затянутой в коричневый свитер. – Меня никто не бьет. Я бы сказала. – Сказала? – переспросил он, сканируя взглядом ее выражение лица. – Конечно, – заверила она, приподнявшись на носочки и чмокнув Аспена в губы. Он вернулся за стол. Отсюда наблюдать за Кирой было удобнее. Ее длинные черные волосы с отливом, стянутые в хвост, спутались. Обычные темные джинсы и бордовый свитер облегали тело, но не сковывали движения. Кира знает себе цену. Если ее кто-то мучает, она бы изменилась, решил Аспен, немного успокоившись. Выглядела Кира как обычно: тот же нежный взгляд, пухлые красные губы, раскрасневшиеся от мороза щеки. – Чем займемся на Рождество? – спросила она, ставя перед Аспеном чашку с чаем. Он тут же обхватил ее руками, греясь. – Чем хочешь. Ему было все равно, чем заниматься, главное – вместе с Кирой. Он перевел взгляд на узкое окошко, на которое она наклеила снежинки. Снаружи опять повалил снег. – Ну а если подумать? – настаивала девушка. Аспен глянул на нее. Похоже, у Киры уже созрел план и она хочет, чтобы их с Аспеном желания совпали. – Хочу увидеть твое тело, – брякнул он. Кира от удивления отшатнулась. – Ну, хотя бы его верхнюю часть. – Ты дурак? – она шлепнула его по руке, и Аспен рассмеялся. – Да все я уже видел. – Мое не видел! – отрезала она надменно, затем поднялась и молча поставила в раковину свою кружку, затем вырвала кружку у Аспена – он едва не вылил на себя остатки чая. Аспен подумал, что Кира дуется в шутку, но ее плечи и спина были напряжены по-настоящему. Я ей неприятен? Ей противна сама мысль, что я… Аспен покачал головой и встал рядом с Кирой. – Я не думал, что ты так отреагируешь на шутку. – Забудь. – Прости меня, пожалуйста. Я ни на чем не настаиваю, Кира. Мне все нравится. – Он подумал и добавил: – И меня все устраивает. – Подумал еще немного. – Меньше всего я хочу тебя обидеть и чтобы ты подумала, что я какое-то похотливое животное, как сказал твой папочка. Кира наконец-то посмотрела на него, и это был задумчивый взгляд, полный непонятных Аспену эмоций. Наконец она выключила воду, вытерла руки о салфетку и обернулась. Аспен сделал шаг назад, встав перед ней. – Понимаешь… я не хочу спешить. – И не надо, – заверил Аспен, коря себя, что вообще пошутил на эту тему. Кира очень ранимая, очень… нежная и трогательная. С ней надо мягче и деликатнее. Он хотел, чтобы она доверяла ему, а не избегала, вот как сейчас. – И у меня никогда не было парня, – на выдохе сказала она, глядя в сторону и обняв себя одной рукой, будто защищаясь. Аспен задумчиво ответил: – У меня тоже никогда не было парня. – Аспен! – Кира возмущенно посмотрела на него. Ее брови гневно изогнулись, а щеки вновь покраснели от стыда и смущения. На шее красный след от чьих-то пальцев проступил отчетливее. – Это не смешно. Он не расслышал ее последние слова – уставился на синяк. Когда он приблизился, Кира тут же выпрямилась и напряглась всем телом. Как будто думала, что Аспен нападет, если она шелохнется. Он не нападал. Лишь поддел кончиками пальцев воротник ее свитера и оттянул в сторону. Увидел, как нервно Кира сглатывает. – Тебе больно? – Нет, – ответила она, глядя в пол и до боли стискивая себя рукой. – Только ты можешь сделать мне больно. – Я делал тебе больно? – Он изумленно наклонил голову. – Пока нет. А вдруг сделаешь? Аспен нагнулся, чтобы заглянуть в ее глаза; черные длинные ресницы взметнулись вверх, когда она посмотрела смело и с вызовом. – Нельзя постоянно бояться, что кто-то причинит тебе боль, Кира. Ты поэтому закрываешься? – Это ты закрываешься, – возразила она. – Мы совсем недавно вместе, но ты знаешь обо мне практически все. Кто я, где я живу, кто мои родители, мои любимые книги и фильмы… – Ты тоже знаешь. – Какие сны тебе снятся? – невпопад спросила она. Аспен ошалело открыл рот, потому что ее порывистый вопрос требовал быстрого и точного ответа. Но он ответил лишь спустя пару секунд: – Никакие. Обычные. – А помнишь, на прошлой неделе, когда я только переехала, ты остался здесь, чтобы мне не было страшно? – Аспен не дал утвердительного ответа, но по его помрачневшему взгляду было и так все понятно. – Я очень плохо сплю. Но и ты тоже. И во сне… ты вел себя очень странно. Ты был похож на мертвеца. Едва дышал. Что это значит? – Я… – И еще ты пьешь таблетки, я видела! Аспен со вздохом отстранился от Киры и опустился на табурет. Откуда взялась эта защитная реакция? Он попытался вспомнить, как они пришли к конфликту, но не мог из-за настойчивого взгляда Киры, стоящей над душой со скрещенными руками. Она перешла из стадии защиты в стадию нападения и теперь почувствовала себя увереннее. Аспен подумал: Кира права. Он знает о ней все, а она о нем абсолютно ничего. Знает ли она, что он провел четыре года в психушке? Нет. Она знает, что он окончил школу дистанционно? Нет. Знает ли она, что от него отказалась мать, едва он заикнулся о видениях? Нет, нет, нет и еще раз нет. Кира ничего не знает. Аспен поднялся и проследовал в прихожую. Кира замешкалась лишь на секунду, а затем бросилась за ним следом. – Аспен… Ты уходишь? Ну прости, я не думала, что ты расстроишься… Зря я надавила! – Нет, я не ухожу. – Он достал из внутреннего кармана куртки пузырек с таблетками и вернулся. Молча протянул Кире баночку, и она, нахмурившись и виновато прикусив губу, взяла ее и вернулась на кухню к окну. – Доктор Андерсон, – сказала она вслух и обернулась на Аспена, возникшего на пороге. – Таблетки от бессонницы. – Я плохо сплю, – объяснил он, чувствуя себя голым и уродливым. Я плохо сплю, потому что не вижу снов. Я не сплю, потому что вижу в своих видениях Смерть. И когда хочу спать и закрываю глаза, я вижу реки крови и чувствую боль и страх. Кира отставила пузырек на подоконник и снова сцепила пальцы – явный признак ее невроза; хрустнули суставы. – Прекрати, – попросил Аспен уставшим голосом. – Пожалуйста, прости. Я не хотела так себя вести. Я просто испугалась. – Чего ты боишься? – Он осторожно приблизился, опасаясь очередной вспышки, и приобнял Киру за плечи. – Не знаю. Всего. Я всего боюсь. Я трусиха. – Она грустно рассмеялась. – И я не люблю с тобой ссориться, но это неизбежно. Мы только узнаем друг друга, пытаемся найти общий язык, учимся быть вместе… Тогда Аспен впервые столкнулся с этой частью Кириного характера. С ее параноидным страхом, что все закончится плохо, с ее подозрительностью и раздражением. Но он не испугался. Он хотел заверить ее, что все будет хорошо. Не сразу, но она привыкнет так думать – Аспен научит. Он попросил: «Давай договоримся, что, если у тебя возникнут вопросы, ты не станешь копить их в себе, а все скажешь прямо». И Кира согласно кивнула. В то Рождество были еще ссоры. И примирения. Они выказывали недовольство тут же и тут же обнимали друг друга, забыв о раздражении. Они были юными, горячими и пылкими; они были порывистыми, словно ветер, пылали жаром, выстреливали искрами-звездами. В Рождество они сделали одинаковые татуировки на загадочном языке. Надпись значила, что они будут вместе навсегда. И они были. Каждый миг вдвоем превратился в вечность, ради них остановилось время. Когда Кира, заикаясь и розовея, шепнула Аспену о действенном способе уснуть без таблеток, когда он повернулся в ее сторону и разглядел на любимом лице решимость, когда она отставила свою кружку с горячим шоколадом, а затем отняла из ослабевших рук Аспена его стакан с глинтвейном – тогда он понял, что время наконец-то играет по его правилам. За окном кружил снег, снежинка одна за другой ложились на землю, укрывая ее пушистым пологом. Новогодние гирлянды отбрасывали блики на белоснежные тела, и свет огней расстелился между ними тонким слоем горячего воздуха, а затем расплавленным золотом проник под кожу. Кира откинула голову назад, затаив дыхание. Аспен осторожно коснулся губами места татуировки на шее. Его колючие волосы щекотали ее ключицы, а ее – черной вуалью разметались по подушке. Этот миг продолжался бесконечно – под аккомпанемент боли от иглы, которую они разделили вдвоем, частого сердцебиения и шумного дыхания. Вдох Киры – это болезненный, напряженный выдох Аспена. Ее стон – его сжатые пальцы на ее спине, покрытой синяками. Ее зажмуренные до боли веки и его трепещущие ресницы. Ее исступленный, вымученный шепот у его обнаженной груди. Вместе навсегда.