Глава десятая Сейчас середина ночи, и я лежу в кровати — не сплю, но и не бодрствую. У моего папы была для этого особая фраза. В серости. Так он называл тот потусторонний мир между сном и явью. И вот, я в серости. Или по крайней мере мне так кажется. Может, я сплю, потому что в этой мутной серости я слышу, как открываются двери шкафа. Я открываю глаза, поднимаю голову с подушки и смотрю на шкаф у стены напротив кровати. Двери и правда открыты. Совсем чуть-чуть. Темная щель, через которую я могу заглянуть в шкаф. И внутри мужчина. Смотрит. Глаза немигающие. Губы сжаты. Мистер Тень. «Это нереально», — повторяю я в своей голове, как мантру. — «Это нереально. Это нереально». Но мистер Тень все еще там, таится во тьме. Не двигается. Просто смотрит. Затем двери шкафа открываются, и вот он уже у кровати, наклоняется ко мне, хватая мои запястья, и шипит: — Ты тут умрешь. Мои глаза резко распахиваются — на этот раз по-настоящему. Я сажусь в кровати, из моего горла рвется испуганный вопль. Я в панике бросаю взгляд на шкаф. Его двери закрыты. Нет никакого мистера Тень. Это был всего лишь сон. Нет, это не сон. Ночной кошмар. И он остается со мной, когда я встаю с кровати и на цыпочках подхожу к шкафу. Хотя я и знаю, что веду себя как параноик и это просто нелепо, я все равно прижимаю ухо к одной из дверей, прислушиваясь к намеку на шум изнутри. Там ничего нет. Я это знаю. Если бы я думала иначе, то это бы делало меня такой же легковерной, как Венди Дэвенпорт и другие люди, которые верят Книге. И все же страх сжимает мою грудь, когда я чуть приоткрываю дверь. Я говорю себе, что это бдительность заставляет меня заглянуть внутрь. Кто-то вломился в дом прошлой ночью, и стоит убедиться, что он не вернулся, кто бы это ни был. Но я-то себя знаю. Я проверяю, нет ли там мистера Тень. Внутри шкафа я вижу лишь платья, которые все еще висят в темноте. Они становятся ярче, когда я открываю двери шире и на них льется сероватый свет из окон спальни. Шкаф пуст. Разумеется. Но кошмар все равно не забывается. До такой степени, что я решаю начать свой день, хотя сейчас даже не рассвело. Но даже в ванной каждый стон скрипучих труб, казалось бы, предвещает приближение мистера Тень. Каждый раз, когда я закрываю глаза из-за потока воды, я ожидаю увидеть его передо мной, когда открою их. Что меня так сильно беспокоит в этом кошмаре, так это то, что он не был похож на кошмар. У него было ощущение реально пережитого. Чего-то реального. Воспоминание. Точно такое же, как то, где мы с папой красили кухню. Но этого не может быть. Я не могу помнить того, чего никогда не было. А это значит, что я вспоминаю именно Книгу. Неплохая теория, если бы мой отец не написал ее от первого лица. Читатель видит все только его глазами, а я слишком много раз читала «Дом ужасов», чтобы знать наверняка, что папа не писал такую сцену. Конечно, я выхожу из душа невредимой и спускаюсь вниз. Клочок бумаги все еще торчит в передней двери. Как и во всех окнах. Никто ничего не трогал. Я здесь одна. Никого, кроме нас, цыплят. Когда Дэйн приходит в восемь, я уже пью третью чашку кофе. Кофеин делает меня еще более нервной. И подозрительной. В глубине души я знаю, что Дэйн не имел никакого отношения к событиям прошлой ночи. И все же, когда я вижу, как он входит в Бейнберри Холл, не нуждаясь в том, чтобы я отпирала ворота и входную дверь, я вспоминаю участок недостающей стены и коттедж сразу за ним. А еще стоит подумать о проигрывателе. Больше никто не знал, что мы нашли его вчера. Только я и Дэйн, который настоял на том, чтобы перетащить его на стол. — Какой коттедж ваш? — спрашиваю я его. — Желтый или коричневый? — Коричневый. Это значит, что вчера я видела дом Дитмеров. Дом Дэйна находится на другой стороне дороги. — А теперь у меня есть вопрос, — говорит он, оглядывая чашку кофе в моих руках. — Есть ли еще и могу ли я себе налить? — Там еще полкофейника, и все ваше. Когда мы спускаемся на кухню, я наливаю кофе в гигантскую чашку и отдаю ее Дэйну. Он делает глоток и спрашивает: — Почему вы спросили о моем коттедже? Вы хотели ко мне зайти? Я замечаю флирт в его голосе. Его невозможно пропустить. На этот раз, в отличие от ночи моего приезда, это не так удивительно. И не так излишне. Но выбор времени определенно мог быть и лучше. У меня есть более насущные проблемы. — Прошлой ночью кто-то вломился в дом, — говорю я. — Серьезно? — Серьезно. Я пересказываю события прошлой ночи, не упуская никаких подробностей. Он слышит все — про колокольчик, про музыку, про пропавшего медведя, про меня, кричащую на того, кто сбежал через лес. — И вы решили, что это я? — спрашивает он. — Нет, конечно, — говорю я, стараясь звучать правдиво, чтобы не обидеть его. — Я просто хотела узнать, не видели ли вы вчера вечером чего-нибудь подозрительного. — Нет, ничего. А вы спрашивали Ханну? — У меня не было возможности. А вы знаете о проломе в стене? Там есть место, где она обвалилась. — Да, эта дыра там уже лет десять, мне кажется. В прошлом году я написал вашему отцу, не хочет ли он ее заделать, но он мне так и не ответил. Это потому, что он тогда выносил кошмарные сеансы химиотерапии, хотя никто из нас особо не надеялся, что это поможет. Это была просто тактика увиливания. Способ продлить папину жизнь еще на несколько месяцев. — Ну, кто-то использовал ее, чтобы проникнуть на территорию, — говорю я. — Он пробрался в дом, хотя я не знаю как. Дэйн хватает стул и садится задом наперед — его ноги по обе стороны спинки. — Вы в этом уверены? Мишка мог просто упасть за стол. Мы там много вещей складывали. — Но это не объясняет проигрыватель. Он же не мог сам включиться. — Да, но возможно, здесь проблемы с проводкой. Вы не замечали еще чего-нибудь странного?