— Что там написано? — Написано следующее: Шварц Зигфрид Антон. Родился десятого ноября тысяча девятьсот седьмого года, гауптштурмфюрер. Джеймс уронил карту и посмотрел ему прямо в глаза: — Они все офицеры СС! И в этом вагоне тоже. Один из лежавших неподалеку умер уже давно. Находчивый санитар закрепил раненую руку на штатив, чтобы ее не тревожила тряска в вагоне. Посмотрев в подмышку мертвеца, Джеймс вцепился в Брайана. Из вагона, откуда они только что ушли, раздался крик — вздрогнул мужчина, чью карту они рассматривали. Он смотрел на них, а в уголках рта пузырилась слюна. Чуть дальше впереди вагоны соединялись черно-коричневым полотном, сложенным в гармошку, и им стало понятно, что следующий вагон другой. Доносившиеся от рельсов звуки гасли. Дверные ручки — из латуни. Дверь открылась без скрипа. Тут перегородки не было. Немногочисленные желтые лампы освещали десяток кроватей, стоящих параллельно друг другу настолько плотно, что между ними вряд ли протиснется медперсонал. Над изголовьями висели стеклянные бутылки с продлевающими жизнь жидкостями, тихонько позвякивая о стальные штативы. Больше в этом вагоне не раздавалось ни звука. А вот из следующего ясно слышались голоса. Джеймс протиснулся между первыми кроватями и склонился над ближайшим пациентом. На мгновение он остановился, рассматривая грудную клетку больного, — та почти незаметно вздымалась и опускалась. Затем молча обернулся и приложил ухо к области сердца лежащего рядом. — Черт побери, Джеймс, ты что творишь? — возмутился Брайан, стараясь говорить как можно тише. — Найди покойника, и побыстрее! — ответил Джеймс, даже не посмотрев на него, и двинулся дальше — слушать следующего. — Ты что задумал — в койки укладываться? — Брайан в свое дикое предположение ни на секунду не поверил. Джеймс на секунду выпрямился, и его взгляд уничтожил все основания для сомнений. «А ты как думал?» — вот и все, о чем говорили его глаза. — Джеймс, они же нас укокошат! Если не за санитара, то за это. — Брайан, заткнись. Они нас в любом случае укокошат, не важно за что. Уж будь уверен! Джеймс резко выпрямился от следующей койки и подтолкнул тело вперед. Потом стащил с мужчины рубашку через голову — тот упал на спину, сильно ударившись об изголовье, а руки, тяжело рухнув, повисли по бокам койки. — Помоги мне, — скомандовал он, вытаскивая иглу из руки покойника и срывая с него одеяло. Почувствовав запах разложения, Брайан стал хватать ртом воздух. Затем Джеймс подтолкнул тело вперед, и Брайану пришлось за него схватиться. У покойника была тонкая, покрытая синяками кожа — прохладная, но не совсем остывшая. Из-за рвотных позывов Брайан задержал дыхание и отвернулся в сторону. Джеймс в это время открывал задвижки ближайшего окна, даже костяшки пальцев у него побелели. От морозного воздуха из приоткрытого окна у Брайана закружилась голова, и он едва не упал. Джеймс выдернул тело из объятий Брайана, приподнял левую руку покойника, бросив взгляд сначала под нее, а затем на лицо солдата. Он был не сильно старше их. — Брайан, помоги мне! Когда Джеймс взял покойника под мышки, руки у того криво встопорщились. Брайан схватился за ступни и толкнул. Затем Джеймс посильнее наклонился назад и перекинул тело через себя. Тут он сделал глубокий вдох и изо всех сил толкнул военного вверх, чтобы затылок на секунду оказался на узком металлическом краю оконной рамы. Лишь когда Брайан отпустил тело и оно, безвольно барахтаясь, провалилось сквозь тонкий лед дренажного канала — в болотистой местности он пересекался с железнодорожными путями, — он в полной мере осознал правду. С этого момента пути назад нет. Джеймс метнулся к другой стороне кровати и пощупал пульс соседа. Затем повторил те же действия и наклонил мужчину вперед. Не произнеся ни слова, Брайан взял тело и сбросил на пол одеяло. На этом мужчине повязок тоже не было, но он оказался чуть ниже и крепче, чем предыдущий. — Он же еще живой, — запротестовал Брайан и прижал теплое тело к себе, а Джеймс тем временем отвел руку пациента назад и стал рассматривать подмышку. — Группа крови — вторая положительная. Запомни, Брайан! О работе татуировщика сообщили два бледных пятна в подмышке. — Джеймс, что это значит? — Что ты больше на него похож, поэтому с этого момента группа крови у тебя вторая положительная. У моего тоже такая была. У всех солдат СС на левой подмышке вытатуирована группа крови, а у большинства на правой есть символ СС. Брайан замер: — Ты с ума сошел! Нас ведь сразу раскроют! Джеймс не отреагировал. Он взял карты пациентов с обеих коек и по очереди просмотрел их. — Тебя зовут Арно фон дер Лейен, и ты оберфюрер. А меня — Герхарт Пойкерт. Запоминай! Брайан с недоверием смотрел на Джеймса. — Оберфюрер. Да, ты все правильно расслышал! — Лицо у Джеймса было серьезным. — А я штандартенфюрер! Высоко мы забрались, Брайан! Раздевшись, они избавились от одежды тем же способом, что и от двух солдат. Через несколько секунд шум ветра от близлежащего дома дал им понять, что они миновали переезд. — Снимай. — Джеймс указал на жетон Брайана, провисевший у него на груди больше четырех лет. Брайан заколебался. Резким движением Джеймс сорвал с него жетон. Когда Джеймс швырнул жетоны в пустоту и закрыл окно, у Брайана засосало в животе. — А как же платок Джилл? — Брайан показал на лоскуток с вышитым сердечком, всегда висевший на шее у Джеймса. На это Джеймс отвечать не стал и натянул через голову больничную рубашку, снятую с покойника. Не меняя выражения лица, Джеймс перекинул ногу через испражнения покойного и улегся на койку. Сделав глубокий вдох, он взял себя в руки, несколько секунд таращился на потолок и зашептал, не поворачивая головы: — Ну ладно, пока все хорошо. Значит, будем лежать здесь. Никто не знает, кто мы такие, а мы рассказывать не станем. Помни: что бы ни случилось — молчи! Если хоть раз облажаешься, нам обоим крышка. — Это, черт возьми, можно было и не говорить. Брайан недовольно посмотрел на покрытую пятнами простыню. Когда он ложился, она казалась влажной. — Мне больше интересно, как ты себе другое представляешь: что скажут медсестры, когда нас увидят. Мы их не обдурим, Джеймс! — Если будешь держать язык за зубами и делать вид, что ты без сознания, они ничего не заметят, будь уверен. В этом поезде наверняка больше тысячи раненых! — Мне кажется, здесь какие-то особые… Услышав металлический лязг из соседнего вагона, оба замерли и закрыли глаза. Раздались шаги — кто-то прошел мимо них в соседний вагон. Сквозь сомкнутые ресницы Брайан мельком разглядел форму — затем фигура исчезла. — Джеймс, а иголки? — тихо спросил Брайан. Джеймс бросил взгляд через плечо. Рядом с его кроватью болтался резиновый шланг. — Воткнуть это себе в руку ты меня не заставишь. От выражения лица Джеймса по спине у него пробежал холодок. Джеймс бесшумно выбрался из койки и схватил Брайана за руку. Брайан вытаращил глаза. — Ты этого не сделаешь! — с ужасом зашипел он. — Мы понятия не имеем, что было с теми парнями. Мы сами заболеем! По тяжелому дыханию Брайана Джеймс понял, что теперь рассуждения на эту тему уже излишни. Брайан недоверчиво пялился на иглу, глубоко вошедшую в локтевой сгиб. Резиновый шланг все крутился, а Джеймс вновь плюхнулся на место покойного соседа. — Брайан, не надо бояться. Мы не умрем от того, что было у тех парней. — Откуда ты знаешь? Они ведь были не ранены. Может, у них какие-нибудь кошмарные болезни. — Ты скорее на казнь пойдешь, чем этим шансом воспользуешься? Джеймс посмотрел на свою руку и взялся за иголку. Отвернув голову, он воткнул иглу куда попало — в глазах потемнело. В ту же секунду распахнулась дверь в задней части вагона. Брайан почувствовал, как предательски громко и сильно застучало его сердце, когда топот шагов смешался с голосами. Он ничего не понимал. Для него слова были лишь звуками. И тут веселые деньки в Кембридже возникли у него перед глазами с необычайной ясностью. В те времена Джеймс был слишком занят немецким — своей специальностью, — чтобы участвовать в общих проделках. А теперь он лежал рядом, пожиная плоды труда, и понимал, что говорят вокруг. Брайана терзали угрызения совести. Если бы он мог, он бы все свои свидания, заигрывания и прочие развлечения променял на возможность понять хоть что-нибудь. От беспомощности Брайан решился чуть приоткрыть глаза. Несколько человек стояли поодаль возле койки, склонившись над медкартой. Затем медсестра накрыла простыней голову лежавшего, а остальные пошли дальше. Выступивший у Брайана на волосах холодный липкий пот медленно потек вниз. Полногрудая пожилая женщина — видимо, главная — шла первой, бросая изучающие взгляды в койки и задевая их металлические края. При виде уха Джеймса она остановилась и протиснулась между их койками. Пробормотав пару слов, она склонилась ниже, будто собираясь Джеймса проглотить. Снова выпрямившись, она обернулась и бросила взгляд на Брайана — тот как раз успел закрыть глаза. «Господи, пусть она пройдет мимо», — подумал он и пообещал себе больше не проявлять подобную неосторожность. Стук каблуков растворился за его спиной. Смотрел он исподлобья, едва приподняв веки. Джеймс лежал на боку совершенно неподвижно, повернувшись к нему и закрыв глаза, и ничем себя не выдал, даже ресницы ни разу не дрогнули. Наверное, он прав: персонал пациентов друг от друга не отличает.