— В том, что они случайно встретились? Она так говорит. — Ну а потом что было? — Он представился. Говорит, она абсолютно уверена. Это он! Петра смогла его узнать, когда он объяснил, кто он. Она сильно нервничала. — Да, черт бы его побрал! На другом конце провода снова все стихло. Боль появилась в первый раз за несколько недель. — Этот человек — убийца, — произнес он. Казалось, старик отвлекся, затем медленно прокашлялся. — Да. Бедняга Дитер Шмидт, мой славный товарищ. С ним он разобрался, — сказал старик и сухо засмеялся. Крёнер счел смех неуместным. — Петра мне еще одну тревожную весть сообщила, — продолжил он. — Наверное, он до нас хочет добраться. Да? — Он ищет Герхарта Пойкерта. — Герхарта Пойкерта? Вот как. А что он про него знает? — Очевидно, только то, что ему рассказала Петра Вагнер. — Тогда я очень надеюсь, что она не очень много наговорила. — Только то, что Герхарт мертв. Кажется, его это ошеломило. Крёнер коснулся щеки. Допустить подобную ситуацию ему бы очень не хотелось. Впервые за много лет он почувствовал себя уязвимым. От Арно фон дер Лейена надо избавляться. — А потом он решил узнать, где тот похоронен, — наконец сказал он. — Этого, я полагаю, она ему сказать не могла. — Старик чуть было не засмеялся, но опять сухо и глухо закашлялся. — Она с ним договорилась, что попробует выяснить, а потом ему сообщит. Они встречаются в два часа в баре отеля «Раппенс». Она ясно дала понять, что вряд ли сможет ему помочь. Старик задумался — на другом конце линии даже послышался скрип. — Что думаешь? Пойдем туда? — Нет! — тут же прозвучал ответ. — Позвони ей и скажи, чтобы она сообщила Арно фон дер Лейену, что Герхарт Пойкерт похоронен на мемориальном кладбище возле смотровой площадки на Бургальдеринг. У колоннады. — Там нет мемориального кладбища. — Правильно, Вильфрид, нет. Но кто об этом знает? А чего нет, то появиться не может, верно? И скажи Петре Вагнер, чтобы Арно фон дер Лейен канатной дорогой воспользовался. Пусть объяснит ему, что от Штадтгартена у Карслплац туда добираться всего пару минут. И наконец, Вильфрид, попроси ее сказать ему, что раньше трех часов туда нельзя. — И зачем? Проблему это не решит. — Не решит. Я пока думаю, надо нам с Ланкау переговорить. Лучше его с этой задачей никто не справится, как думаешь? На вершине Шлоссберга бывает весьма тихо. Крёнер взял из ящика еще одну таблетку. Через год его сын пойдет в школу. Родители будут говорить детям, что с ним надо играть. Ему будет легко — этого Крёнер и хотел. После войны жизнь была к нему благосклонна. Так будет и дальше. Отказываться от некоторых вещей он был не готов. — Мне в этой ситуации кое-что другое не нравится, — сказал он. — А именно? — Он убедил Петру, что он англичанин. Он с ней разговаривал только по-английски. — Надо же! — Старик на мгновение замолчал. — Ну и что? — Да, ну и что? Кто он вообще такой? Он здесь один? Зачем ищет Герхарта Пойкерта? Зачем Арно фон дер Лейену выдавать себя за англичанина? Мне это не нравится. В этой истории слишком много всего неизвестного. — Предоставь неизвестное мне, Вильфрид. Разве я в этом деле не спец? Разве я все это время не говорил, что с этим человеком что-то нечисто? Разве я еще тогда не сомневался в том, что он именно тот, за кого себя выдает? Да, именно об этом я и говорил! А теперь видишь? Неизвестное — это мой конек, ты же знаешь. Пытаясь засмеяться, он сдерживал кашель. — Я буквально живу неизвестным. Разве мы были бы там, где сейчас, если бы я не обладал способностью извлекать из неизвестного пользу? — натужно произнес он. — И какой же конек у Арно фон дер Лейена? Если учесть, что ему известно из наших разговоров в госпитале, он знает, что искать. — Хватит, Крёнер! — Петер Штих заговорил грубо. — Он бы сюда много лет назад заявился, если бы подозревал, что мы здесь. Он об этом не знает. Нас теперь зовут по-другому. Не забывай, время не стоит на месте. Есть огромная разница между красноглазым пациентом, которого он видел в госпитале, и стариком Германом Мюллером с белой бородой. Но его, само собой, надо убрать. А теперь успокойся и позвони Петре Вагнер, а я пока найду Хорста Ланкау. Наконец добравшийся до квартиры на Луизенштрассе Ланкау пребывал в бешенстве. Одет он был странно. Свитер на нем сидел криво, как будто на плече все еще болталась сумка для гольфа. Он даже не поздоровался. — Вам что, непонятно? — рявкнул он. Крёнер нервно на него посмотрел. Широколицый весь побурел. В последние годы он сильно поправился, из-за чего подскакивало давление. Взяв у него пальто, Андреа Штих скрылась в коридоре. В большой квартире ярко горел свет, хотя солнце стояло высоко. Старик погладил бороду и любезно указал ему в сторону дивана в углу, где уже сидел Крёнер. — Черт возьми, я по субботам в гольф играю! Фрайбургский гольф-клуб — мое убежище! А обедаю я всегда в «Коломби» со своим партнером, между девятой и десятой лункой, так? Ланкау не ждал ответа. — Даже когда рожала моя старшая дочь, я и то не хотел, чтобы меня беспокоили. И вы это, черт побери, знаете! Какого хрена вы меня сегодня дернули? Он рухнул на сиденье. — Побыстрее, пожалуйста! — рявкнул он. — Успокойся, Хорст, у нас интересные новости. Прокашлявшись пару раз, Петер Штих посвятил в ситуацию широколицего холерика. Сидящий напротив него крепкий мужчина побледнел на глазах. Лишился дара речи. Сложив руки, он наклонился вперед. Силы у него по-прежнему есть. — Вот видишь, Хорст! Хочешь сберечь свое убежище на дорожке для гольфа — ну или любое другое убежище, — придется позвонить партнеру по гольфу и сказать, чтобы он в оставшиеся девять лунок мячик сам забивал. Скажи, к тебе в гости вдруг старые приятели нагрянули, ага? Старик снова закашлялся, а не засмеялся. — Все прочие дела мы пока откладываем в сторону, — сказал Крёнер, пытаясь не замечать недовольный взгляд Ланкау. За долгие годы между ними выстроилась субординация. — Пока все не кончится, предлагаю нашим семьям на пару дней уехать. Ланкау нахмурил брови, почти совсем закрывая больной глаз. При последней встрече Арно фон дер Лейен оставил ему сувенир на память. — Думаешь, этот козел знает, где мы живем? Он повернулся к Крёнеру, выпятив нижнюю губу. Крёнер точно знал: Ланкау больше боится за имущество, чем за свою семью. Как бы то ни было, результат есть. Ланкау стал слушать. — Я уверен, что Арно фон дер Лейен хорошо подготовился, а прямо сейчас намерен сделать последний ход. Штих со мной не согласен: он в совпадения верит. — Я не знаю, что мне делать. Как вы поступите со своими семьями, ваше дело. Только будьте аккуратнее. А вообще, я не думаю, что заставлю Андреа хоть с места сдвинуться, — так ведь, Андреа? Маленькая фигурка молча замотала головой и поставила чашку на стол. Крёнер оглядел ее. Приложение к собственному мужу. В его глазах — человек несамостоятельный, но грубый и жесткий. В отличие от нынешней жены Крёнера — сама невинность, — Андреа Штих много чего повидала. Долгая жизнь с мужем сделала ее нечувствительной к тревогам и боли. Жена коменданта концлагеря не хранит в душе наивность. Если у ее мужа есть враг, надо его уничтожить — все очень просто. Вопросов она не задавала. Это все мужские дела. А она позаботится о доме и самой себе. Но в это дело Крёнер свою семью впутывать не может. Не может и не станет. Ланкау поворчал и подвинулся. — А теперь мне надо его убрать! Это вы мне хотите сказать? Да, с радостью. Я этого много лет ждал. Но нельзя было выбрать место получше, чем Шлоссберг? — Не переживай, Ланкау. Место отличное. В три часа школьники оттуда уйдут. В такое время в сентябре у колоннады ни души не будет. Сможешь спокойно отомстить. Старик опять засмеялся и обмакнул печенье в кофе. Субботняя радость, которая его врачу не понравится. Крёнер все это по своему сыну знал. Диабетики часто не слушаются. — А пока, Вильфрид, отправь обе ваши семьи куда-нибудь на выходные. Предлагаю встретиться в «Даттлере» в пять часов, когда все кончится. От трупа вместе избавимся. Эту проблемку я решу. Но пока что нам делать нечего. А для тебя, Вильфрид, есть еще одно срочное дельце. Крёнер рассеянно на него посмотрел. Он на минуту отвлекся, раздумывая, что сказать жене. Она начнет задавать вопросы. Петер Штих накрыл его руку своей: — Прежде чем что-то делать, Вильфрид, навести Эриха Блуменфельда. Глава 38 Радость и тоска, напряжение и облегчение, страх и смелость — на Брайана непрерывно накатывались совершенно противоположные чувства. Сначала он задыхается и жмурится — и вот уже, открыв рот, дышит полной грудью.