— Я думала, что если буду спрашивать так часто, то наконец получу ответ. И после нескольких лет, наверное, твой папа уже этого ждал. — Он когда-нибудь говорил с тобой об этом? — Не-а, — отвечает Ханна. — Он никогда с нами не разговаривал. Думаю, он боялся того, что я ему скажу. — Но он все равно платил твоей маме? — спрашиваю я. — Каждый месяц, — Ханна стучит сигаретой по краю керамической пепельницы и снова сильно затягивается. — С каждым годом он платил чуть побольше, отправлял деньги прямо на мамин счет. Наверное, из чувства вины. Да и плевать мне, какие у него были причины. Когда тебе надо заботиться о больной матери, тебе все равно, откуда приходят деньги. И почему. — Даже если они от человека, которого ты считаешь убийцей сестры? Ханна снова откидывается на стул, ее глаза сужаются в щелочки. — Тогда особенно. — Мне говорили, что большинство считало, что Петра сбежала. Почему ты считала, что мой папа как-то замешан в ее исчезновении? — Потому что я видела, как он возвращался в Бейнберри Холл, — говорит Ханна. — Когда? — Где-то спустя две недели после того, как Петра пропала. Шокированная, я наклоняюсь к столу, который снова качается. — Две недели? Ты уверена? — Абсолютно. Я очень плохо спала в первые недели после того, как Петра пропала. Я всю ночь лежала и ждала, когда она вернется. И однажды утром я встала на рассвете и пошла в лес, потому что думала, если я буду очень сильно искать, то найду ее, — Ханна обрывисто и грустно смеется. — И вот, я ходила по лесу за нашим домом. Когда я добралась до стены вокруг вашей собственности, я пошла по краю к главным воротам. Я уже почти дошла до дороги, когда увидела подъезжающую машину. — Мой папа, — говорю я. — Да, я очень четко его видела. Он вышел, отпер ворота и поехал дальше. — Он тебя видел? — Вряд ли. Я все еще стояла в лесу. Кроме того, выглядело так, что он хотел как можно быстрее добраться до дома. — Как долго он был там? — Не знаю. Я пошла домой до того, как он уехал. — Как думаешь, что он там делал? Ханна тушит свою сигарету. — Тогда я не имела понятия. А теперь? Думаю, он отвозил тело Петры. Шеф Олкотт сказала мне, что в тот вечер, когда мы уезжали, она съездила в Бейнберри Холл и не нашла там ничего необычного. Если папа убил Петру и засунул ее тело в пол, значит, он сделал это либо до того, как шеф обыскала дом, либо после. Может, через две недели. И в таком случае тело Петры надо было хранить где-то еще. Об этом я даже думать не хочу. — Ты говорила кому-нибудь о том, что видела, как он вернулся в дом? — спрашиваю я Ханну. — Нет, потому что вряд ли бы меня кто-то послушал, — отвечает она. — Полиции было все равно. К тому моменту история о доме с привидениями твоего отца уже набирала популярность. Всякие чокнутые уже начали приезжать к воротам, чтобы взглянуть на дом. А что до Петры, то все были уверены, что она сбежала и вернется, когда сама захочет. Но она так и не вернулась. — Так считала и твоя мама, да? — Да, — говорит Ханна. — Потому что я ей сказала, что так и было. Она поджигает новую сигарету и затягивается. Такой длинный, исступленный затяг, во время которого она решает рассказать мне все, что знает. — У Петры был парень. Вроде того. Ханна позволяет этой фразе повиснуть, как бы с намеком. Интересно, поделился ли Брайан Принс с ней своей теорией о моем отце? — Я не знаю, кто это был и как долго все это продолжалось, — говорит она. — Но она сбегала по ночам. Я знаю, потому что у нас была одна спальня. Она ждала, как ей казалось, пока я засну, а потом вылезала через окно. Когда я с утра просыпалась, она уже спала в кровати. Я как-то у нее это спросила, и она ответила, что мне все приснилось. — А зачем ей было сбегать тайком? — Потому что мама не разрешала встречаться. Или просто дружить с парнями. Как и все, что разгневает бога, — Ханна поднимает сигарету в качестве примера и делает очередной дьявольский затяг. — Факт о моей маме — она была строгой. Как и ее мама. И бабушка. Женщины Дитмеры усердно работали. И были богобоязненными. Не просто так они все были горничными. Чистота — это божественность. Немного пепла падает с сигареты Ханны на кухонный стол. Она его не стряхивает. Такой маленький акт бунтарства. — Когда мы росли, нам с Петрой все запрещали. Никаких дискотек в школе. Никаких походов в кино с друзьями. Только школа, работа и молитвы. Было понятно, что рано или поздно Петра взбунтуется. — И как долго она так сбегала? — Неделю или две, насколько я видела. Я застукала ее за этим в начале июля. Мое сердце замирает. Я надеялась, она скажет, что это началось за несколько недель до того, как моя семья въехала в Бейнберри Холл. Но нет, мы уже приехали к началу июля. — А в ту ночь, как Петра исчезла, ты видела, как она уходила? Ханна чуть трясет головой. — Но я подумала, что так и было, потому что утром ее не было. — И тогда ты сказала маме, что она сбежала? — Да. — Почему? — Потому что Бастера тоже не было. Ханна видит недоумение на моем лице и объясняет. — Это мишка Петры. Ей его подарили задолго до того, как я родилась, и она все равно спала с ним, как будто она оставалась маленькой. Если она спала где-то еще, то брала с собой Бастера. Ты вряд ли помнишь, но он был у нее с собой, когда мы пошли к вам домой на ночевку. Ханна встает и выходит из кухни. Она возвращается через минуту с фотографией и смотрит на нее, когда продолжает рассказ. — Она никогда не уходила без него из дома. Никогда. Когда мы поняли, что Бастер тоже пропал, то решили, что она сбежала. Наверное, с тем парнем, с которым встречалась. Этим парнем может оказаться мой папа, и от этой теории меня трясет так же, как кухонный стол. Это чувство становится еще хуже, когда Ханна наконец-то показывает мне фотографию. Там они с Петрой, видимо, в их спальне. Петра сидит на кровати. А рядом с ней пугающе знакомый мишка. Коричневый мех. Глаза-пуговки. Красная бабочка вокруг шеи. Это тот же мишка, которого мы с Дэйном нашли у папы в кабинете. А теперь он пропал. И хоть я не знаю — и вряд ли когда-то узнаю — кто его взял, я могу придумать лишь две причины тому, как он оказался в Бейнберри Холл. — Ты сказала, что Петра взяла его с собой, когда вы ночевали у нас, — говорю я. — Да, — отвечает Ханна. — Хотя мы так и не провели там ночь. Мне это прекрасно известно, спасибо Книге. — А может такое быть, что Петра его там оставила? — спрашиваю я, надеясь, что не раскрываю слишком многого. Ханне не нужно знать, что Бастер уже много лет лежал в Бейнберри Холл, пока не пропал. — Может, он потерялся. — Она принесла его домой, — говорит Ханна. — Я в этом уверена. Остается только другая причина, по которой Бастер мог оказаться в доме. И я надеялась, что она окажется неправдой. Петра взяла медведя с собой, потому что думала, что уезжает навсегда. Возможно, с моим папой. От этой мысли из моей груди пропадает весь воздух. Я не в состоянии дышать, и мне ничего не остается, как встать и выйти из коттеджа в полном оцепенении. Ханна следует за мной мимо гостиной, где шоу сменилось комедией. Из телевизора доносится неправдоподобный смех. Только оказавшись у задней двери, я оборачиваюсь, чтобы спросить Ханну еще кое о чем. Вопрос, вызванный не только фотографией Петры с мишкой, но и воспоминаниями о вчерашнем утре. Мистер Тень в шкафу, уставившись на меня, подкрадывается все ближе. — Кажется, будто ты много помнишь о той ночи, когда вы пришли в Бейнберри Холл с ночевкой. — Такое сложно забыть, — Ханна невесело смеется, как будто не может поверить, что, учитывая все происходящее, я хочу поговорить именно об этом. Для меня же все очень логично. Она там была. Она все помнит. А я нет. — То, что папа написал о той ночи, — говорю я, — это же все хрень, да?