– Давай, помогу, – предложила Конни, поворачивая за матерью направо – на мрачную кухню. – Нет-нет! Иди присядь, – запротестовала Грейс и заторопилась вглубь помещения. В гостиной все было точно так же, как и тем летом, что Конни провела здесь. Вероятнее всего, в ней ничего не менялось последние лет пятьдесят. Бабушкин стол в стиле чиппендейл, за которым Конни начинала писать диссертацию, стоял у стены. Теперь на нем лежали вскрытые конверты со счетами и прочие бумаги. Два старинных гобеленовых кресла были пододвинуты к очагу. У ножек одного из них примостилась корзина с вязальными принадлежностями. Арло уже свернулся в клубок на просевшем диване и уткнулся носом в хвост. Перед окном едва заметно раскачивались пышные хлорофитумы в подвесных вязаных кашпо для горшков. Книжные полки ломились под грудами книг, копившихся веками. На камине, прислонясь к латунному подсвечнику, стояла крошечная кукла из кукурузных листьев, с пуговицами на месте глаз. Вокруг ее шеи был повязан бантик из пряжи. Конни дотронулась до куколки кончиком пальца. Очередное напоминание о лете 1991 года. Как-то ночью Конни нашла ее помятую и позабытую за одной из книг. Просто удивительно, сколько секретов может таить в себе дом, из которого никогда ничего не выбрасывалось. – Ма-ам? – позвала Конни. Трава так долго не заваривается. – Иду-иду! – отозвался приглушенный голос Грейс из другой половины дома. Заглянув на кухню, Конни обнаружила лишь мрак и загадочный взгляд женщины на портрете, что висел над обеденным столом. Сдавшись, гостья плюхнулась в кресло и протянула ноги к огню. Она бесцельно глядела на стены гостиной, а те – на нее. Чтобы занять чем-то руки, Конни выудила из кармана джинсов связку ключей. Она расположила старинный железный ключ горизонтально, меж двух указательных пальцев и принялась его разглядывать в свете камина. Древний ключ Конни нашла в этой самой комнате, в толстой Библии, пылившейся на нижней полке. – Еще минутку! – прокричала Грейс. Огонь с треском вспыхнул и подбросил кверху горсть искр, озаряя книжные полки золотистыми бликами. – Тебе точно не нужна помощь? Пальцы Конни высвободили старинный ключ из связки, и теперь он, один-одинешенек, лежал на ее ладони. – Нет! Ключ казался довольно теплым. Конни медленно провела им по костяшкам, как обычно делала с ручкой, когда писала или принимала экзамены. – И чем она там занимается? – спустя какое-то время поинтересовалась Конни у Арло. Она обернулась, рассчитывая увидеть на диване сочувствующую мордашку, но пес уже куда-то убежал. Вскоре в дверях гостиной наконец появилась Грейс, пряча что-то небольшое в ладони. – У тебя здесь неплохо, мама, – сказала Конни первое, что пришло на ум, дабы хоть как-то разрядить обстановку, возвращая старинный ключик в карман. – Да, знаю, – ответила Грейс, не придав похвале большого значения. Она подошла к дивану и присела рядом с дочерью. – Дорогая, позволь взглянуть на твою руку. Конни обратила на мать округлившиеся глаза. – Зачем это? – У меня для тебя сюрприз, – ответила Грейс подрагивающим, нарочито беззаботным тоном, который заставил Конни поверить, что мама настроена серьезно. – Что за сюрприз? Грейс плотно сомкнула губы. – Ну, давай, не тяни. Левую, пожалуйста. Конни живо протянула руку матери, словно ребенок, не желающий получить подзатыльник. Грейс бережно взялась за запястье дочери и принялась поглаживать тыльную сторону ее ладони круговыми движениями больших пальцев, массируя суставы. Напряженные мышцы Конни начали расслабляться, а голова пошла чуть кругом. – Сэм злится на меня, – тихо сказала она. – Хм… – Грейс помассировала по очереди каждый палец дочки и продолжила искать новые центры напряжения на ее ладони, о существовании которых Конни даже не подозревала. Она полностью расслабилась и откинулась на спинку кресла. Пламя очага грело ступни, а в воздухе витал запах дров и пыли. Она была дома. – И я не знаю, почему, – добавила Конни, слукавив, хоть и понимала, что мама об этом догадывается. Единственное, чего Конни не понимала, – зачем рассказывает об этом Грейс. Быть может, ей хочется избавиться от чувства вины? – Хм… – снова протянула последняя. Она положила ладонь дочери себе на колени. Угли в камине потрескивали, а умелые руки Грейс продолжали свое дело. Конни вздохнула и прикрыла веки. Вдруг она ощутила щекочущее прикосновение, раскрыла глаза и обнаружила, что мать завязала вокруг ее запястья кусок обычного колючего шпагата, к которому был привязан крошечный серый камешек. Выглядел он не красивее куска дорожной гальки. – Что за чертовщина, мама? – воскликнула Конни тем же раздраженным тоном, каким возмущалась, когда однажды в средней школе Грейс подложила в портфель дочки корень Джона Завоевателя[13], из-за чего ее учебники и тетрадки воняли гнилью как минимум месяц. – Орлиный камень. – Грейс наклонилась и вынула из корзины пряжу. – Что? – Орлиный камень. Пока Грейс живо шевелила пальцами, спицы звонко ударялись друг о дружку, постепенно вырисовывая пятку небольшого носка. – Повторение сказанного ранее ничего не проясняет. – Конни чувствовала себя рассерженным подростком, и ее, как взрослую женщину, это сердило еще больше. – Это своего рода жеода[14]. Он полый. Смотри… – Грейс нагнулась к камню и легонько постучала по нему пальцем. Кусочек гальки тихонько задребезжал. – И чем же я заслужила столь изысканную, чарующую вещицу? – Конни отдернула руку и попыталась развязать шпагат, но узелок не поддался. Грейс отложила вязание и вышла из гостиной. – Отвар уже почти готов, – произнесла она, направляясь на кухню. Конни поднесла камешек к огню, чтобы разглядеть получше. Да, он был абсолютно обычным и ничем не примечательным. А еще дребезжал. Через минуту или две Грейс вернулась. На этот раз с двумя долгожданными треснутыми чашками. Хозяйка дома снова опустилась на диван и с натянутой улыбкой протянула дочери напиток. – Что ж, – сказала Грейс, – рада видеть тебя. Ну, что еще интересного происходит в твоей жизни? – Очень смешно, мам. – Конни понюхала отвар. На мяту не похоже: другой оттенок зеленого и аромат. – Что это? Грейс лишь испустила удивленный смешок и отпила из своей чашки, не удостоив дочь ответом. – Что это, мама? Это же не мята, – настаивала Конни. – Малиновый лист. Отлично тонизирует. Попробуй. Во всяком случае, аромат отвара был приятным, просто необычным. Конни неуверенно отпила и ощутила насыщенный травяной вкус. – Мне жаль слышать, что вы с Сэмом в ссоре, – сказала Грейс, наблюдая за пламенем. – Мы не в ссоре. – Конни сделала очередной глоток, чтобы не продолжать разговор. Она уже сожалела, что подняла эту тему. – А-а, – протянула Грейс. – Уверена, все скоро уладится. – Конни не желала вдаваться в подробности. – Ничего серьезного. Просто мелкие недопонимания. Грейс продолжала потягивать напиток. В свете огня ее кожа выглядела белой и тонкой, тронутой веснушками, которых дочь раньше не замечала. – Точнее, мы уже разобрались, – добавила Конни. Грейс перевела взгляд на лицо дочери. Затем вниз – на ее клетчатую юбку. Снова на лицо. И слегка улыбнулась. – В чем дело? – спросила Конни, нахмурившись. Грейс поставила чашку на стол и протянула стопы к камину. Пальцы на ее ногах хрустнули. – Знаешь, дорогая, – произнесла мать тоном человека, который знает, что обязан что-то сказать, но сильно не хочет этого делать. – Может статься, самый правильный путь совершенно не тот, который тебе таковым кажется. – В смысле? – Горячая чашка обжигала ладони Конни. – Быть может, лучшее, что ты можешь сделать для Сэма – это отпустить его. – Грейс говорила уверенно, но не отрывала взгляд от пламени. – Отпустить Сэма? – переспросила Конни. – О чем ты? Я думала, он тебе нравится. Ты всегда так говорила. Сэм нравился всем. Лиз Дауэрс, бывшая соседка Конни и обладательница ямочек на щеках, пошучивала, что в последнее время Сэм нравился ей даже больше, чем сама подруга. Конечно же, Лиз просто шутила. Наверное. – Он нравится мне. И даже очень. – Глаза Грейс помрачнели, и она снова потянулась за спицами. Конни отпила из чашки, чтобы не сболтнуть того, о чем будет жалеть. Горячий напиток обжигал язык. – Тебе нужно повзрослеть… – сказала Грейс. – Мне тридцать четыре, – прорычала Конни, точно как Арло, когда кто-то пытался отнять у него кость. – Иногда нужно поступать не так, как хочется. Если так будет лучше для того, кого любишь. – Да знаю я, – буркнула дочь.