— Что-то не так, — выдохнула я. Его лицо снова приняло пытливое выражение, пока он изучал меня, а затем ответил: — Да. — Что не так? Его глаза поднялись, двигаясь по комнате. Я заметила нетерпение, разочарование, затем каменную покорность на его лице, прежде чем он ответил: — Мне пора вести себя прилично, зверушка. В этом не было никакого смысла, но прежде чем я успела задать еще один вопрос, он снова вернул нас в исходное положение, его рука с моим бокалом оказалась передо мной. Я забрала свой бокал, поднесла к губам, сделала большой глоток, потому что мне было необходимо выпить. Мне следовало сделать глоток побольше, потому что его губы опять оказались у моего уха, он спросил: — Хочешь потанцевать? Мои глаза метнулись к извивающемуся танцполу, и ноги задрожали. Вот оно. Чтобы казаться Послушной Лией, мне предстояло сделать то, чего я действительно не хотела делать. — Если ты хочешь. — Я старалась говорить уважительно и подобострастно, как будто его желание было для меня закон, но была не уверена, что совершила этот подвиг. Мои опасения подтвердились, когда почувствовала, как его тело задвигалось от смеха у меня за спиной. — Мы не обязаны делать то, чего ты не хочешь, Лия. Не обязаны? Боже, такое было впервые. Я уставилась на колышущиеся тела на танцполе, безуспешно пытаясь представить мощную фигуру Люсьена среди них, сглотнула, прежде чем спросить: — Эм, а ты, э-э, танцуешь? — Не публично. Однако, в частном порядке, да. Я повернула шею, чтобы посмотреть на него. — Наедине? Он ухмыльнулся. — Пей, зверушка, я покажу тебе Пир. Я почувствовала, как мои брови нахмурились. — Мне казалось, мы уже на Пиру. Его пальцы обхватили мое запястье и поднесли мой бокал к моим губам. — Пей, — приказал он. Я выпила, он забрал мой бокал, поставил его рядом со своим на стойку бара, а затем взял меня за руку. И снова он повел нас сквозь толпу, его рука надежно держала мою, прижимая меня к себе, пока протискивался сквозь толпу. На этот раз тела, казалось, сомкнулись, глаза больше не отводились, любопытство было слишком явным. Люсьен либо игнорировал его, либо не заметил (скорее всего, первое). Он подвел меня к задней стене, где была открыта дверь, ведущая в затененный зал. То, что выглядело как чрезмерно мощный вышибала, стоял прямо за дверью. Не колеблясь и даже не взглянув на вышибалу, Люсьен провел меня внутрь. Коридор был длинным и извилистым, поворачивая то в одну, то в другую сторону, без острых углов, покатый, с изгибами. Здесь не было дверей, что показалось мне странным. Это было затененное, жуткое и странно угрожающее место, если бы я не была с Люсьеном, я бы ни за что сюда не пошла. Музыка и гул медленно стихали позади нас, пока мы двигались вперед по извилистому, как змея, коридору. Наконец, когда звуки клуба стихли позади, мы свернули за резкий угол. И я столкнулась с Пиром. Моим первым побуждением было отвести глаза. Но это было похоже на автомобильную аварию, и я не могла, как бы сильно мне этого ни хотелось. Здесь все было по-другому, как день и ночь. Стены были не цементными, а выкрашены в глубокий, насыщенный красный цвет. Пол был устлан толстыми ворсистыми коврами и подушками. Некоторые из подушек были огромные, размером с двуспальные кровати. Некоторые поменьше. Все они были покрыты бархатом разных насыщенных оттенков: сливовый, алый, сапфировый, рубиновый, лесной зелени, винный и кроваво-красный. На стене висели огромные зеркала, обрамленные массивной резьбой темного дерева, отражающие активность на подушках, у стен, на полу. Кормление и много чего еще. На подушке размером с двуспальную кровать лежала женщина, настолько потрясающая, что выглядела как модель, ее алебастровая кожа была обнажена в черном платье с глубоким вырезом. К ней прилипли три вампира. Один у шеи, один у лодыжки, другой, чей рот был у ее ложбинки, сосал ее грудь сбоку. Мой взгляд поплыл, ужаснувшись грубой, жесткой чувственности. И она была повсюду. Я не могла избежать ее. Я оторвала взгляд, пытаясь найти безопасное место, но поймала отражение в зеркале: вампир, почти такой же огромный, как Люсьен, прижимал крошечную женщину к стене. Ее голова свесилась на плечо, руки безвольно повисли. Он прижимал свой рот к ее шеи, засунув руки ей под мышки, оторвав ее ноги от пола, они болтались на весу. Ее лицо выражало экстаз, кровь стекала по ее шее, выливаясь из его рта. Не зная, куда девать глаза, я повернулась к Люсьену и уткнулась лицом в его массивную грудь. Мои руки поднялись, пальцы вцепились в лацканы, подняла их, загородившись, чтобы ничего не видеть даже случайно. Его руки обвились вокруг меня, одна скользнула вверх по моей обнаженной спине, под волосы, оставшись на шеи. Я почувствовала, как его тело изогнулось, губы оказались на моей макушке, моя голова и туловище выгнулись к нему, чтобы сохранить с ним физический контакт. Его голос был низким, когда он тихо спросил: — Ты думаешь, что это не прекрасно? О боже мой. Он думал, что это прекрасно? Мне пришла в голову мысль, и в панике я откинула голову назад, он резко дернул голову вверх, чтобы я случайно не двинула ему головой по подбородку. — Не кормись от меня здесь, — выпалила я с мольбой. И почувствовала, как он вздрогнул, затем увидела, как его глаза сузились, прежде чем он спросил: — Что? — Прошу тебя. Я сделаю все, что ты скажешь. Только не кормись здесь от меня. — Лия… Я грубо дернула его за лацканы пиджака, прижалась ближе, приподнявшись на цыпочки, не смогла сдержаться и с силой произнесла: — Обещай мне, Люсьен. То, что произошло прошлой ночью — это что-то особенное, что должно остаться между нами, а не отражаться в гребаном зеркале, чтобы все видели. При моих словах его лицо смягчилось, пальцы коснулись моей линии волос сбоку головы и скользнули внутрь, замерли, удерживая меня за голову, он прошептал: — Дорогая… Я была слишком потрясена увиденным, на лице той женщины экстаз, такой же скорее всего отражался на моем лице прошлой ночью, я даже не обратила внимания на его тон, на впервые ласковое обращение, которое он использовал прошлой ночью и этим утром, которое, как мне казалось, независимо от исхода обоих событий, было до боли сладким. Это было слишком унизительно. Если бы он проделывал это со мной среди этих подушек в этой комнате для кормления. — Пожалуйста, — умоляла я отчаянным шепотом. — Я не буду от тебя здесь кормиться, — пробормотал он, от его согласия я испытала настолько великое облегчение, что рухнула на него. Руки крепко обхватили его за талию, и я прижалась щекой к его груди. Он снова наклонился, от его дыхания зашевелились волосы у меня на макушке, когда сказал: — Ты хочешь, уйти отсюда? Я кивнула, щека скользнула по его груди, его рука, все еще в моих волосах, успокаивающе напряглась, а затем соскользнула. Он взял меня за руку, и мы пошли на выход по длинному коридору, оставив эту сцену позади, быстро пробираясь обратно к клубу. Мое сердце бешено колотилось. Вдруг я почувствовала панику. На самом деле сердце билось так быстро и так сильно, мне показалось, что я его слышу. Потом я поняла, что натворила, и меня охватила новая паника. Паника была такой сильной, что я дернула его за руку, резко остановившись.