– Ладно, я иду спать. Как набьешь живот этими калориями, возвращайся, у меня есть к тебе парочка вопросов, леди. Едва она ушла, из-под стола показалась светловолосая макушка Ноя. Покряхтывая, он выпрямился во весь рост и, загораживая головой свет люстры, потянулся к потолку. – У тебя красивые ноги, – сказал он вместо того, чтобы объяснить свое невероятное поведение и извиниться. – Что это было? – спросила я таким мрачным тоном, что Ной вздрогнул. Опустив руки по швам, он пожал плечами и уселся на свое прежнее место, механически подтянув ведерко с мороженым к себе. Да что с ним происходит? Не собирается извиняться, не хочет объяснить, что здесь творится… Мне хотелось врезать ему, хотелось схватить за горло и приказать говорить. Я прикусила губу, чтобы не начать орать; вместо этого я решительно грохнула свой стул рядом со стулом Ноя. Он отклонился вбок, вытаращившись на меня как испуганный котенок. Сев, я закинула руку на спинку его стула и сказала: – Слушай сюда. Если ты немедленно не скажешь, что происходит, я пойду наверх и позову Скалларк. Ной непонимающе моргнул; несколько секунд просидев в своей странной позе, выставив между нами мороженое на манер щита, он все-таки выпрямился, со стоном вздохнув. – Рассказывай, – приказала я, борясь с желанием вырвать из его рук это проклятое ведерко и запульнуть им в окно. – Да брось, Кая… – он закатил глаза, вальяжно откидываясь на спинку стула и едва не придавив мне ладонь. – Не неси чушь, ничего не происходит. Если бы я не стала свидетелем его неадекватного поведения минуту назад, когда на кухню вошла Скалларк, я бы ни за что не поверила, что он может вести себя как затюканный подросток, боящийся людей. На моих глазах Ной полностью преобразился, будто за мгновение повзрослел на несколько лет. Впрочем, эти мысли лишь скользнули по поверхности сознания. Я ощутила привычный запах сладостей и приправ. Мой рот против воли наполнился слюной, и внезапно пульсация в висках стала такой отчетливой, что, кроме нее, я ничего не слышала. Поцелуй его, приказал внутренний голос, поцелуй его сейчас. Сморгнув, я с удивлением обнаружила, что немного наклонилась в сторону Ноя. К счастью, он этого не заметил. – Ты вообще человек? – спросила я тихо, только лишь затем, чтобы вернуть контроль над мыслями. – У тебя есть сомнения? Против воли мой взгляд метнулся по его лицу, изучая высокие скулы, большие глаза, насмешливо изогнутые брови; и губы – губы привлекали больше всего. Прорываясь сквозь сумбурную бессвязность мыслей и желаний, я едва не сказала «да», но вовремя спохватилась, вместо этого спросив: – Почему ты испугался, что тебя увидит Скалларк? Ной перестал улыбаться и задумался над ответом: решал, сказать правду или солгать. Судя по серьезному выражению лица, я надеялась на первое. И вот он принял решение и медленно повернулся ко мне всем корпусом. Теперь уже он закинул на спинку моего стула руку и немного наклонился вперед, будто боялся, что нас подслушают. Краем глаза я увидела, как его рука, лежащая на столешнице, сжалась в кулак и тут же расслабилась. – Им нельзя меня видеть. – Я резко перевела взгляд на Ноя; он оказался очень близко. Облизав пересохшие губы, он на одном дыхании закончил, повысив голос: – Нельзя, и все. Обо мне никто не должен узнать. – Но Аспен же тебя видел, помнишь, ты еще… – я замолчала, когда Ной медленно покачал головой, его взгляд значил лишь одно: догадайся, Кая, ответ уже здесь, на поверхности… Но он не хотел говорить этого вслух, а я не могла догадаться. Я не могла даже предположить, почему никто не должен его видеть. Выходит, это никакая не болезнь, не солнечный дерматит и не аллергия… «Обо мне никто не должен узнать». Внезапно что-то между нами переменилось. Нет, мы по-прежнему молча смотрели друг на друга, не шелохнувшись, но на мою грудь ощутимо навалилось предчувствие. Я словно вынырнула наружу, туда, где все ярче, полнее: и рука Ноя за моей спиной ощутимее, чем раньше, когда он схватил меня за ноги, и его колени в миллиметре от моих. Впервые я по-настоящему осознала, что он сидит близко и обязательно чувствует то же самое. Словно я рискую свалиться на пол с чудовищным приступом боли; словно собираюсь прыгнуть с крыши вниз головой и лететь, не думая о последствиях; словно кто-то вспорол мои легкие и теперь безвозмездно выкачивает из них воздух; словно кто-то прижал меня к себе. Внезапно и до боли. А я не могу вырваться. И не хочу. А на самом деле ничего не происходило – все лишь в моей голове. Нарастает пульс, я почувствовала его всем своим телом; Ной тоже ощутил свой – его губы приоткрылись. За одну секунду я превратилась в сплошное сердцебиение, наши с Ноем колени столкнулись, и я не была уверена в том, кто приблизился первым, – это не важно. Единственное, что было важно, – его ладонь в моих волосах, крепкая и родная, и его лицо в нескольких сантиметрах от моего. Я почувствовала тепло на талии, когда пальцы Ноя сжали кожу под майкой. Перестала дышать. Было страшно, что, если пошевелюсь или вздохну, все исчезнет, мы оба испугаемся. Мне хотелось положить руки на его грудь, прямо как героиня в фильме, почувствовать сердце под ладонью, дышать его дыханием. Но я все равно не двигалась. Глаза-льдинки серьезно и неотрывно смотрели на меня, не давая пошевелиться. Они были наполнены болью. А я не спросила, что с ним. Что он собирается делать, наклоняясь ко мне так низко, придвигаясь еще ближе. Он делает это так медленно, что я успела сосчитать до пяти; так медленно, словно говорит: у тебя есть шанс уйти, Кая. Но я не ушла тогда и не стану сейчас. Я хочу знать, что будет дальше, я хочу знать, чем все закончится, я хочу знать конец. Ной прикрыл веки; его ресницы дрожали от нерешительности, вокруг глаз собрались морщинки, на переносице сошлись светлые брови. Ной зажмурился так сильно, что перед моими глазами появились черные и желтые точки. Я не ушла, потому что связана по рукам и ногам, закрыла глаза, прыгнула с крыши и лечу. И теперь нужно дождаться, когда разобьюсь вдребезги. Тогда я и узнаю конец – когда падение завершится. Но в эту секунду – пока лечу вниз – мягкие губы Ноя касаются моих, и я чувствую их сухость. В груди все пустеет, пульс замедляется, сердце замолкает. Я больше не слышала ничего, кроме болезненного, приятного шума, охватившего меня с головы до ног. И вдруг Ной отшатнулся от меня, будто я обожгла его. Прелюдия была длинной. Само решение спрыгнуть с крыши длилось вечность, а падение – лишь секунду. Ной испугался того, во что я превращусь там, на асфальте. Я не двигалась, чувствуя боль от напряжения во всем теле: стоит шелохнуться – и все закончится. Несмотря на то что случилось, мой мозг работал как часы – ясно и без перебоев. Я уже знала наперед, что Ной скажет, видела по его виноватому лицу, по сжатым в плотную линию губам, по ужасу в потемневших глазах. Лучше рассыпаться песком, чем слушать его, решила я, поднимаясь на ноги и механически направляясь в коридор. Ной сказал мне вслед одно-единственное слово: – Прости! За что? Мне хотелось обернуться и спросить, за что он извиняется. За то, что поцеловал, ведь так? Но зачем тогда? Что вообще это было? Ничего не понимаю. Сквозь скрип ступеней на лестнице до моих ушей снова донеслись его слова извинения. Ной решил, что я расстроилась из-за поцелуя. Глава VIII Перемирие Чтобы купить для Ноя груш и апельсинов, Дориану пришлось по пути домой заехать в круглосуточный магазин неподалеку от Старого города. Думая о своем, он прошелся мимо полок, заполненных всякой всячиной, и мимо двери, на которой висела реклама о распечатке фотографий. Как раз в тот момент, когда Дориан протянул руку к нижнему ярусу с апельсинами, кто-то внезапно врезался в него и тут же метнулся вперед. Удерживая на плече лямку делового портфеля, Дориан склонился к полу, поднял небольшой белоснежный конверт, оброненный фигурой в бесформенной толстовке, и окликнул парня. Однако, когда тот обернулся, у Дориана отвисла челюсть: перед ним стоял не парень, а Альма Сивер. Вытаращившись на Дориана с таким ужасом, будто он на ее глазах превратился в омерзительное чудовище, покрытое слизью, Альма медленно приблизилась, скидывая с рыжей головы капюшон. – Ты следишь за мной? – процедила она. Лицо Дориана вытянулось: – Что? Кто? Я? – Он не мог понять, почему, возвышаясь над ней на целых полторы головы, чувствует себя смущенным перепуганным мальчишкой. – Я и понятия не имел, что встречу тебя здесь, да еще и в… э-э… таком образе. Ты живешь рядом? Альма презрительно фыркнула, недоверчиво покачав головой и глядя куда угодно, только не на Дориана. – Ну надо же… как бесит, просто сил нет никаких… – Затем она перестала смеяться и окинула Дориана таким уничтожающим взглядом, что в груди у того заворочалось дурное предчувствие. – Вижу, ты все еще строишь из себя супергероя, лицемер несчастный… И все еще делаешь вид, что умираешь, а? Дориан Харрингтон всегда считал, что он из тех парней, которые отлично контролируют свои эмоции. Он вырос в семье, где отец был полицейским, а мать учительницей, и с детства привык к дисциплине. Он никогда не терял над собой контроль. Но эта женщина… Дориану захотелось схватить Альму Сивер, хорошенько встряхнуть ее так, чтобы аж голова замоталась – вдруг мозги встанут на место, – и спросить, какого черта она все время несет эту чушь про преследование и лицемерие… Но тут он почувствовал в ладони боль, и в его голове прояснилось. Опустив взгляд, Дориан увидел, что крепко сжимает конверт, подобранный с пола. – Вот, держи. – Он протянул его Альме. Она уставилась на его руку, будто та была змеей, которая вот-вот ужалит. Дориан начал терять терпение. – Это разве не твои фотографии? Альма побледнела. – Ты смотрел их? – Она резко подняла голову, глядя на Дориана снизу вверх. – Разумеется нет, – холодно сказал Дориан. Ему хотелось назвать ее чокнутой – такой она и была. Ее поведение, по мнению Дориана, не поддавалось никакому логическому объяснению, она просто безумна. Любой разговор всегда завершается… и тут вдруг Дориан понял, что никогда и не пытался по-настоящему поговорить с Альмой. Сперва он всячески избегал ее как зачинщицу конфликтов, потом уже она избегала его. – Я отвезу тебя домой, – сказал Дориан, прежде чем обдумал ситуацию. Эти слова были сюрпризом не только для Альмы, но и для него самого. Но это правильно – лучше решить все проблемы, пока не поздно, уладить конфликт, попытаться стать друзьями. – Ну уж нет, – надменно протянула она, сделав шаг назад. – Нет, я не думаю, что это хорошая идея! Вырвав из руки Дориана конверт и поцарапав его ладонь острым краем, она прошла мимо, дерзко толкнув его плечом. Недолго думая, Дориан схватил ее за капюшон толстовки. – Что за… – завизжала Альма, подавшись назад и взявшись за горло. Яростно обернувшись, она низким голосом крикнула: – Что ты делаешь?! – Хватит орать. Мы не дети, Альма. Нам нужно нормально поговорить. – А вот мне не кажется, что нам есть о чем разговаривать, – отрезала она, нахмурившись. Переступив с ноги на ногу, она оттолкнула руку Дориана, и ему показалось, что она сейчас накинется на него с кулаками. Однако лицо Альмы прояснилось. Кажется, строгий взгляд Дориана и его командный тон подействовали на нее благотворно. Буркнув, что она подождет его у машины, Альма поспешила на выход. Дориан без разбора похватал с полок фрукты для Ноя и уже через минуту выбегал на парковку, переживая, что Альма обманула его. Она действительно поджидала его у машины, недовольно скрестив руки и притопывая ногой от нетерпения. Дориан притворился, что не замечает откровенной злобы, направленной на него, но его сердце екнуло, когда Альма уселась в его машину на пассажирское сиденье. – Пристегни, пожалуйста, ремень. – Чего?! – Альма злобно посмотрела на Дориана, и он снова рассердился. Порывисто наклонившись вперед, Дориан щелкнул ремнем безопасности, замечая, с каким упорством Альма вжимается в сиденье, только бы он случайно не коснулся ее. Когда Дориан выпрямился, он услышал шумный вздох. «Держи себя в руках», – упрашивал он себя, выезжая с парковки. Альма ведет себя так специально, чтобы разозлить, она обычная обиженная женщина. Эта мысль, мысль, что Альма – обычная обиженная женщина, развеселила Дориана, но он знал, что, если даже попытается улыбнуться, ему несдобровать. Одновременно с этим он подумал: а почему Альма обижена? И на кого? На него? Но они едва знакомы, так почему… Альма шумно кашлянула, и он догадался, что она пытается привлечь его внимание. – Что? – Вообще-то ты едешь не туда. – А… ага, – согласился Дориан, заметив, что свернул на дорогу, ведущую к его дому. Его бросило в жар при мысли о том, что Альма может вновь переступить порог особняка, и вместе с тем эта идея показалась странно привлекательной и опасной. Прочистив горло, он спросил у Альмы, куда ехать, и она убийственным тоном назвала адрес. «Она считает, что я должен знать, где она живет», – снова догадался Дориан. В полном молчании они доехали до нужного места. Это был ничем не примечательный блочный дом в несколько этажей, с желтыми квадратиками окон. Несмотря на поздний час, жители многоэтажки все еще бодрствовали. Когда машина остановилась, Альма толкнула дверь. Выждав долю секунды, она снова попыталась выйти, но тщетно. – В чем дело? – Она обернулась. Хоть и было темно, и тусклый свет фонарей преломлял дождь, зарядивший по пути из магазина, Альма увидела, что лицо Дориана абсолютно ничего не выражает. Он опустил руки на колени и произнес: – Мы должны поговорить. – Хорошо, ладно! – выпалила Альма. – Если тебе есть что сказать – говори! – Она хлопнула ладонью по двери. Дориан поморщился, но напомнил себе, что, когда ведешь разговоры с противником, нужно быть терпимее. – Вообще-то, – сказал он, – я думал, это тебе есть что сказать. Если проанализировать ситуацию с самого начала, мы оба придем к выводу, что все началось в тот день, когда ты проводила семинар в университете.