Около полуночи облака закрыли собой луну, и Брайан решил, что сейчас самое время избавиться от таблеток. В ту ночь в палате никто не шевелился, на дверь не упала ни единая тень. Убедившись, что не спит только он один, Брайан выбрался из постели и приподнял правую ножку изголовья. Нижнюю заглушку ни разу не вытаскивали с тех пор, как ее вставил производитель. Брайан так сильно ее крутанул, что содрал кожу с кончиков пальцев. Ему пришлось постоянно менять руки и изо всех сил стараться не пыхтеть. Когда заглушка наконец поддалась, Брайан измучился и едва осознал, что у него все получилось. Неладное он почуял за долю секунды и схватился за отверстие, до того как из трубки, словно зернышки, посыпались таблетки. Парочка запрыгала по полу. Света было мало, и Брайан пошире открыл глаза. Одна из таблеток оказалась в центральном проходе, еще несколько — под кроватями. Свободной ладонью Брайан аккуратно собрал оставшиеся таблетки в аккуратную кучку под ножкой кровати — можно собирать. Оттянув подол рубахи, Брайан пересыпал таблетки в образовавшуюся складку, лихорадочно ползая на коленках и на ощупь подбирая с пола белых гаденышей. Убедившись, что больше ничего не осталось, он повернулся и изо всех сил вдавил заглушку. Зашевелившаяся тяжелая туча на мгновение оставила в ночном небе дыру — проникший сквозь нее лунный свет залил все помещение. В изножье кровати по другую сторону прохода медленно поднялась фигура и уставилась на него. Брайан забрался под кровать. Брайан понял, что это рябой. Между рядами кроватных ножек улегся мягкий, прохладный лунный свет — по полу палаты наискосок протянулось множество резко очерченных теней. Между ними затесалась черточка толщиной с вязальную спицу, а на ее кончике обнаружилась еще одна таблетка: предательски преодолев центральный проход, она оказалась прямо в изножье кровати рябого. Заскрипела кровать здоровяка. Ложиться он и не думал. Когда вновь надвинулась туча, Брайан отпустил рубаху и осторожно ощупал кровать. Одним движением он стянул на пол одеяло и привстал — так, чтобы в темноте рябой точно не понял, выбирается ли он из постели. Пока Брайан шел в туалет, рябой неприкрыто и внимательно за ним следил. По сторонам Брайан не смотрел — сосредоточился на кончике рубахи и на том, чтобы ни обо что не споткнуться. Лишь когда он спустил воду в третий раз, в пенящихся водоворотах унитаза исчезли последние таблетки. Палату снова залил лунный свет. Теперь рябой уселся, свесив ноги и болтая ими. Широкие кулаки обхватили край кровати — он мог оттолкнуться и быстро вскочить. Верхняя часть тела подалась вперед, прищуренные глаза бдительно смотрят. Очевидно, просто так здоровяк Брайана не пропустит. На миг он показался нормальным. Почувствовав, что его засекли, Брайан остановился. Секунду он постоял у изголовья кровати: челюсть отвисла, изо рта вываливается язык. Видимо, рябой его внимательно разглядывает и почти не моргает. И вдруг Брайан сделал шаг вперед и наклонился — верхняя часть тела врезалась в кривую коричневую стальную трубку, венчавшую собой кровать. Лица оказались друг к другу так близко, что их дыхание смешалось. Брайан склонил голову набок, как будто вот-вот уснет, и осторожно выставил ногу, ища под кроватью предательскую таблетку. Наконец нащупав ее, он осторожно сжал ее пальцами ног, и в этот момент рябой резко рванулся вперед — они шумно столкнулись лбами. От неожиданности Брайан рухнул на спину, ударившись затылком об пол. Открыв глаза, он почувствовал невыносимую боль. Падая, он чуть не перекусил себе язык. Брайан медленно и как можно тише задом пополз по полу на подоле рубашки, подальше от следившего за ним взгляда. Сердце колотилось, и, снова оказавшись в кровати, он попытался убедить себя, что когда-нибудь все будет хорошо. Рябой прекратил наблюдения и скользнул в постель, не ведая о том, что нанес серьезную рану. В последующий час язык сильно распух и слабо запульсировал. Боль не стихала, он несколько раз простонал — тихонько, чтобы никого не разбудить. Когда Брайан наконец справился с собой и почувствовал, что ему на выручку идет спасительный сон, он вспомнил о таблетке. Она все еще валялась на полу. Он долго пролежал, уставившись в потолок и подумывая о том, чтобы вылезти и поискать ее. А потом он впервые услышал шепот. Глава 18 При виде Брайана сестричка Петра пришла в ужас. Позади ночь боли и страха — постель пропиталась потом, после удара распух лоб. У Брайана дрожали губы и челюсть. На воротнике рубашки и подушке появились пятна крови. Он не спал. Хоть голоса замолкли, оставив пугающую пустоту, тело своим правом на сон не воспользовалось. Теперь, все осознав, он сильно занервничал. Открытие оказалось ужасным. Кроме них с Джеймсом, в палату попали еще три симулянта. Умные, сообразительные, наблюдательные, непредсказуемые и — в этом он ни секунды не сомневался — опасные. С этого момента неизвестными для Брайана становились ряд обстоятельств. Его главный страх. Неизвестные величины. В том, что теперь рябой заинтересовался Брайаном, сомнений нет. Вопрос в том, что он успел подметить. Джеймс долго пытался предупредить его насчет симулянтов. Теперь он понял. Накатило осознание, какое бессилие ощущал Джеймс. Чего ему только из-за него не пришлось вытерпеть в последние недели и месяцы! Брайан горячо пожалел, что не обратил на его сигналы больше внимания. «Больше, Джеймс, я не буду добавлять тебе трудностей!» — беззвучно пообещал он. Он взмолился, чтобы теперь Джеймс это понял. Ночной эпизод вряд ли укрылся от его внимания. Их вновь связала невидимая нить. Многие пациенты нервно задергались, когда новая медсестра с шумом распахнула дверь и визгливым голосом стала говорить о Гитлере, употребляя слово «Wolfsschanze»[11]. Брайан не сводил с нее глаз все время, пока она шла по проходу мимо крестившейся Петры и Воннегута — у того отвисла челюсть. Брайан понадеялся, что Гитлера больше нет в живых. Доктор Хольст долго на нее смотрел, слушая, что она говорит. Видимо, ее лепет и воодушевление на него особого впечатления не произвели, а вот Джеймс приподнялся в постели, что случалось редко, — взгляд чересчур оживился, и он выслушал все, что она сказала. Рядом, поглядывая на него, сидел рябой. Затем доктор Хольст вдруг развернулся к кроватям у себя за спиной, предоставив медсестру, Гитлера и Wolfsschanze самим себе. Прежде всего — работа и больница. Брайан увидел, что объявление, вдруг окончившись, застало Джеймса врасплох — он едва успел провалиться в извечную апатию. Рябой же, напротив, улыбнулся и снял одеяло, чтобы оно не мешало врачу, когда тот до него дойдет. Несмотря на то что реакции от доктора Хольста не последовало, должно быть, случилось что-то серьезное. Атмосфера накалилась, все было по-другому, не как всегда, и впервые за несколько недель в отделении появился офицер безопасности. Его они раньше не видели. Почти мальчишка, как показалось Брайану, даже моложе его самого. Обходя кровати, юнец здоровался с каждым по отдельности, протягивая наполовину согнутую руку и кивая в тех случаях, когда приветствие оказывалось взаимным. Каждому пациенту он заглянул в глаза. Коридор, ведущий к туалетам и ванной комнате, он обошел медленными, размеренными шагами, распахивая двери так, что те сильно и гулко хлопали. Судя по всему, присутствие человека в черной форме впечатления ни на кого не произвело. Даже симулянты во время приветствия смотрели ему в глаза, а широколицый улыбался шире обычного, резко вытянул руку и отсалютовал с таким напором, что все вздрогнули. Его тощий сообщник с соседней кровати оказался уже не столь смелым. На узком лице, конечно, возникла улыбка, но руку для приветствия он лишь приподнял. В это время на пол частично сползло одеяло — между кроватями болтался свисавший угол. Под кроватью валялась таблетка, которую Брайан потерял во время стычки с рябым. Брайан сразу же ее увидел и попытался подавить сопровождающий страх глотательный рефлекс. Если офицер службы безопасности ее найдет, он, естественно, не поймет, откуда она взялась. Но что скажет лежавший рядом симулянт, если его припрут к стенке? А каких только выводов не сделает рябой после ночного происшествия! За одну секунду Брайан осознал, что невзрачная таблетка на много-много шагов приблизила его гибель. Рано или поздно таблетку поднимут, но он этого делать не собирается. Рисковать он ни за что на свете не станет. У мужчины, лежавшего рядом с тощим симулянтом, было сильно обожжено лицо. Когда они пришли в палату, он там уже был. Теперь, когда сняли все повязки, изуродованная кожа постепенно стала приобретать обычный, спокойный оттенок. Как и многих солдат, его зажало в горящем танке; в отличие от них, он остался в живых. Выжил с болью, сделавшей его молчаливым и абсолютно невменяемым. Увидев его руку — пациент попытался поднять ее в приветствии, — офицер службы безопасности пошел между кроватями ему помочь. Едва сделав шаг вперед, носком ботинка он задел таблетку — она врезалась в стену и почти беззвучно отрикошетила дальше. Брайан тяжело вздохнул, — казалось, опасность миновала. Через две минуты офицер безопасности наступил на таблетку почти у самой двери. Услышав хруст, он остановился. На крик офицера службы безопасности в палату примчалась медсестра — офицер, встав на колено, довольно спокойно и аккуратно ковырялся в белом порошке. Затем протянул ей испачканный веществом кончик пальца — и заставил попробовать. По выражению ее лица и телодвижениям Брайан решил, что она пытается представить случившееся ерундой и убедить его в собственной невиновности или неосведомленности. Молодой офицер службы безопасности задал ей ряд вопросов — в ответ на каждый она мотала головой, но цвет лица неуловимо менялся. Допрос длился несколько минут: взгляд девушки заметался. Казалось, больше всего на свете она желала оказаться подальше отсюда. Затем офицер наклонился — Брайан за краем кровати его не видел, лишь слышал, как он издает какие-то непонятные звуки. На мгновение он нырнул между кроватями, распластавшись и прижав щеку к полу, и пополз, как ищейка. Вскоре он обнаружил еще две таблетки. Брайан пришел в ужас. Позвали всех. Медсестер, работавших в дневную смену и дежуривших сегодня ночью — уставших, полусонных. Санитаров, в чьи обязанности входило отвести пациента на сеанс шоковой терапии и обратно, а в редких случаях — помочь с разными поручениями, Воннегута, уборщиц, врача-ординатора Хольста и, наконец, профессора Тирингера; никто не дал происшедшему какого-либо разумного объяснения. Нетрудно было заметить, что чем больше офицер службы безопасности слышал, тем сильнее убеждался: случилось что-то совсем неладное. Ситуацию объяснили старшему офицеру — тому, что допрашивал их в спортзале. Из огромного количества грубых слов, что он выплюнул, Брайан понял всего одно. Симуляция. В отделении тут же провели тщательный обыск. Несколько солдат СС скинули кители и заглянули во все уголки: на коленках, на животе, на цыпочках. Обшарили каждый сантиметр. От внимания не ушел ни единый тайник. Опустошили шкаф для туалетных принадлежностей, пролистали газеты, ощупали одежду и постельное белье, подняли матрасы, проверили подоконники и ставни. Лежать разрешили лишь тем немногим, кто не мог встать. Остальные босиком выстроились у торцевой стены, удивленно таращась. В суматохе Джеймс незаметно вытащил из-под матраса платочек и завязал на шее — так, чтобы его скрывала рубаха. Главный врач Тирингер пытался призвать к благоразумию — мрачный и недовольный тем, что не мог контролировать ситуацию. Но он молчал, когда из ножки одной кровати вытащили нижнюю заглушку и на пол со стуком посыпались десятки таблеток. В палате замерли все. Командующий взводом сержант СС тут же дал знак вытащить заглушки из всех кроватей. Офицер службы безопасности задал Воннегуту вопрос. Как будто его попросили донести на собственного ребенка, он медленно поднял железный крюк и нехотя указал в середину стоящей у торцевой стены группы. Упав перед офицером службы безопасности на колени, костлявый представитель пары сиамских близнецов тут же заголосил и весь затрясся. Пока из ножек остальных кроватей вытаскивали заглушки, Брайан молился всей душой, чтобы с прошлой ночи в трубе не застряла какая-нибудь мелкая невзрачная таблетка. Лишь когда в палате снова стало тихо и рыдающего костлявого увели, до Брайана дошло, что в чужой беде виноват он. В то же время теперь он точно знал, что из двадцати двух пациентов палаты симулянтами были минимум шестеро. Уму непостижимо — но ведь их могло быть и больше. Костлявый брат-близнец никогда не давал повода для подозрений. Напротив, за прошедшие месяцы сложилось представление, что он сумасшедший, который пусть очень медленно, но верно поправляется. Впервые Брайан увидел его в грузовике — свою роль тот играл крайне старательно. Через четыре кровати на краю постели устроился второй брат-близнец и, как обычно, ковырялся в носу. Если он тоже окажется симулянтом, это уже совсем невероятно. В связи с недавним происшествием он не выказал ни малейшего беспокойства или печали. Волновало его лишь то, что окажется на указательном пальце. И позже, когда костлявого — избитого, бледного — снова привели в палату, на его «брата-близнеца» это, казалось, никакого впечатления не произвело. Он только улыбался и продолжал ковыряться в носу. Брайан не поверил своим глазам. Как костлявому вообще удалось добиться оправдания, он не знал, но занервничал. Судя по всему, ходом событий все были вполне довольны. Врачи улыбались, а дежурные медсестры вновь стали проявлять дружелюбие. Чувствовалось, что все напряжены. Наутро костлявого снова увели. Всю ночь он трясся как осиновый лист. Должно быть, понимал, что с ним будет. В обед в палату вместе с солдатом СС вошел молодой офицер службы безопасности. По его распоряжению пациенты перешли к окнам напротив того ряда кроватей, где лежал Брайан. Спорить никто не стал. Брайан подошел в числе последних, а потому оказался во втором ряду — следить за происходящим можно было, лишь стоя на цыпочках. В этом положении обзор ему закрывали оконные решетки, потому он вытянул шею и положил голову на плечо стоявшего впереди. Вдоль утеса, начинавшегося в паре метров от стены и шедшего до самой часовни в сотне метров от него, открывался свободный обзор. Узкую, голую территорию украшал лишь обычный столб, — казалось, им пометили какую-то дыру. У этого столба привязали костлявого — и там его пристрелили на глазах у пациентов, вместе с которыми он больше полугода жил, делил палату и дышал одним воздухом. В момент выстрела Брайан повернулся к Джеймсу: тот стоял поодаль в первом ряду, а рядом с ним высилась фигура рябого. От грохота выстрела Джеймс вздрогнул — тут ошибиться было невозможно, — и на несколько секунд его слишком внимательный и лихорадочный взгляд приковало к себе тело, подавшееся вперед в последних судорогах. У Брайана на лбу выступил холодный пот, но не из-за казни или реакции Джеймса, а из-за того, что рябой кивнул широколицему, буравя Джеймса взглядом. Через некоторое время они привязали к столбу и пристрелили следующего. Кем был нарушитель, Брайан не знал. Он был не из Дома алфавита, и его, несомненно, поймали на попытке уклонения от воинской службы. За подобного рода преступления наказывали жестко и безжалостно — и это должно быть известно всем. Повисшая голова костлявого собрата на близнеца впечатления не произвела — он явно не понимал, что произошло. Никто не попытался его утешить. Никто его не допрашивал. После казни кровать тощего унесли, в палате вымыли пол, напоили всех эрзац-кофе, а Курт принес громкоговоритель, чтобы скрипки и литавры всех успокоили. В конце концов, в отделении ведь лечились люди. Глава 19 Со дня казни почти каждую неделю в округе звучали выстрелы. Все было как прежде — только симулянты по ночам больше не шептались, а Джеймс теперь почти не вылезал из своего угла и хоть как-то реагировал, лишь когда в палату приносили еду. Было очевидно, из симулянтов бдительность проявлял рябой. К другим пациентам он относился с особой заботой. Но если раньше он подмигивал и каждому говорил хоть слово, проходя мимо, то теперь взгляд стал внимательнее, а говорил он меньше. Брайан знал, о чем он думал, — сам думал о том же. Есть ли здесь еще симулянты? В первую очередь рябой интересовался Джеймсом. Иногда вечерами Брайан замечал, как три симулянта усаживаются в ряд и пялятся на Джеймса с одинаково пристальными выражениями лиц. Очевидно, они за ним следили. Однако двое из них редко сосредоточивали внимание надолго — обычно через несколько минут их взгляд расплывался. Таблетки свое дело делали. Рябой же, в отличие от них, мог бодрствовать часами. Сначала Брайан думал, что симулянты оставят Джеймса в покое. Зачем бояться того, кто большую часть дня лежит, как будто сознание потерял? Лишь когда Человек-календарь вдруг закричал и замахал руками, указывая на Джеймса, Брайан осознал, что на самом деле все вовсе не так гладко. Тут же прибежала Лили и постучала Джеймса по спине. Побледневший, он пытался сдержать кашель. Все повторилось уже на следующий день, во время завтрака. В последующие дни Брайан садился в постели, вместо того чтобы сидеть на краю у прикроватного столика: раньше он ел именно так. Здесь он спокойно наблюдал за попытками Джеймса запихнуть в себя превращенную в пюре еду. Палату наполняли звуки — звон тарелок, чавканье и отрыжка, — а Джеймс сидел неподвижно, уставясь в тарелку, как будто нагуливал аппетит. В конце концов, до того как собрали посуду, у Джеймса опали плечи, он как будто вздохнул и проглотил пару ложек. И сразу же закашлялся. Через шесть дней — в это время все повторялось, — когда принесли завтрак, Брайан встал с кровати: тихонько напевая, он высоко поднял тарелку и понес ее к столу Воннегута. Если бы Воннегут или сестра Лили были на месте, его тут же отправили бы обратно в постель. Но в тот день во время сеанса электрошоковой терапии один пациент так взбесился, что и санитарам, и медсестрам до послеобеденного обхода хватило забот. Поставив тарелку на краешек стола Воннегута, Брайан начал есть. Язык пока еще был намного толще привычного, но прекрасно заживал. Симулянты с интересом следили за тем, как он глотает, и иногда переводили взгляд в сторону застывшего тела в углу. Джеймс взгляда не поднял, хоть и отлично знал, что Брайан за ним наблюдает. Джеймс съел еще ложку, а затем и еще одну. Брайана и Джеймса разделяли лишь несколько метров. Надавив на край глубокой тарелки, Брайан попытался прикинуть, насколько она устойчивая и тяжелая. В тот момент, когда Джеймс зашелся в приступе кашля, Брайан стукнул по тарелке — перелетев через край стола, она врезалась в ножку кровати рядом с ногой Джеймса. От громкого шума все перестали жевать. Брайан виновато бросился за улетевшей тарелкой.