С момента первой встречи с призраком Аделия сама об этом думала постоянно. – Она ничего не просит. – девушка задумчиво брела к машине, прислушивалась к хрусту снега под ногами – такой белый, в Москве такого почти никогда не бывает. Ну, может, только рано утром, если мело́ всю ночь. – Она не заговаривает. Ни со мной, ни с архитектором, как я поняла из разговора с его дочерью. Витраж – незабудка, букетик в альбоме архитектора. – Девушка решительно обернулась к Максу: – Ты знаешь, я думаю, суть в этом букетике, в незабудках – forget-me-not. Понимаешь? Макс не понимал. Прищурился и покачал головой. – Ну же. Подумай сам. Это символ чистой любви и вечной памяти. – Хм… Вечной памяти? – Считается, что она растет на безымянных могилах… Ее приносят детям, умершим в младенчестве, понимаешь? Макс прикинул услышанное: – Это объясняет то, что призрак девочки не говорит. Допустим. Но что ей нужно? – Имя, – Аделия смотрела на него так же ясно как тогда, в день их первой встречи. – Нам нужно понять, чья она. Капитан шумно выдохнул: – Неизвестная безымянная могила младенца на участке моей тетки… Н-да. Весело. Он затушил сигарету о заснеженный парапет, отбросил окурок в урну. Распахнул перед Аделией пассажирскую дверь. Девушка не торопилась сесть в машину, смотрела на него изучающе, исподлобья. От этого взгляда у Макса зачесалось между лопатками. Он смахнул с плеч раздражение, обернулся. – Надо искать там, где старый дом, – проговорила девушка и опустила глаза. – Чего? – Капитан снова захлопнул дверцу, сунул руки в карманы куртки. – Ты о чем? – Когда я подняла снег с землей, я видела… Видела этот участок до того, как на нем появился ваш дом. Видела в точности таким, как архитектор нарисовал. Ночь, огни из квадратного оконца, забор с перевернутыми глиняными крынками. Ранняя весна – земля сырая, жирная от талого снега. И визг. – Как тот, о котором говорила мать Татьяны Архиповны? – Макс пытался абстрагироваться от того, что речь идет о поиске призрака, пытался вести расследование так, будто они искали нечто материальное, понятное. Он не верил в мистику и чертовщину. Не верил в призраков и гадания. Вот это все, что происходила на его глазах, больше всего напоминало фокусничество. Он с сомнением уставился на девушку, решая – сейчас ей сказать, что не верит ни одному ее слову или не обострять? Аделия смотрела на него с надеждой. – Я знаю, о чем ты думаешь, – прошептала исступленно. – Знаю, что не веришь. Я сама себе не верю. Но таких совпадений не бывает, Макс. Он нахмурился: – Допустим. Но что ты предлагаешь? Перекопать весь участок тебе никто не даст, какой гадалкой ты не представляйся. – Отметил резонно. – Да и земля промерзла – зима. – Значит, придется ждать до весны. Призрак ждал десятки лет. Подождет и до весны. Глава 14. Сюрприз под бой Курантов Как это часто бывает в канун Нового года, стоило только офисным зданиям закрыться, как начался снегопад. Будто выметая последние тревоги уходящего года, он крался за горожанами, заметал их торопливые следы, приглушал звуки. Огни светофоров скользили по лобовым стеклам проезжавших автомобилей, праздничная иллюминация рассыпались на капотах ледяным крошевом, догорала в глазах прохожих. – Еще осталось в пробке застрять, – проворчал Макс, перестраиваясь в крайний левый ряд на развязку. Аделия смотрела в окно на уплывающий город, на потемневшие заснеженные равнины, бесконечные, ледяные. И молчала. Предстоящий новый год – первый в ее жизни с чужими людьми. Обычно они встречали его дома. С родителями. А сегодня рядом с ней никого. Родителей не стало. Сестра налаживала свою жизнь и «вне зоны доступа». Близнецы… Они так увлечены новой компанией, новыми заботами, что их практически не видно весь день. Иногда слышно. Из детских комнат. Лото, пантомимы, украшение дома – у них как раз тот возраст, когда им взрослые в тягость. Макс заметил ее настроение. – Ты помрачнела. Что-то случилось? – Девушка молчала в ответ. Машина замерла на списке с развязки, «дворники» работали, методично сметая пушистый снег с лобового стекла. – Хочешь, никуда не поедем? – Это как? – А вот так. Вернемся в горд, забуримся куда-нибудь и встретим этот год вдвоем. – Сейчас все уже расписано, – отозвалась девушка, не оборачиваясь. Макс прикинул, что – да, наверняка так и есть. Пытался сообразить, как решить проблему, к кому обратиться, у кого может быть свободная квартира. Плохо то, что все они в Москве. А до Москвы они – он взглянул на часы – не доберутся. – Не парься. – Аделия услышала его вздох. – Говорят, что на переправе коней не меняют. Пробка сдвинулась, они выехали на трассу. Здесь было просторнее и движение – оживленнее. Снег валил, будто кто-то там, на небесах, решил выбить пыльный половик. Ветер стих, и снежные хлопья теперь падали тихо, кутая машины словно в пуховые платки. – Ада, – Макс позвал неуверенно, будто еще не решил, стоит ли. Или отзовется ли она. Аделия посмотрела на него. Взгляд уперся в распахнутую ладонь – она ждала ее руку. – Все, что я говорю и делаю в эти дни, все направлено на одно-единственное желание, чтобы ты перестала от меня сторониться. Я не знаю, что было в твоей жизни раньше. Думаю, что я сам не с того начал, когда познакомился с тобой… Но я очень надеюсь, что смогу удержать тебя рядом с собой. Хотя бы на какое-то время, чтобы ты успела понять, нужен ли я тебе. – А я тебе нужна? Ты ведь не знаешь меня, – она все еще смотрела на распахнутую ладонь. – Нужна. Рядом с тобой у меня ощущение, что я дома. Впервые в моей жизни, – он прищурился, пряча взгляд за красными габаритами попутных автомобилей. Сердце пропускало удар за ударом, шелест «дворников» по лобовому стеклу оказался единственным звуком, который он осознавал. Потому что слушать дыхание притихшей рядом с ним девушки не хватал сил. Макс решительно перестроился в правый ряд, нырнул в карман и остановил машину. Порывисто повернулся в кресле к Аделии – чтобы видеть ее взгляд. Понять, что там, за его неприступной ясностью. Чтобы ловить ускользающие черты, невысказанные признания. Любые. Какими бы они ни были. Больше всего сейчас он хотел, чтобы тяжесть, поселившаяся под сердцем, развеялась. Не дожидаясь разрешения, взял руки Аделии в свои, сжал. Мысли, что уже вертелись на языке, признания, что созрели и казалось, вот-вот прорвутся, замерли, поставленные будто на паузу. Зацепились за удивление в девичьих глазах. За непонимание и настороженное недоверие. – Ада. Я боюсь, что ты вернешься в Москву и больше не захочешь видеться. Что для тебя это все – только контракт и работа. Потому что я вынудил тебя играть по своим правилам, навязал свое общество, заставил изменить свои планы. Никто не любит, когда заставляют. И я боюсь этого, как черт ладана. И не знаю, как все исправить. Я уже признался в том, что дурак. Признался, что хочу, чтобы все было на самом деле. Но этим снова вынуждаю тебя играть по моим правилам. Только уже по другим. И это как игра без конца и без края. Я уже не могу остановиться… Потому что завтра, от силы после завтра, ты попросишь отвезти тебя в Москву. И мне нечем тебя остановить, кроме как придумать новое ограничение, снова заставить… Он говорил быстро, лихорадочно, то отворачиваясь к лобовому стеклу, по которому «дворники» все еще размазывали снежные хлопья, то поворачивался к Аделии. То сжимал ее пальцы, то почти отпускал их. Говорил больше, чем хотел сказать. Говорил, как говорят перед собственным отражением, признаваясь в сокровенном и зная, что никто не услышит. Но Аделия слышала. И чем больше слышала, тем больше терялась. Потому что он словно проговаривал ее собственные мысли. Про то, что она завтра попросит отвезти ее домой. Что чувствует себя обязанной. И это тяготит, не позволяет сделать выбор. Даже очевидный – Макс ей нравился. Не как клиент. Нравились его руки. Его голос. Нравилось, как он морщится на ветру, как отрывисто говорит, как превращается в волка, крадущегося по следу. Даже как троллит ее и называет «Мымриковой» – нравилось. Но признаться в этом открыто – это будто подписать акт капитуляции, признать, что ею можно манипулировать. Макс перехватил ее руки ближе к локтю, наклонился вперед. Посмотрел пристально, удерживая взглядом. – Макс, – прошептала. Вяло попробовала высвободиться. Он резко отпустил ее руки, выдохнул. Сел прямо, уставился в лобовое стекло. Молчал. В затянувшейся тишине Ада видела, как обострились его скула, потемнел взгляд, а на переносице пролегла глубокая морщинка. Мужчина рассеянно барабанил подушечками пальцев по рулю. Решительно вцепился в него, снимая машину с паркинга и возвращаясь на трассу. – Я отвезу тебя завтра утром в Москву… – Макс. – … Это будет правильно. Аделия наблюдала за мчащимися навстречу снежинками. – Отступаешь? – мертвенно-ледяным цветком в груди расцветало разочарование. Макс покосился на нее, шмыгнул носом: – Меняю тактику. Аделия рассмеялась – на душе стало легко. Капитан Александров тайком ухмыльнулся, проворчал: – Не родился еще тот человек, который заставит меня отступить… Аделия прыснула и рассмеялась в голос: – Блин, я уже думала, все, упустила свое счастье… Никто больше массаж не сделает… И пловом не накормит… И не обогреет… – Смейся, смейся. Ты сейчас бросила мне вызов… – Он добавил газу, подгоняя машину вперед. – Я ей душу изливаю, в любви практически признаюсь… – В любви-и-и? – В любви, да, практически. А она такая «Макс», «Макс»… Мымрикова – она и перед новым годом Мымрикова…