* * * Письма лежали раскрытыми на полу в Комнате Индиго, куда мы с Петрой удалились после того, как она потребовала, чтобы я их прочитал. Их было четыре, написанных от руки размашистым изящным почерком. — Все они были написаны кем-то по имени Каллум, — сказала Петра. — Они адресованы Индиго, и это наводит меня на мысль, что она спрятала их в половицах после того, как прочитала. Ну, знаете, чтобы сохранить. — Но зачем ей их прятать? Петра показала на первое письмо. — Ответ прямо тут. Я взял его, бумага была твердой, как пергамент, и начал читать. 3 июля, 1889 Моя дражайшая Индиго, Я пишу эти слова с тяжелым сердцем, потому что только говорил с вашим отцом. Как мы оба и боялись, дорогая моя, он наотрез отказался дать мне разрешение просить вашей руки и сердца. Причина его решения была именно такой, как мы предвидели — мне не хватает средств, чтобы обеспечить вам тот образ жизни, к которому вы привыкли, и что я ни на йоту не проявил себя в мире бизнеса и финансов. Хотя я умолял его изменить мнение, уверяя, что если вы станете моей женой, то ни в чем не будете нуждаться, он отказался обсуждать этот вопрос. Наш план соединить наши судьбы как муж и жена надлежащим образом — с благословения вашего отца, пред глазами Господа и самых близких нам людей — с ужасом провалился. И все же я храню надежду, возлюбленная моя, ибо есть еще один способ, с помощью которого мы можем стать мужем и женой, хотя я всем сердцем хотел бы его избежать. Поскольку ваш отец ясно дал понять, что его мнение непоколебимо, я предлагаю смело не подчиняться его воле. Я знаю одного преподобного в Монпелье, который согласился обвенчать нас без согласия вашей семьи. Я прекрасно понимаю, что побег — это серьезный шаг, но если ваша любовь ко мне так сильна, как вы утверждаете, то я умоляю вас подумать об этом. Пожалуйста, напишите мне немедленно и сообщите о своем решении. Даже если это будет отказ, уверяю вас, я останусь, всегда и навечно… Искренне преданный вам, Каллум Я опустил письмо, мой взгляд переместился на картину над камином. Хиббс рассказал мне историю о неудачной попытке Индиго сбежать с человеком, который с любовью создал этот портрет, и я гадал, он ли является автором этого письма. Я встал и подошел к картине, в очередной раз пораженный количеством деталей на ней. Радостная искорка в глазах Индиго. Намек на улыбку на ее рубиновых губах. Отдельные пряди меха на кролике, которого она держала в руках. Если не считать потрескавшейся краски вокруг глаз кролика, работа была безупречной. Я ничуть не удивился, когда заглянул в правый нижний угол и обнаружил там имя художника. Каллум Огюст. — Это он, — неожиданно сказала Петра рядом со мной. — Этот же чувак писал ей те письма. — Да, — ответил я, посмеиваясь над выбором ее слов. — Это тот самый чувак. Мы вернулись к письмам на полу, где я продолжил читать остальные, начиная с того, которое было датировано тремя днями после первого. 6 июля, 1889 Моя дражайшая Индиго, Мое сердце поет от радости с той самой минуты, как я получил ваш ответ, и будет продолжать радоваться до конца моих дней. Благодарю вас, дорогая моя, за то, что вы согласилась на мой план, несмотря на то, как больно вам будет ослушаться воле отца. Я знаю, что связь между вами сильнее, чем у остальных отцов и дочерей. Вы сердце его жизни, и нельзя винить его за то, что он желает вам только добра. Я очень надеюсь, что он вскоре поймет и примет то, что мы и так знаем — что нам с вами нужна лишь наша вечная любовь. Я снова говорил с преподобным, что согласился тайно поженить нас. Он бы хотел провести церемонию в ближайшие две недели. Хоть я и понимаю, что у вас будет недостаточно времени, чтобы подготовиться к такому поворотному событию в жизни, лучше сделать это как можно раньше. Откладывать наше бракосочетание — значит рисковать тем, что ваш отец узнает о наших планах. Я уже распорядился, чтобы экипаж ждал вас у ворот Бейнберри Холл ровно в полночь через девять дней. Управлять экипажем будет мой верный друг, который уже согласился отвезти вас туда, где мы обменяемся клятвами. Место, которое я не хочу раскрывать в этом письме, опасаясь, что оно каким-то образом попадет не в те руки. Подготовьте столько, сколько сможете, и как можно незаметнее. Когда часы пробьют полночь, бегите и надейтесь, что когда-нибудь мнение вашего отца о нашем браке изменится и вам будет позволено вернуться в дом, который вы так любите, на этот раз в качестве моей жены. Навечно ваш, Каллум 10 июля, 1889 Моя возлюбленная Индиго, Ваше последнее письмо обеспокоило меня сильнее, чем я смею вам признаться. Вы подозреваете, что ваш отец как-то прознал о наших планах? Если так, то по каким причинам вы верите, что ему все известно? Я молю о том, чтобы это подозрение было лишь результатом волнения из-за того, что мы собираемся сделать, и никак не относилось к осведомленности вашего отца. Я снова призываю вас отнестись к этому делу с предельной осторожностью. Преданно ваш, Каллум 15 июля, 1889 Страх охватывает меня, пока я пишу эти слова — глубокий, пронизывающий до костей страх, что ваш отец планирует остановить наш надвигающийся брак любыми необходимыми средствами. Из вашего последнего письма я заключаю, что он действительно знает, что мы задумали, хотя он еще в этом не признался. Не доверяйте ему, моя дорогая. Единственное, что удерживает меня от того, чтобы ворваться в двери Бейнберри Холл и похитить вас, так это осознание того, что до наступления полуночи остались считанные часы. Будьте сильной и спокойной до этого часа, любовь моя. Ваш до гроба, Каллум Я с грустью опускаю письма, зная, что Индиго так и не воссоединилась с бедным влюбленным Каллумом у алтаря. Петра, чувствуя мое горе, спросила: — Она так и не вышла за него замуж, да? — Да, — ответил я. — Я слышал, что ее отец все узнал, предотвратил ее побег и навсегда запретил ей видеться с Каллумом. Петра тихо присвистнула. — Черт. И что сделала Индиго? — Она убила себя. — Черт, — ее выражение стало задумчивым. — Сколько было Индиго, когда она умерла? — Шестнадцать, — ответил я. — Как и мне. И поверьте, если бы я кого-то любила, то меня бы ничто не остановило от встречи с ним. Даже мама. И я бы точно не убила себя. Она прошлась по письмам, не обращая внимания на их хрупкость. Когда она ткнула в одно письмо пальцем, крохотный кусочек упал с листка. — Вот здесь, — сказала она, читая вслух. — «Ваш отец планирует остановить наш надвигающийся брак любыми необходимыми средствами». Она передала мне письмо, и я снова прочел его, внимательно вчитываясь в его слова о Уильяме Гарсоне. Не доверяйте ему, моя дорогая. — А что, если… — Петра осеклась, ее щеки снова загорелись, как будто она уже знала, что я посчитаю ее слова глупостью. — Что, если Индиго Гарсон не совершала самоубийства? Что, если ее убил родной отец? Я думал о том же. Я всегда думал, что в официальной истории, которую я услышал от Хиббса, отсутствовал ключевой элемент, который связывал бы все вместе. И это, я понял, может быть он. — Думаю, в твоих словах может быть смысл, — сказал я. — Только вот вопрос, что мы можем сделать? Петра выгнула бровь, как будто ответ был очевиден. — Мы проведем исследование, — сказала она. — И посмотрим, сможем ли доказать, что Уильям Гарсон был убийцей. Глава тринадцатая