Часть 20 из 69 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Но мистер Тень ненастоящий. Как и вся Книга ненастоящая.
Я продолжаю смотреть на фотографию, думая о том, что произошло через несколько мгновений после того, как она была сделана. Моя рука летит к щеке, кончики пальцев касаются гладкой кожи под глазом. Я понимаю, что этот шрам — очередное доказательство того, что Книга, пусть и фантастическая, содержит в себе крупицы правды.
Я бросаю фотографии на стол, и они рассыпаются по его поверхности. Сверху оказывается селфи моего папы, его глаза смотрят прямо в мои, как будто он уже знает, что я собираюсь сделать дальше.
Выйти из кабинета, оставить тут Дэйна.
Пойти на улицу, мимо пикапа, обходя все оборудование на лужайке, и направиться к задней части двора.
Мимо внешней стены, увитой плющом, поднимающимся до самого окна второго этажа.
Протолкнуться в окутанный тенью лес, тем самым частично воссоздавая фотографию отца, и помчаться вниз по склону холма, пробираясь сквозь сорняки, проходя мимо ярко-красных зарослей, спотыкаясь о корни деревьев.
Наконец, я останавливаюсь у группы мраморных блоков, торчащих из земли, как гнилые зубы.
Кладбище.
Очередная вещь, о которой папа не врал.
За мной Дэйн кричит мое имя. Он тоже теперь в лесу, пытается меня догнать. Он застывает, когда видит надгробие.
— Ого, — говорит он.
— Вот и я так подумала.
Я сажусь на корточки у ближайшего камня, отряхиваю грязь и вижу имя, высеченное в мраморе.
И потом я начинаю смеяться.
Поверить не могу, что думала — даже на мгновение — что Книга была правдой. Это показывает, каким хорошим лжецом был папа и как сильно я недооценила его талант. Ну конечно же, он наполнил «Дом ужасов» реальными событиями и местами. Если на твоей территории и правда есть кладбище, то вполне естественно о нем упомянуть. Когда добавляешь много фактов в вымысел, сплетая их вместе, как змеиное гнездо, некоторые люди точно этому поверят. Политики постоянно так делают.
И на секунду я тоже поверила. Тяжело не верить, когда находишь так много вещей, упомянутых в Книге. Проигрыватель. Фотографию со мной и с мамой. Ночевку, потолок на кухне и кладбище. Из-за всего этого я поверила, что в Книге все правда.
Но теперь я смотрю на имя на надгробии и понимаю, что всегда была права: Книга — полная чушь.
ПИРАТ
Он был хорошим псом
Дэйн, который уже подошел ко мне, смотрит на камень и говорит:
— Это чертово кладбище домашних животных?
— Похоже на то, — отвечаю я. — Если нет, то у Гарсонов были нехилые проблемки.
Мы прогуливаемся по остальной части кладбища. Хоть оно и старое и вполне себе стремное, но все же оно совсем не похоже на то место, что описывал папа. Тут есть несколько камней для собак, куча надгробий для кошек и даже для пони по имени Ветерок.
Показывая на эту могилу, Дэйн говорит:
— Может, именно его призрак видели твои родители.
— Призраков не существует, — отвечаю я. — Хоть людей, хоть лошадей.
— Да ладно. Не отметайте вы так быстро призраков.
— Вы же не верите во все такое?
Выражение Дэйна становится задумчивым.
— Верю ли я в привидений? Не совсем. По крайней мере не так, как другие люди верят в сверхъестественное. Но я действительно верю, что некоторые вещи случаются. Которые мы не можем объяснить, как сильно бы ни пытались. Необъяснимое. Так называла это моя бабушка с маминой стороны.
— Она была верующей?
— О да. Она была ирландкой старой закалки. Выросла на историях о духах и банши. Я всегда считал глупостью, что она верит в такое, — его голос становится все тише. Не громче шепота. — Но потом я увидел нечто в десять лет. Может, это был не призрак. Но что-то.
— Что-то необъяснимое? — спрашиваю я.
Он слегка краснеет и почесывает затылок. Такой мальчишеский жест, до странности милый. Из множества версий Дэйна Хиббетса, с которыми я столкнулся за последние двадцать четыре часа — дерзкий красавчик-смотритель, энергичный работник, источник информации — эта мне нравится больше всего.
— Мы тогда жили в старом доме в одном из соседних городков, — говорит он. — Он был высокий и узкий. Моя спальня была на верхнем этаже, как бы изолированная от всего дома. Мне было десять. И я хотел личного пространства. Но потом однажды в октябре я проснулся от звука, как открывается дверь в мою спальню. Я сел и увидел, как бабушка заглянула в комнату. «Я хотела пожелать тебе спокойной ночи, парнишка», — сказала она. Она всегда меня так называла. Парнишка. А потом она ушла и закрыла за собой дверь. Перед тем как снова лечь спать, я проверил часы на тумбочке. Было час тридцать два.
Утром я спустился и увидел, что родители сидят за столом на кухне. Мама плакала. Папа просто выглядел шокированным. Я спросил у них, где бабуля и почему они мне не сказали, что она приехала нас навестить. Тогда мама мне все и рассказала. Той ночью бабушка умерла. Ровно в час тридцать два.
После этого мы стоим в тишине. Заговорить означало бы разорвать внезапно возникшую между нами странную связь. Это похоже на наш разговор в кабинете, но на этот раз связь кажется сильнее, потому что мы затронули личное. В этой тишине я думаю о рассказе Дэйна и о том, что это скорее мило, чем страшно. Из-за этого мне хочется, чтобы мой папа тоже сказал мне что-то подобное перед смертью. Но вместо этого я получила смутное предупреждение о Бейнберри Холл и извинения за то, в чем он так и не удосужился признаться, из-за чего я и оказалась здесь.
— Я должна признаться, — говорю я наконец.
— Дайте-ка догадаюсь, — невозмутимо отвечает Дэйн. — На самом деле вас зовут Ветерок?
— Почти. Я вернулась сюда не только чтобы сделать ремонт в Бейнберри Холл. На самом деле я приехала, потому что хочу понять, почему мы тогда отсюда сбежали.
— Вы думаете, за этой историей кроется что-то еще?
— Я это знаю.
Я рассказываю ему все. Мои сложные отношения с Книгой. Загадочные последние слова отца. Моя уверенность в том, что родители скрывали от меня правду в течение двадцати пяти лет.
— Я знаю, что папа был лжецом, — говорю я, кивая в сторону могилы Пирата. — Теперь я хочу знать, как много он врал. И зачем.
— Но вы уже знаете, что это неправда, — говорит Дэйн. — Зачем столько проблем, чтобы просто уточнить детали?
— Потому что… — я замолкаю, пытаясь выразить то мое предчувствие, которое не описать словами. — Потому что меня почти всю жизнь связывали с этой книгой, она как будто бы определяла мое существование. И все же родители отказывались что-либо про нее рассказывать. И поэтому я росла одинокой, растерянной и чувствовала себя чокнутой, потому что все думали, что я стала жертвой чего-то необъяснимого.
Дэйн одобрительно кивает, когда я использую термин его бабушки.
— Это хорошее слово.
— Да, правда, — говорю я, улыбаясь, хотя в глазах собираются слезы. Я стираю их тыльной стороной ладони, пока они не успели вытечь. — Но я никогда этого не испытывала. Ничего не было. И теперь я хочу узнать настоящую историю. Вот вам мои бессвязные, до стыдного личные подробности.
— Спасибо за вашу честность, — отвечает мне Дэйн. — Наверное, это было тяжело.
— Да, — говорю я. — Но Бейнберри Холл запутан уже в такой лжи, что мне показалось, пора начать говорить правду.
29 июня
День 4
На следующий день я снова был в лесу, на этот раз с Хиббсом. Джесс была внутри с Мэгги, пытаясь облегчить боль нашей дочери с помощью детского аспирина и мультиков. Наш визит в травмпункт закончился лучше, чем я ожидал. Хотя он был долгий — мы пробыли там больше трех часов — и дорогой. Но Мэгги не пришлось накладывать швы, и это было хорошей новостью.
Плохая новость заключалась в том, что на нашей территории было кладбище, поэтому я и попросил Хиббса пойти со мной. Мне нужен был кто-то, кто помог бы мне пересчитать надгробия.
— До меня доходили слухи, что они здесь, но я сам никогда им не верил, — сказал Хиббс, пока мы осматривали землю в поисках новых могил. Пока что я нашел только три. Две, видимо, принадлежали старшему сыну и внуку Уильяма Гарсона — Уильяма младшего и Уильяма III соответственно — и одна была слишком старой, поэтому буквы не было видно.
— Никто не знал об этом месте? — спросил я.
— Кто-то наверняка знал, — ответил Хиббс. — Но время шло, у дома появлялись новые владельцы, а лес продолжал расти. Это грустно, если так подумать. Место упокоения некогда великой семьи теперь забыто в лесах. А вот еще, кстати.
Он показал на четвертое кирпичное надгробие, вылезающее из земли. Там было высечено имя и дата.
Индиго Гарсон
Любимая дочь
1873–1889
— Девочка была красавицей, — сказал Хиббс. — Тот ее портрет в доме? Он абсолютно точный, так мне говорили.
book-ads2