Дум-дам Если недостаточно быть крупнее и сильнее, Николас, как многие другие доминантные животные, может быть еще и громче. В мире животных самцы дают знать всем вокруг, какие они большие, посредством низких громких шумов. Низкие звуки требуют значительного внутрителесного пространства, которое служит резонатором. Поэтому крик ревунов и кваканье лягушек-волов – это надежные способы напугать соперников и привлечь внимание разборчивых самок, ищущих «большого папочку». Биологи, изучающие лягушек, называют это «низким кваканьем». Данное понятие также находит применение в мире богатых и влиятельных. Владельцы крупных состояний – часто знатные крикуны, и диатриба – это излюбленный инструмент Дэвида Геффена, Теда Тернера, Энди Гроува и многих других. Генри Николас, часто работающий по восемнадцать часов в сутки, привык назначать на 23:00 собрания персонала, которые часто затягиваются до трех часов ночи, и все это время он бушует, рычит и ругает своих утомленных сотрудников. Для доминантного животного шум, который можно произвести с помощью полостей в собственном теле, – это только начало. В природе орангутанги не просто ревут, но также валят огромные сухие деревья, чтобы возвестить о своем продвижении через лес. Это своего рода опосредованное «низкое кваканье». Индийские принцы делали примерно то же самое, когда глашатаи и герольды предваряли их шествие по улицам, произнося нараспев их титулы и звания. На хинди эти возгласы назывались «дум-дам» (dhoom-dham); они должны были напоминать не только народу, но и самому принцу о его королевском статусе. Генри Николас делает нечто похожее с помощью своих «харлея» и «Ламборджини», в последнем он включает записи рок-группы Metallica на полную громкость, чтобы заглушить рев мотора. Однажды он устроил битву музыкальных групп в своем доме площадью 15 тысяч квадратных футов в Лагуна-Хиллз, установив для пущего интереса призовой фонд в 2 тысячи долларов, на свое же сорокалетие пригласил играть группу под названием Orgy. Дум-дам удался на славу, и соседям пришлось вызвать полицию. В кругах приматологов шимпанзе Майк знаменит тем, что устроил дум-дам и добился социального превосходства с помощью двух канистр из-под бензина. Он был молодым самцом, оказавшимся в нужном месте в нужное время. Как свидетельствует Джейн Гудол, он начал с внимательного разглядывания группы вышестоящих взрослых самцов, которые чем-то занимались неподалеку. Затем, сохраняя полное спокойствие, Майк подошел и взял две пустые канистры, лежавшие у палатки Гудол. Он отнес их на свое место, сел и уставился на других самцов. Они игнорировали его. Майк начал качаться из стороны в сторону. Никто не обращал на него внимания. Он стал качаться сильнее, шерсть встала дыбом. Внезапно он бросился на старших с воинственными криками, стуча канистрой о канистру. Другие самцы запаниковали и убежали. Майку потребовалось четыре месяца, чтобы собрать всех самцов в стаю и утвердить собственный статус альфа-самца, но при этом не было даже риска физической борьбы. Сочетания грозных криков и лязга канистр оказалось вполне достаточно. Как и Майк, Генри Николас культивирует имидж громогласного крикуна в качестве стратегии доминирования. Он может разнести в пух и прах своего работника перед репортером, который при этом испытывает такое радостное и шокирующее чувство, будто стал невольным свидетелем неприятной семейной ссоры. Однако это происходит не случайно. Николас и его жертвы иногда составляют сценарий и репетируют эти публичные экзекуции, чтобы журналисты показали его еще более шумным и жестким. Это способ убедить сотрудников, инвесторов, а главное, конкурентов в том, что Broadcom ни перед чем не остановится ради победы. Николас надевает маску, которую его жена называет (храбро) «его храбрым лицом». В идеале он также побеждает без боя. Деморализованные соперники даже не вступают в борьбу. Лицо с выражением превосходства Порой жестикуляция и мимика доминантных особей – словно само собой подтверждающееся предсказание. Как показало одно исследование маленьких детей, доминантные индивидуумы, как правило, вступали в конфронтацию со вздернутыми бровями и приподнятым подбородком, глядя прямо в глаза оппоненту. Это так называемое выражающее превосходство лицо (plus face) помогало им добиться победы в 66 % случаев; подавленное выражение лица (minus face) с потупленным взглядом и опущенным подбородком приводило к победе менее чем в 10 % случаев. Выражающее превосходство лицо, казалось, заставляло подчиненных детей замереть. Они реагировали на уступающее лицо за 0,64 секунды; для реакции на превосходящее лицо им требовалось почти вдвое больше времени. К сожалению, подобные исследования проводятся преимущественно в детской среде, поскольку взрослые гораздо более скрытны в том, что касается доминирования, и склонны менять собственное поведение, когда за ними наблюдают. Однако некоторые факты свидетельствуют, что язык тела остается неизменным. В самом деле, прежде слово rich означало kingly, а еще раньше это был глагол со значением «вести по прямой». Для богатых решительное и неотступное преследование цели становится естественной и бессознательной привычкой. Как выразилась одна женщина из богатой семьи: «Моя подруга в колледже однажды сказала мне, что я вхожу куда угодно так, будто передо мной никогда не захлопывали дверь. И это правда. В сущности, мне очень легко жить». Ее подругу это, без сомнения, несколько возмущало. Тем не менее для лидера может быть просто опасно не выказывать такого рода экспансивность и самоуверенность. Так, в октябре 2000 года Джефри Хенли – финансовый директор Oracle Corporation – рассказал биржевым аналитикам о том, что продажи компании идут по плану. Однако Oracle знаменита своей бравадой и громкими словами, а телепрограмма Squawk Box, выходящая на канале CNBC, назвала «язык тела» Хенли «осторожным». Так идея подавленного выражения лица нашла новое применение: акции Oracle тут же подешевели на 12 % и еще на 12 % на следующее утро. Если, как писал один бихевиорист, само понятие доминантного поведения – это «изобретение», существующее лишь «в сознании и записях наблюдателя», наши сознание и записи все же стоят в данном случае 118 миллиардов долларов рыночной капитализации, потерянных, по крайней мере отчасти, из-за недостаточного бахвальства. Взгляд в глаза тоже важен. Один из способов выяснить, кто лидер в беседе, как говорит психолог из Университета Уэйна Глен Вейсфельд, – это определить соотношение «взгляда во время речи и взгляда во время слушания». Доминантные индивидуумы обычно смотрят в глаза, когда говорят сами, и в сторону, когда с ними говорят подчиненные. Если это кажется неуважительным, говорит Вейсфельд, то потому, что «доминантные индивидуумы как раз и стремятся проявить неуважение». Пристальный взгляд сообщает адресату, что смотрящий человек чего-то хочет и не просто намерен получить это, а совершенно уверен в своем успехе. Ему не обязательно оборачиваться, чтобы снять напряжение. Он не опасается атаки сзади. В мире животных окраска вокруг глаз подчеркивает направление и пристальность взгляда. Например, линии под глазами гепарда, сходящиеся у него на носу, не значат, как говорят любители этих животных, что «кошка плачет». На самом деле эти линии говорят: «Я – кошка, которая съест тебя на обед». Доминантные особи человека используют брови для достижения примерно того же эффекта, а свои выступающие носы – для безошибочного указания на жертву. Дональд Трамп не подравнивает брови, поскольку считает, что они делают его более устрашающим на переговорах. На случай, если этого окажется недостаточно, один восхищенный оружейник сделал для Трампа эскиз револьвера с названием его книги «Искусство сделки», выгравированным вокруг отверстия ствола, которое можно прочесть, только когда оружие направлено человеку между глаз. В комплект также должен был входить патрон с изображением лица Трампа на серебряной пуле. (Проявив достойную удивления сдержанность, Трамп отказался сделать такой заказ.) Фотограф Эдвард Штейхен (1879–1973) подтвердил силу взгляда доминантного индивидуума, сделав знаменитый портрет американского финансиста Дж. П. Моргана. Смотреть в глаза Моргану, сказал он, «это как смотреть на свет приближающегося экспресса». Многие годы люди восхваляли проницательность Штейхена, изобразившего Моргана не просто грозно смотрящим, а с кинжалом в руке. То была, как выразился Штейхен, «их собственная причудливая интерпретация руки Моргана, крепко сжимающей ручку кресла». Однако это свидетельствует о репутации хищника и устрашающем эффекте пристального взгляда Моргана. Сам Морган пытался купить первый отпечаток за 5 тысяч долларов у коллекционера Альфреда Штейглица, а позднее убедил Штейглица сделать для него несколько копий. Даже теперь, девяносто лет спустя после смерти Моргана, этот портрет способен вселить кроличью панику в сердца потенциальных соперников, с которыми он никогда не будет иметь удовольствия встретиться, так сказать, с глазу на глаз. Благородный хищнический порыв Приглушенное стремление вести себя подобно большим свирепым животным, похоже, нередко просыпается в богатых людях с этаким низким урчанием, которое вот-вот превратится в грозный рык. Задача животного – заслужить такую репутацию свирепой особи, которую не пришлось бы часто отстаивать. У богатых все так же. Совершив пару-другую громких безжалостных поступков, они могут потом получать преимущества, ничего не делая и даже не задумываясь о необходимости дополнительных шагов. Их репутация сама по себе отпугивает конкурентов. Так, несколько лет назад компания Microsoft запланировала торжественную презентацию новой версии операционной системы Windows в Moscone Convention Center в Сан-Франциско. Район Сан-Франциско – это вотчина Sun Microsystems и ее президента Скотта Мак-Нили, миллиардера, у которого Билл Гейтс вызывает острое чувство относительной депривации. Мак-Нили называет Гейтса «самым опасным и влиятельным промышленником нашего века». Итак, в маркетинговом подразделении компании Мак-Нили родилась блестящая идея. Программы Microsoft печально известны обилием недоделок. Почему бы не напомнить людям об этом постыдном факте, наняв караван желтых фургонов службы по борьбе с насекомыми, чтобы они ездили вокруг выставочного центра во время большого праздника Microsoft? Поступить так – значит «показать гиганту задницу» (не слишком умное действие, поскольку можно восстановить против себя грозного соперника). Администраторы Sun Microsystems собрали двадцать грузовиков за углом выставочного центра, готовясь отправить их в путь. И тут менеджер местного представительства Western Exterminator вдруг понял, что его наняла не Microsoft, а один из ее конкурентов, чье название он неправильно воспроизвел как Microsun. С другой стороны, он прекрасно знал, кто такой Билл Гейтс, и слышал о его любви к дезинсекции в крупном масштабе. Гейтс, как он сказал, мог купить его компанию и закрыть ее. Борцы с насекомыми быстро развернули свои грузовики и скрылись за холмом. Мак-Нили, должно быть, рыдал. Так что создание репутации свирепого человека – серьезное дело. Бальзак писал, что за каждым большим состоянием скрыто преступление. (Во всяком случае, так запечатлелась эта фраза в наших робких сердцах. На самом деле в романе «Отец Горио» Бальзак написал более тонко: «Тайна крупных состояний, возникших неизвестно как, сокрыта в преступлении, но оно забыто, потому что чисто сделано».) Бальзак полагал, что те, кому преступление было выгодно, постараются сохранить его в тайне. Однако многие семьи даже отмечают дату плодотворного преступления, по крайней мере по прошествии двух или трех поколений, будучи защищены от преследования истечением срока давности. Священный образ прежней ненасытности семьи становится инструментом запугивания соперников последующих поколений. В Монако, например, все начинается и заканчивается в фамильном дворце семьи Гримальди – доме вполне благовоспитанных принцев Ренье и Альберта. Это естественная крепость на вершине скалы. Гримальди, родина которых Генуя, впервые оказались здесь, когда в XIII веке их предок прикинулся монахом-францисканцем, собирающим подаяние. Стражники открыли ворота, чтобы дать милостыню, а Гримальди и его приспешники ворвались и убили их. О таком вероломном эпизоде семья, казалось бы, должна умалчивать, особенно теперь, когда Гримальди гордятся своей благотворительной деятельностью. Но даже на их семейном гербе девиз «Deo Juvante» («С Божьей помощью») красуется над изображением францисканцев, несущих мечи. Сошлемся на то, что «благородный хищнический порыв» (названный так Торстейном Вебленом) – это стандартный инструмент социального доминирования. В прошлом богатые часто приглашали гостей на охоту, которая была проявлением хищнической силы, а также актом, скреплявшим кровью дружеские узы. В частности, охота на лис стала символом богатства. Богачи скакали по округе в старинных аристократических костюмах, чувствуя присутствие рядом духов умерших королей. Это была возможность показать свое мастерство верховой езды и умение обращаться с гончими. Конечно, охота на лис уже не приемлется обществом, и сегодня охотники, как правило, стараются свести кровопролитие к минимуму. Более серьезные из них говорят, что хотят «видеть гончих в деле», самые же легкомысленные признаются, что им просто нравится скакать галопом по полям. Едва ли кто-то признается, что следует примитивному хищническому порыву. Но на охотах, которые я наблюдал, именно возможность гибели заставляет обычным зимним утром раскрываться самые тугие кошельки. Скачущая лошадь может в последний момент затормозить у каменной стены. Глаза горят, ноздри раздуваются, копыта скользят по сырой земле, конь падает и переворачивается. Наездник оказывается «погребен» под лошадью. Удачная фраза. Лисы тоже умирают, притом гораздо чаще. Одна из них пересекает болото по участку сухой земли, а за ней, в десяти ярдах, – неистово лающая свора. Разрыв сокращается. И вот лисица исчезает в фонтане крови. Для новичков на первой удачной охоте пощечина окровавленным лисьим хвостом – это племенной ритуал посвящения: отметина хищника. Даже если праправнуки переходят в лагерь противников охоты, они часто хранят воспоминания о том, что их предки были большими свирепыми животными. Сцена охоты, написанная, скажем, Жерико, наверняка порадует глаз художественностью исполнения и зрелищностью. Кроме того, она напоминает посетителям о том, что они ступили на территорию убийцы. В одном доме, где я побывал, над главной лестницей висит картина Франса Снайдерса, изображающая охотничьих собак и льва с красными зубами и когтями. Напротив – еще два полотна Снайдерса, на одном из которых медведь, отбрасывающий в сторону гончую, а на втором – лев, вонзающий зубы в бок человеку, в то время как другой лежит поверженный с разодранным животом. Посреди этой резни висят обычные портреты грозных предков. Картины Джорджа Стаббса обычно более сдержанны, но они могут нести все то же подсознательное послание. Например, над кушеткой в курительной комнате в частных покоях дворца Бленем, где отдыхают герцог и его семья, висит картина Стаббса, на которой изображен лежащий тигр. Тигр был подарен семье Робертом Клайвом в XVIII веке, а когда я оказался в Бленеме два с половиной столетия спустя, там все еще помнили его диету: тигр съедал двадцать четыре фунта мяса за два или три дня и коровью голову раз в неделю. «Он отпугивал браконьеров», – пошутила моя провожатая. Благородный хищнический порыв проявляется и в менее тривиальных ситуациях как непременный подтекст жизни богатых и влиятельных лиц. Так, на подоконнике офиса Джерри Делла Фемина на Манхэттене кто-то выложил серебряную надпись, анаграмму его фамилии: INFLAME DALE. Это более чем уместно. Делла Фемина, владеющий рекламным агентством и двумя модными нью-йоркскими ресторанами, – известный провокатор. Однажды он был арестован за то, что выставил тыквы перед своим магазином деликатесов в Ист-Хэмптоне, что стало вызовом общепринятому пуританскому дизайну. Он гордится тем, что, будучи коренным бруклинцем, «дал прикурить» хэмптонским снобам. Но когда я похвалил его идею «поджечь долину», Делла Фемина повел себя так, будто никогда не видел этой надписи. Некоторые инструменты социального доминирования, пожалуй, должны оставаться подсознательными. Свирепая мебель Вкус к свирепым образам проявляется и в мебели для богатых, например в имитирующей львиную лапу ножке стула в стиле чиппендейл или в перекрещенных копьях на круглом зеркале, выполненном в колониальном американском стиле. Эти детали могут показаться всего лишь привлекательными элементами декора, однако они являются частью древней аристократической традиции прославления агрессии в героических сагах, живописных полотнах, военных мемуарах, фамильных гербах и так далее. Этолог Иренеус Эйбль-Эйбесфельд отмечает, что среди мужчин Австралии, Германии и Швейцарии когда-то существовала мода на декоративные шрамы от боевых мечей. Это напоминает обычай индейцев ваика, живших в верховьях Ориноко, которые брили головы, чтобы демонстрировать полученные в боях шрамы. Никто не использовал образы агрессии с большим энтузиазмом, чем Типу-султан – мусульманский правитель Майсура (государства на юго-западе Индии) в XVIII веке, ведший кровопролитную войну против британских захватчиков. Типу сделал тигра своим культовым животным и создал себе репутацию «майсурского тигра». Посаженные на цепи тигры охраняли его дворец на укрепленном острове Серингапатам. Историки утверждают, что когда два министра не оправдали его ожиданий, он скормил их тиграм. Хотя в этих историях, бесспорно, есть свое очарование, большее отношение к жизни современных богачей имеет то, как настоящее хищное поведение Типу отразилось в декоре. Внутри дворца трон Типу представлял собой некий помост на тигриных ногах с огромными когтистыми лапами (похожими на те, что все еще встречаются у буфетов в некоторых домах). Внизу в центре стояла фигура тигра в настоящую величину, а золотая голова тигра с открытой пастью и обнаженными клыками была обращена к входящим просителям. Еще восемь тигриных голов венчали углы помоста. Чтобы все обратили внимание на хищническое послание, Типу носил одежду с тигриными полосами, которые также присутствовали на обивке трона и даже в его покоях. Последним штрихом была расположенная в музыкальной комнате скульптура тигра (в три четверти реальной величины), вонзающего клыки в горло европейского солдата. В теле тигра находилось механическое устройство, издававшее тигриный рык и крики агонизирующей жертвы. Вдобавок в тигре имелся орган с четырнадцатью трубами и клавиатурой для обеспечения «дополнительных шумов или триумфального мелодичного сопровождения». Ученые полагают, что человеческая фигура могла олицетворять либо британского полковника, которому Типу нанес сокрушительное поражение в 1780 году, либо сына командовавшего войсками генерала, которого несколько лет спустя действительно растерзал тигр. Так или иначе, память о победе, не увядающая благодаря этому тигру и серии стенных росписей в Серингапатаме, убеждала Типу в собственной свирепости. Согласно его биографу, «так он приобретет уверенность в отношениях с англичанами или даже высокомерие, которое покинуло его лишь с приходом смерти». На самом деле оно вряд ли покинуло его даже тогда, ведь он умер, яростно рубя мечом британских гренадеров, взявших штурмом его дворец в 1799 году. Ценность декоративных элементов Типу как символов превосходства сохранилась и после его смерти. Золотая тигриная голова с его трона теперь сверкает клыками в Виндзорском дворце. Тигр, пожирающий солдата, хранится в Музее Виктории и Альберта. Герб барона Гарриса VIII Серингапатамского и Майсурского (потомка генерала, победившего султана) украшает изображение тигра Типу (с пронзенной стрелой головой). Хищнический порыв остается также важным элементом современной высокой моды. Как и Типу, богатые любят тигриные полоски, леопардовые пятна, змеиную и крокодиловую кожу и прочие животные узоры не только из-за того, что такие материалы редки и ценны, но и потому, что они вызывают тревожную реакцию у всех, кого встречает владелец соответствующего наряда. Леопарды, например, охотились на человека и его предков на протяжении как минимум двух миллионов лет, и этот печальный опыт вполне мог повлиять на эволюцию нашей эстетической восприимчивости. Некоторые приматы развили очень чувствительную к желтому цвету зрительную систему, вероятно, для лучшего обнаружения леопардов. Кусок пятнистого меха размером не больше футбольного мяча по сей день вызывает тревогу у макак с шапочкой (Масаса radiata), которые не живут рядом с леопардами уже более сотни лет. Это в их генах – и в наших, видимо, тоже. Ричард Косс из Калифорнийского университета в Дейвисе утверждает, что именно такое генетическое наследие может быть причиной того, что короли, вожди племен, диктаторы вроде Мобуту Сесе Секо и следящие за модой женщины неравнодушны к одежде с леопардовыми пятнами. Леопарды до сих пор приводят нас в легкое оцепенение. Они пользуются нашим вниманием и уважением. Мы ничего не можем с этим поделать. Вербальные фаллокарпы Мы исследовали некоторые наиболее грубые инструменты социального доминирования, используемые в погоне за богатством, и завершим темой демонстрации пениса и соответствующего поведения, быть может одной из самых громких, связанных со спорами о социальном доминировании. В 1969 году вышла книга Десмонда Морриса «Человеческий зоопарк», в которой автор предположил, что даже цивилизованные люди прибегают к ритуальной демонстрации пениса, пусть даже опосредованной, в качестве способа достижения социального превосходства: «Грубый доминантный самец… который жует толстую сигару и тычет ею в лицо своему собеседнику, в сущности, осуществляет ту же сексуальную демонстрацию статуса, что и маленькая беличья обезьяна, расставляющая лапы и направляющая эрегированный пенис в морду подчиненной особи». К сожалению, трудно отделаться от впечатления, что богатые люди, особенно выбившиеся из низов, иногда прибегают к превращенным в ритуал формам демонстрации пениса в качестве синекдохи социального превосходства. Они строят фаллические символы, как, например, Дональд Трамп, семидесятиэтажный небоскреб которого бросает огромную тень на блеск центрального Манхэттена. (Трамп говорит, что в его недавно возведенном здании Trump World Tower поместилось бы 90 этажей обычной высоты.) Они стремятся, как интернет-миллиардер Джим Кларк, создать яхту с «самой высокой мачтой» в 189 футов. (А потом какой-то другой богач перещеголяет его своей 220-футовой «палкой».) Кроме того, богатые часто прибегают к вербальным «фаллицизмам», как, например, продюсер Джеффри Каценберг, который, готовясь выпустить фильм «Дик Трейси», написал своему сопернику: «Ты не поверишь, как велик мой Дик». В самом деле, иногда кажется, что богатые сами желают стать фаллическими символами. Они хотят быть «Big Swinging Dicks» – выражение, бывшее в ходу среди брокеров инвестиционного банка Salomon Brothers в 1980-х годах. Как бы то ни было, почему тот или иной богач чувствует необходимость продемонстрировать, что его пенис или символ пениса больше, чем у соседа? Если забыть о блохах, разве мы все не снаряжены сравнительно неплохо? Отчасти ответ на вопрос заключается в том, что мы соревнуемся не с гориллами, а с другими самцами человека. В ходе эволюции мы стали двуногим видом, а пенис оказался очень заметным элементом, призванным привлекать внимание самок, а также поражать других самцов. Одна женщина-антрополог даже утверждала (несколько бездоказательно), что наш вид начал ходить на двух ногах в первую очередь для того, чтобы самцы могли лучше демонстрировать свой пенис. (У многих видов приматов самцы иногда встают на две ноги, когда хотят похвастаться. Но ведь есть и более веские причины для прямохождения?) Наши первобытные прабабушки – Мадонны и Пегги Гуггенхейм того времени – вполне могли выбирать самцов в том числе и по размеру пениса, так же как наши дикие прадедушки обращали внимание на груди. Это совсем не обязательно происходило потому, что больший пенис или грудь обеспечивали лучший секс. Половой отбор редко бывает столь прямолинеен. На самом деле женщины могли оценивать размер пениса подобно тому, как самка лося обращает внимание на большие рога самца, то есть как свидетельство общего качества. При выборе партнера самок часто привлекают мужские черты, такие как большие рога, яркие цвета, длинные хвостовые перья или маниакальное честолюбие, которые нужны главным образом для запугивания других самцов. Может ли столь смехотворный орган, как пенис, напугать кого-либо? Верветки Восточной Африки, видимо, уверены в этом. Их красный пенис отлично выделяется на фоне ярко-синей мошонки. Когда стадо верветок пасется, некоторые самцы сидят спиной к группе, расставив лапы. Если приближается незнакомая особь, у этих стражников возникает эрекция, а морда принимает угрожающий вид. Некоторые люди поступают похоже. Несколько лет назад журнал National Geographic напечатал фотографию аборигенов острова Ириан-Джая с надетыми, как написал смущенный автор подписи под иллюстрацией, «ножнами скромности». Фаллокарпы, или чехлы для пениса, о которых шла речь, достигали двух футов в длину, были ярко раскрашены и отделаны пучками меха и перьев. Эти дико нескромные предметы, очевидно, должны были поразить или напугать соперников. Если подобные демонстрации – естественное поведение людей и других приматов, то что происходит, когда мы надеваем штаны и принимаем законы против непристойного обнажения? В зоопарке животные, не имеющие возможности делать то, что им положено природой, часто мечутся в клетке или проявляют иные формы так называемого замещающего поведения. А люди? Можно, скажем, носить облегающие штаны и даже дополнить природный дар, как это сделал один музыкант-металлист, засунувший огурец в трусы в фильме «Spinal Тар», снятом в жанре mockumentary, или, если уж на то пошло, носить доспехи с сильно выпирающим вверх гульфиком, как король Генрих VIII. А можно строить небоскребы. И все же остается вопрос о том, почему большой пенис или его образ трансформируется в более высокий социальный статус. У верветок демонстрация эрекции может являться, как сказала психолог Гарвардской медицинской школы Нэнси Эткофф, «неудавшимся действием – ритуальной угрозой овладения». В данном контексте это вовсе не сексуальная прелюдия, а то, что Десмонд Моррис называет статусным сексом, – действие, сексуальный смысл которого исчез, остался только символ доминирования. Противоположное поведение (подчинение) также принимает форму ритуала. Среди обезьян располагающая к спариванию поза – типичный жест подчинения. Молодые особи поворачиваются задом к своим матерям, а взрослые обоих полов – к доминантным самцам. Это не более чем вежливый способ сказать: «Ладно, ты главный». Еще одним свойством самцов обезьян является демонстративное мочеиспускание, которое служит не только для того, чтобы пометить свою территорию, но и чтобы показать превосходство. Подобное поведение наблюдается и у человека – это стремление помочиться в открытые камины, кадки с пальмами, дамские сумочки или любое другое удобное место, находящееся у всех на виду. Олдрич считал данную практику достаточно распространенной и даже дал ей название – «синдром мочеиспускания», назвав среди «жертв» недуга владельцев газет Неда Маклина (Tho Washington Post) и Джеймса Гордона Беннета (The New York Herald). Два случая такого странного поведения позволяют понять, сколь важен может быть контекст. Эксцентричный десятый герцог Мальборо однажды беседовал (в своей обычной нечленораздельной манере) с посетителем дворца Бленем – очаровательной и элегантной Ли Бувье Радзивилл. Без предупреждения он вдруг сделал паузу, чтобы справить нужду в ближайший камин, а затем окончил предложение своим характерным «что?». Более пикантный и показательный случай синдрома мочеиспускания произошел с нью-йоркским миллионером Эваном Франкелем, известным главным образом в качестве продюсера бродвейского мюзикла «Бригадун». Уже немолодым человеком Франкель влюбился в прекрасную и молодую женщину, которую звали Елена Прохаска, и несколько лет жил с ней в своем особняке в Ист-Хэмптоне. Позже Прохаска обручилась с Бартом Глинном – фотографом из агентства Magnum – и привела его к Франкелю, чтобы тот благословил их. Встреча не задалась. Пропустив стаканчик, Франкель, которому тогда было восемьдесят с лишним лет, повел Глинна на экскурсию по своему необычайному поместью, где были извилистые тропинки, причудливые скульптуры, плавательный бассейн «без дна и верха» и вольер с павлинами. Частое появление павлинов на лужайках богачей служит тонким намеком для всякого, кто по какой-либо причине не заметил, что эти поместья призваны подчеркнуть экстравагантность демонстративного поведения мужчин. Как башенные часы, павлины хороши тем, что периодически обращают на себя внимание своим пением, напоминающим хор крупных здоровых младенцев, которых одного за другим бросают с утеса. «Она могла бы владеть всем этим», – сказал Франкель Глинну после получасовой прогулки. Затем, вместо признания в молодом человеке достойного преемника, он расстегнул ширинку и устроил представление, помочившись на стену вольера для павлинов. В обоих случаях синдром мочеиспускания – это ритуальный способ унижения зрителя. Для герцога Мальборо это, очевидно, обезличенный акт – не более чем привычка относиться к представителям низших сословий так, будто их нет рядом. Действие Франкеля, напротив, отдает враждебностью, вызванной досадной необходимостью смириться. Такое действие, конечно, не является актом доминирования. Дабы увидеть этот аспект демонстрации пениса в перспективе, давайте вновь обратимся к беличьим обезьянам. Оказывается, Десмонд Моррис ошибался, полагая, что сильные мужчины и самцы беличьих обезьян утверждают свое доминантное положение, когда направляют свои эрегированные пенисы или их эквиваленты в лица подчиненных. Во всяком случае, беличья обезьяна не делает ничего подобного. Этот крошечный примат, обитающий в Новом Свете, всегда вызывает умиление посетителей зоопарков благодаря своей маленькой выразительной мордочке, большим глазам, ушам с кисточками и игривому нраву. (Напоминает Джефа Безоса из Amazon.com, не правда ли?) Пропорционально телу у этого вида самый большой пенис среди всех приматов. Объяснение Морриса касательно использования беличьими обезьянами своего пениса основывалось на наблюдениях за данным видом в неволе. Учитывая условия в зоопарках того времени, это все равно что интерпретировать поведение людей на примере заключенных колонии Дэвилз-Айленд. С тех пор Сью Воински, исследователь из Университета Флориды, потратила годы, наблюдая за разными особями беличьих обезьян в их естественной среде обитания на Коста-Рике и в Суринаме. Действительно, самец иногда направляет свой эрегированный пенис в морду другой беличьей обезьяны. Но речь здесь идет не о доминировании, а о подчинении. «Это знак, который подчиненные особи подают доминантным, – говорит Воински. – Он означает: я признаю, что ты больше и страшнее меня, так что нам не стоит драться из-за этого, тем более что я почти наверняка проиграю». Это напоминает поведение собаки, которая ложится на спину, подставляя живот: «Ладно, откусывай его». Теперь будет повод тихонько повеселиться (или посочувствовать), когда в следующий раз какой-нибудь «крутой» доминантный самец станет жевать свою сигару, нацелив ее вам в лицо. Доминирование по-доброму «Мозг заменить нельзя, но [в случае необходимости] я бы позаимствовал его у умной собаки». Уильям Гейтс в возрасте 10 лет Посреди пыльных розовых холмов израильской пустыни птица под названием арабская говорушка исследует ветви сухого дерева, стуча по ним клювом. Данную конкретную особь изучавшие ее биологи зовут Таша-Шам, а сама она – небольшая (размером с пересмешника) коричневатая птица с длинным хвостом и гладкой головой. Такую можно не заметить. Если вы не птицевод, то, скорее всего, и десяти минут не стали бы наблюдать ее в поле. Таша-Шам застучал немного сильнее, бодро сдирая кору, пока не выудил янтарного цвета приз – испуганную личинку жука, толстую и сочную. Затем он совершает удивительный поступок. Вместо того чтобы проглотить ее, Таша-Шам взлетел на дерево, где Пушт – бета-самец группы – исполнял обязанности часового. Пушт заметил его приближение и предпочел убраться подальше. Однако альфа-самец Таша-Шам последовал за ним на землю, демонстрируя терпение великодушного парня, твердо решившего сделать доброе дело. Он держит на весу лакомый кусочек, пока Пушт, как положено, раскрыв клюв и взмахивая крыльями, с притворным энтузиазмом изображает голодного птенца. Затем Таша-Шам запихивает личинку в глотку Пушта. На первый взгляд это удивительный пример самопожертвования. Но в тот момент логика собственных действий не заботила Таша-Шама. Он выпрямился в полный рост и объявил о своем подарке, задрав клюв и исполнив особенную трель, почти мурлыканье, будто знаменитость, позирующая для фотографа на барбекю по случаю открытия Центра профилактики рака груди. Ах, это сладкое слово «благотворительность»! Арабские говорушки, видимо, понимают важность совершения добрых дел во благо своих сородичей. И они не единственные филантропы в природе. На самом деле альтруизм удивительно широко распространен среди животных. Даже некоторые амебы демонстрируют социальное поведение, а ведь им нет нужды встречаться друг с другом даже для занятия сексом, поскольку размножаются они делением. Но когда становится худо, они собираются вместе и около 20 % из них покрывают себя славой, превращаясь в некое подобие стебля, поддерживающего остальные клетки. Поэтому не стоит удивляться тому, что богатые люди тоже проявляют альтруизм.