В первый раз Пол при разбеге делал слишком длинные и тяжелые шаги, как будто все еще был в сапогах. Прыжок вышел короткий. Он приземлился двумя ногами сразу, как в лужу, чтобы разбрызгать как можно больше. – После каждого прыжка нужно сметать песок обратно в яму, – заметил Вегард. Пол взглянул на метлу и песок. Он привык, что вода из лужи стекает обратно сама собой. Но с песком все иначе. Пол, конечно, запросто мог поколотить Вегарда – тот был худой как спичка. Но вместо этого Пол взялся за метлу. Школьный двор охватила непривычная тишина. Пол явно держал метлу в руках впервые. Но никто не смеялся. Когда он закончил сметать песок, он захотел прыгнуть еще. – Попробуй шагать покороче, – посоветовал Вегард. – Ладно, – сказал Пол. На этот раз он бежал быстрее. Он обнаружил, что у кроссовок нет ограничения скорости – они не мешают бежать, как сапоги, а помогают. – Приземляйся ногами вперед. Туловище полетит следом по инерции, – крикнул Вегард, как бывалый тренер. Пола несли вперед деньги Франка и мамы. Франк надеялся, что кроссовки – подходящая обувь для прыжков. Что они совершили хорошую покупку. Полу все еще не хватало скорости. Когда он приземлялся, он шлепался попой в песок. И оставлял на нем отпечаток. Пол-жопой-в-пол. – Еще разок? – спросил Вегард. – Ага! – ответил Пол. В почтовом ящике лежало письмо. На конверте от руки было написано мамино имя. Оно было похоже на письма с просьбой о помощи, которых Франк повидал уже немало. Он вскрыл его. В конверте лежала фотография нескольких сопливых ребятишек. Их было шестеро. Они были сняты на фоне новенькой машины. На обороте фотографии было написано только одно слово: «Спасибо!». Войдя в дом, Франк выбросил письмо в мусорку. И не стал рассказывать о нем маме. Пахло нашатырем – значит, был четверг. Мама была в хорошем настроении. Видимо, криворукое семейство снова начало мусорить, как раньше, и у нее опять было много работы. Пока они обедали едой навынос, мама рассказала, что старшая дочь Лампун поступила в университет у себя на родине. Не у всех есть такая возможность. А все потому, что Лампун отправила домой деньги. Стоя за прилавком, она рассказывала эту новость, и по лицу ее катились слезы радости. Франк не ответил. А может быть, он сказал: – Нам это ничего не даст. Это не остановит то, что мы начали. Мама ответила, делая ударение на каждом слове: – Мне надоело! Мы ничего не начинали, и останавливать нечего! – Скажи это Баклуше, – ответил Франк. – Или Денисе, у нее попа до сих пор болит! В тот день Франк с мамой больше не разговаривал. Даже спокойной ночи не пожелал. На следующий день они общались скуповато и суховато. Когда мама вышла из туалета, Франк сказал: – Ты ведь много пила на пляже на юге – воду и кофе, так? – И что? – не поняла мама. – Но в туалет ходила редко. – Что? – Ты ходила в море? – В смысле? – Когда ты заходила в воду на две минуты, а потом снова выходила, ты там писала? – Это еще что за вопрос? – рассердилась мама. – Это не туалет. Это море, – сказал Франк. – Ты не можешь плевать на все только потому, что ты миллионерша. Когда мама убирала из гостиной засохшее растение в горшке, Франк сказал: – С меня хватит. Ты была права. – В чем? – уточнила мама. – В том, что ты говорила про комнатное растение. – И что я про него говорила? – Говорила, что я похож на комнатное растение. Мама опустила глаза на засохший цветок. Она плохо ухаживала за ним и мало поливала. – Ну ты и нытик, – заявила она. Перед сном они немного посмотрели телевизор. По всем каналам люди были очень заняты игрой в гольф, теннис или покер, строительством домов с бассейном на крыше или катанием на американских горках. Мама выключила телевизор. Они молча смотрели в черный экран и видели в нем себя, сидящих на разных концах дивана. Мама спросила тихо, почти шепотом: – У меня не очень хорошо получается быть миллионершей? – Не очень, – ответил Франк, тоже тихо. – Так продолжаться не может. – Не может, – подтвердил Франк. – Я просто хотела как лучше. – Я тоже. – И я не хочу тебя избаловать, – сказала она. – Я не избалуюсь. – Обещаешь? – Да. Мама долго сидела и смотрела в стену. В шкафу у нее висело летнее платье. Часы на стене вели обратный отсчет. Они висели в спортзале над шведской стенкой, и красные цифры показывали, что до нуля осталось всего пять минут. Зал был набит битком. Магазин закрылся. Почтальон ушел на перерыв. Учителя собрали свои классы. Посреди зала стоял завхоз и кричал, что их слишком много: существуют нормы, ограничивающие количество людей, которые могут собираться в спортзале одновременно. Если, к примеру, начнется пожар, отвечать за всех будет он. «Как минимум двадцать человек должны выйти», – крикнул он. Такая уж у него работа. – Я вообще раньше всех пришел! – ответили все. Никто не снял уличную обувь, придя в спортзал, а здесь, между прочим, скоро будут отдыхать на полу после физкультуры ученики. Дышать животом. Только Чудик не стал заходить. Он стоял на пороге и смотрел на часы. Он заявил, что, когда отсчет дойдет до нуля, раздастся взрыв: бабах! Он много раз видел такое по телевизору. Сам-то он успеет убежать, когда до конца останется одна минута, спрячется за игровой площадкой и зажмет уши. – Как минимум двадцать пять человек должны выйти! – кричал завхоз. Все смотрели на сцену, где один раз показалась мама. Франк стоял в зале вместе с одноклассниками. Они пытались выведать у него, кто победит, но Франк не знал. Он огляделся. Многие принарядились на случай, если им придется подниматься на сцену и принимать миллион. Хельге Мюр соорудил себе что-то вроде галстука из стартового шнура от газонокосилки. Метла и Бочка надели белые блузки. Водитель автобуса оделась в желтое и синее – цвета шведского флага. Какой-то человек достал из кармана бумажку, некоторое время ее изучал, а потом убрал обратно. Возможно, это была благодарственная речь. Дениса стояла рядом с Франком и жевала нижнюю губу. Когда до начала оставалось две минуты, завхозу наконец удалось уговорить троих мужчин выйти. Премного благодарствую, сказал он, положил руку на плечо одному из мужчин и показал ему, как пройти к выходу. Но едва они оказались в коридоре, мужчины отобрали у завхоза связку ключей и заперли его в подсобке. Судя по шуму, который доносился изнутри, это была подсобка для ведер и швабр. Мужчины рассмеялись, к ним присоединился еще кое-кто. Завхоз колотил кулаком по двери и кричал, чтобы его выпустили. – Теперь у вас отдельная комната. И там точно не слишком тесно. Чудик посмотрел на часы и беспокойно покачал головой. Когда осталась одна минута, он убежал. Когда на часах осталось тридцать секунд, собравшиеся принялись шикать друг на друга. На сцене стояла стойка с микрофоном, прилаженным под мамин рост. Когда осталось двадцать секунд, в зале стало совершенно тихо. Было слышно лишь, как завхоз колотит изнутри в дверь подсобки.