— Ничего из того, что мы заметили, — сказал я. — Но здесь много не наших вещей. Они достались нам вместе с домом. Поэтому тут может недоставать чего-то из того, что мы не знаем. Мы втроем сидели в гостиной, я и Джесс примостились на краешке дивана, слишком нервничая, чтобы расслабиться. Офицер Олкотт сидела напротив нас, оглядывая комнату. — Кертис Карвер и его жена были владельцами этого дома до вас, так? — спросила она. — Да, — ответила Джесс. — Вы думаете, это может быть как-то связано с проникновением? — Я не вижу для этого никаких причин. Я удивленно на нее покосился. — Тогда почему вы спрашиваете? — Чтобы я могла проверить наши записи и посмотреть, не было ли взломов, когда они здесь жили. Как злоумышленник проник внутрь? Я полагаю, входная дверь была не заперта? — Нет, — сказал я. — Я запер ее перед тем, как подняться наверх, когда укладывал дочь спать, и она все еще была заперта после того, как злоумышленник ушел. — Значит, он проник сюда через окно? — Они все были закрыты, — сказала Джесс. Офицер Олкотт, которая записывала все это в свой блокнот, внезапно подняла голову, ее ручка замерла на бумаге. — Вы уверены, что здесь вообще был злоумышленник? — Мы слышали шум, — сказал я, понимая в тот момент, каким нелепым я кажусь. Как ребенок. Такой же напуганный и изобретательный, как Мэгги. — Многие дома издают шумы, — сказала офицер Олкотт. — Но не такие, — я попытался описать стук, который раздавался в коридоре, и дошел до того, что постучал по полу гостиной, пытаясь воспроизвести его. Когда офицер, казалось, не была убеждена, я добавил. — И еще была музыка. Кто-то включил проигрыватель в моем кабинете. Такое уже дважды случалось. Офицер Олкотт повернулась к Джесс. — Вы слышали звук проигрывателя? — Нет, — Джесс виновато посмотрела на меня. — Ни в первый раз, ни во второй. Записная книжка и ручка вернулись в передний карман формы офицера Олкотт. — Послушайте, народ, — сказала она, — если ничего не было взято, и нет никаких признаков взлома, и только один из вас что-то слышал… — Мы оба слышали стук, — вмешался я. Офицер Олкотт подняла руку, пытаясь успокоить меня. — Я не совсем понимаю, чего вы от меня хотите. — Можете нам поверить, — раздраженно сказал я. — Сэр, я вам правда верю. Я верю, что вы что-то услышали и подумали, что это был злоумышленник. Но для меня это звучит так, будто то, что вы услышали, не было тем, что вы подумали, что услышали. Тогда я немного понял раздражение Мэгги, когда мы говорили о ее воображаемых друзьях. Когда тебе не верят — это невыносимо. Только в моем случае то, что я говорил, было правдой. Все это случилось. — Так нам просто ждать, пока это снова произойдет? — Нет, — сказала офицер Олкотт. — Вы должны быть умными и бдительными и позвонить нам в следующий раз, когда увидите что-нибудь подозрительное. Ее выбор слов не остался незамеченным. Увидите что-нибудь подозрительное. Не услышите. Офицер Олкотт удалилась, приподняв шляпу и кивнув головой, оставив нас с Джесс наедине. Я справлялся единственным известным мне способом — осмотрел дом на наличие припасов, чтобы создать импровизированную систему безопасности. Пачка карточек. Несколько катушек ниток. Коробка с мелом. — Еще раз, зачем нам все это? — спросила Джесс, когда я оторвал кусок от карточки. — Чтобы увидеть, пробирается ли кто-то в дом, — я засунул кусок бумаги между дверью и рамой, чтобы она выпала при открытии двери. — Если это так, то так мы поймем, где он именно. Я нарисовал мелом тонкую линию на полу перед дверью. После этого я протянул нитку поперек дверного проема на уровне щиколотки. Если кто-нибудь войдет, я сразу увижу. Нитка оборвется, и мел будет размазан. — И в скольких местах ты будешь это делать? — спросила Джесс. — В передней двери и у каждого окна, — ответил я. К тому времени как я лег спать, каждое открытое окно в доме было затянуто ниткой, а под подоконником торчал маленький листок карточки. Кем бы ни был нарушитель, я был готов к его следующему визиту. Или так я думал. Как оказалось, я не был готов ни к чему из того, что нас ждало. Глава девятая Я все еще смотрю на этот пустой участок стола, и тут что-то еще привлекает мое внимание. Краем глаза я замечаю движение в одном из окон кабинета. Бросившись к окну, я вижу темную фигуру, исчезающую в лесу позади дома. Мгновение, и я снова бегу, повторяя свой маршрут в обратном направлении. Вниз по лестнице, через пролет, еще вниз по лестнице. По пути к входной двери я задерживаюсь, чтобы взять фонарик из коробки с припасами в большой комнате. И вот я уже на улице, бегу вокруг дома и буквально врезаюсь в лес. Здесь кромешная тьма, лунный свет затмевают деревья. Я включаю фонарик. Луч дрожит на земле передо мной, вылавливая случайные красные ягоды. — Я знаю, что ты тут! — кричу я во тьму. — Я тебя видела! Никакого ответа. Но я его и не жду. Я просто хочу, чтобы нарушитель знал, что я его видела. Надеюсь, это предотвратит новый подобный визит. Я продолжаю идти сквозь лес, из-за склона холма мой шаг становится быстрее. Вскоре я уже оказываюсь на кладбище домашних животных, бугристые надгробные камни сияют белым в свете фонарика. Я пробегаю мимо могил и приближаюсь к каменной стене у подножия холма. В темноте она пугает — десять футов высотой и толщиной с крепостную стену. Рядом с ней я кажусь крохотной, что должно обнадеживать. Через такую преграду никто не перелезет. По крайней мере без лестницы. Но это осознание наводит на тревожный вопрос: как этот упырь попал на мою территорию? Ответ приходит через минуту, когда я решаю вернуться домой, пройдя сначала вдоль стены к главным воротам. Я прохожу всего лишь около пятидесяти ярдов, а потом вижу разломанную часть стены. Это не очень большая дыра. Просто обвал шириной где-то в фут, будто кто-то пальцем проделал дырку в мягком масле. Чтобы пробраться сквозь нее, мне нужно повернуться и пролезть боком. Как только я оказываюсь на другой стороне — и больше официально не на территории Бейнберри Холл — я мельком вижу заднюю часть коттеджа сквозь деревья. Его отделка, желтая в дневное время, выглядит белой в лунном свете. Одно окно горит. За ним мерцает зелено-голубой экран телевизора. Коттедж принадлежит либо Дэйну, либо Дитмерам. Я не знаю, кто живет по какую сторону дороги. Полагаю, мне придется это выяснить, так как случайный вход в мою собственность находится недалеко от их заднего двора. Хотя не то чтобы Дэйну или Ханне Дитмер пришлось бы так пролезать ко мне домой. У них обоих есть ключи и от ворот, и от дома. Они могут спокойно войти, когда захотят. Это наводит на мысль, что тот, кто был в доме, приходил и уходил этим путем. Им нужно было всего лишь пролезть через пролом в стене. Самое трудное, насколько я могу судить, — это знать о существовании такового. И меня бы не удивило, если бы многие люди в Бартлби и за его пределами обладали этим знанием. Я возвращаюсь к дому, ускоряя шаг. Мне резко кажется, что сейчас придут еще упыри, и мне нужно их остановить. Вернувшись в дом, я хватаю нож и обыскиваю весь дом, несмотря на охватывающий меня страх. Я открываю каждую дверь, не зная, что увижу за ней. Щелкая каждым выключателем и предвкушая худшее за эту наносекунду темноты до того, как зажигается свет. Бейнберри Холл оказывается пустым. Как долго — без понятия. И поэтому я заимствую страничку из папиной книги. Буквально. Я вырываю страницу прямо из Книги на кухонном столе и рву ее на мелкие кусочки. Это очень приятно. Я никогда раньше не портила ни одного экземпляра Книги, и такое удовлетворение заставляет меня пожалеть, что я не начала это делать много лет назад. Я думаю о папе, когда просовываю клочок бумаги в щель входной двери, гадая, удивился бы он, если бы увидел, что я делаю то, о чем он пишет в Книге. Скорее всего, нет. Я подозреваю, что он был бы разочарован, что я нарушила свое обещание никогда не возвращаться в Бейнберри Холл. Я изо всех сил старалась не разочаровать его. Хотя к девяти годам я уже считала его лжецом, я все еще искала его одобрения на каждом шагу. Может, это было вызвано каким-то предположением, что, если я достаточно себя проявлю, он в конце концов сочтет меня достойной знать правду о Книге. Или, может, это просто типичное поведение ребенка из неполной семьи. Поскольку я знала, что никогда не буду соответствовать высоким стандартам мамы, я стремилась к гораздо более низкой планке моего папы. Это не значит, что он был плохим отцом. Он был хорошим, во многих аспектах даже лучшим, и не потому, что баловал меня как только мог. Он был внимательным и добрым. Он никогда не говорил со мной свысока, как мама. И он никогда-никогда не смел меня недооценивать. Когда я росла, он давал мне списки книг, чтобы прочитать, фильмов, чтобы посмотреть, и альбомов, чтобы послушать. И там были вещи, которые не каждый может посоветовать подростку. Фильмы Бергмана. Музыка Майлса Дейвиса. Толстой, Джойс и Пинчон. Каждое из этих имен говорит о том, что он считал меня способной к открытому мышлению, к тому, что я смогу расширить свои горизонты. И хотя меня совсем не интересовали джаз и «Радуга земного тяготения», я старалась изо всех сил оценить его вкусы. Мой отец верил в меня, и я не хотела его подводить. И все же я его разочаровала. Когда пошла в колледж и решила учиться на дизайнера, а не на журналиста или филолога, и тем самым разрушила его мечты о том, что в семье будет еще один писатель. Когда я бросила скучную, но стабильную работу дизайнера, на которую я устроилась после выпуска, чтобы начать свой бизнес с Элли.