Сердце красавицы склонно к измене Более пристальный взгляд на порог полигинии может прояснить позицию женского пола. Проведенный за последние годы анализ ДНК потомства таких союзов дал удивительные результаты: самки в гаремах, особенно молодые, часто сами затевают интрижки на стороне. Исследование потомства скворцов показало, что 40 % самок имели птенцов, зачатых самцами, не являвшимися их партнерами по гнезду. Почти 16 % всех птенцов были «внебрачными». Сегодня биологи считают, что неверность совершенно естественна для женщин. Если, скажем, эволюция подтолкнула Сару Фергюсон выйти замуж за Прекрасного принца, то та же эволюция и перспектива пожизненной моногамии с одним из Виндзоров дали ей мощный стимул, чтобы искать поклонников на стороне. Обеспечив себе хорошего кормильца, женщина может привлекать внимание любовников, чтобы получить дополнительные льготы. Ласточки, придерживающиеся, казалось бы, моногамии, получают разнообразные подарки, внимание и примерно треть птенцов от самцов, не являющихся их партнерами. Учитывая огромные ресурсы, которые самка «инвестирует» в каждую яйцеклетку, а также то, что она надеется побудить партнера направлять свою энергию на заботу о потомстве, возникает вопрос: зачем ей рисковать и связываться с незнакомцами? Непосредственные побудительные причины кажутся легко угадываемыми: секс – это приятно, а так как муж вечно где-то пропадает, то измены, надо думать, останутся незамеченными. Однако биологи считают, что по-настоящему полезной (с точки зрения дарвинизма) стратегией женскую неверность делают два «первичных фактора»: интрижки дают «гарантию зачатия», если основной самец бесплоден или нездоров, что довольно часто случается, когда красивые молодые женщины выходят замуж за мужчин намного старше себя. Кроме того, так женщина получает шанс привлечь «хорошие гены», которые могут оказаться лучше, чем гены ее мужа. В книге «Промискуитет» английский эколог-бихевиорист Тим Биркхед приводит пример ласточки, задержавшейся при возвращении из Африки. Всех приличных самцов уже разобрали, и ее тикающие биологические часы заставили завести семью с самым заурядным самцом. Они вместе строят гнездо, но «в период наибольшей готовности к размножению она ускользает от партнера, находит действительно привлекательного самца и спаривается с ним». В результате она выводит законнорожденных и незаконнорожденных птенцов в одном выводке. Последние, вероятно, будут более привлекательны для будущих партнеров, а значит, будут иметь больше шансов родить ей внуков. Опять же не надо далеко ходить, чтобы найти аналогию в жизни богатых людей. Гарольд Макмиллан, представитель верхнего слоя среднего класса, выходец из британской семьи издателей, был отправлен в Канаду после Первой мировой войны в качестве адъютанта герцога Девонширского, который занимал пост генерал-губернатора Канады. Там он влюбился в дочь начальника – Дороти. Она происходила из рода богатых аристократов, которые «традиционно тянулись к успеху в любой области», как пишет биограф Алистер Хорн. «Женщины Кавендишей также славились своей сексуальной привлекательностью». Макмиллан же, напротив, был «энтузиастом, неспособным вызвать энтузиазм в других», «скучным и безвкусным», исполненным «чувства преданности, которое граничило с исполнением долга». Неудивительно, что Кавендиш вскоре пленилась другом мужа – Робертом Бутби, который «разъезжал в двухместном „бентли“ с открытым верхом и вел себя непринужденно везде, куда ходил». Макмиллан, ставший премьер-министром Великобритании, оставался женатым на Кавендиш, но отцом их дочери Сары был, вероятно, Бутби. К сожалению, нет надежных данных о среднем количестве «внепарного молодняка» среди людей. Согласно оценкам, сделанным на основании анализов крови, ложное или доля неправильно приписываемого отцовства растет с 2 % в племени кунг в Ботсване до 30 % в «ливерпульских квартирах» в Англии. Как и в примере с ласточкой, супругой самца-замухрышки, участники британского исследования сообщают, что связи вне постоянной пары гораздо более вероятны непосредственно перед овуляцией. Таким образом, охота за хорошими генами, похоже, действительно является частью жизненной стратегии, по крайней мере на каком-то этапе. К сожалению, это исследование проводилось не среди богатых людей, поскольку последние не горят желанием предоставлять свидетельства того, что они или их отпрыски имеют внебрачное происхождение. История дает немало примеров того, как богатые мужчины старались не допустить возможности измены со стороны жен. В природе поведение такого рода называется опекой партнера, хотя одна моя знакомая женщина из Нью-Йорка называет это «членоблокада». Животные используют с этой целью целый ряд очень изобретательных средств. Например, люди, наблюдающие за летающими парами стрекозами, ошибочно полагают, что являются свидетелями воздушной оргии. Но обычно самец просто прицепляется к самке. Оплодотворив ее, он следует вместе с ней к воде, где она откладывает яйца, пока он висит в воздухе. Он старается отогнать других самцов, которые могли бы стать отцами вместо него. Навозный жук вообще ездит, словно паша, на спине самки, когда та откладывает яйца. Самец одного из видов жуков-долгоносиков, Rhinostomus barbirostris, садится верхом на откладывающую яйца самку, обхватывая ее своими длинными лапками, так что она не может двигаться. Как только приближается соперник, он проталкивает под него свой длинный, напоминающий лопату хоботок и бесцеремонно переворачивает пришельца на спину. Подобным образом поступают и люди, делая из соперника посмешище, например граф Сандвич. Политик-моралист как-то предостерег графа, что он либо умрет от сифилиса, либо окажется на виселице, на что Сандвич парировал: «Сэр, это зависит от того, увлекусь я вашей женой или вашими принципами». Некоторые насекомые, змеи и грызуны даже вырабатывают особую жидкость, которая после полового акта затвердевает и закупоривает гениталии, что не позволяет самке вновь вступить в половые отношения. У богачей это организовано, как правило, более тонко. Так, Арманд Хаммер просто установил следящее устройство в машине любовницы и прослушивал ее телефон. Более великодушные мужчины делают вид, что балуют своих жен и любовниц, окружая их слугами, которые de facto являются опекунами их партнеров. «В самом деле, со слугой в доме, кучером или форейтором в экипаже и грумом, сопровождавшим меня на конных прогулках, – замечает в своих мемуарах Консуэла Вандербильт, – моя свобода вполне успешно ограничивалась». Мотив ее мужа для установления опеки такого рода становится очевидным (для читателя, но, по-видимому, не для самой Вандербильт), когда далее на той же странице она приводит один из редких сомнительных комплиментов герцога в ее адрес: «Уверен, если я умру, вы не долго будете оставаться вдовой». Пережитки опеки партнера наблюдаются и в современном обществе, в котором жены обычно не любят быть пленницами в собственном доме. Сегодня мужчине нужно просто время от времени звонить женщине на сотовый телефон. Можно также порыться в памяти телефона и выяснить, кому она звонила. Будучи замужем за Рональдом Перельманом, Патриция Даф иногда брала мобильный телефон у кого-нибудь из друзей, чтобы муж не мог следить за каждым ее шагом. Сексуальная реклама В природе молодые самки иногда совершают ошибку, предавая гласности свои занятия сексом с самцом-воришкой. Как только об этом узнает альфа-самец, он ломится сквозь чащу, чтобы прогнать соперника. В книге «Политика шимпанзе» Франс де Вааль описывает самку по кличке Ур, которая очень громко кричала в момент оргазма с любым самцом, пока не поняла, что это очень осложняет жизнь. «Когда она стала почти взрослой, то по-прежнему кричала в конце совокупления с альфа-самцом», но почти никогда – при тайных «свиданиях» с бета-самцами. «Во время „тайного свидания“ ее лицо принимало то же выражение, что и в момент крика (зубы оскалены, рот открыт), но крик ее, исходящий из задней части гортани, звучал едва слышно». Ур, видимо, научилась использовать голосовые связки для собственной стратегии. Как и Ур, женщины, кажется, тоже по-разному используют голосовые связки с разными самцами. Они могут добровольно делать себе сексуальную рекламу, когда контакт с доминантным самцом укрепляет их статус. Марла Мэйплс, стараясь услужить Дональду Трампу, проявила излишний энтузиазм. Она попала на первую страницу газеты The New York Post после того, как призналась однокласснице по школе актерского мастерства, что с Трампом у нее был «самый лучший в жизни секс». Но обнародование секса с альфа-самцом и замалчивание секса с бета-самцами является нормальным поведением даже вне пределов миров Дональда Трампа и шимпанзе Ур. Королева Мария Терезия, например, предупреждала, что ее муж Людовик XIV спал с ней, а не с одной из своих любовниц, хлопая в ладоши, когда придворные заходили к ней утром. Памела Гарриман, надо думать, соблазнила Эли де Ротшильда отчасти возможностью оказаться в одной компании, если можно так сказать, с Черчиллем, Гарриманом, Уитни и Аньелли. Так же и Лили Лэнгтри ездила верхом по Лондону вместе с принцем Уэльским, но не сообщала никому, тем более принцу, что одновременно имела роман с другом детства Артуром Джонсом. Шорохи по коридорам Исследователи, обнаружившие столь высокий процент внепарного молодняка в гнездах скворцов, не могли определить настоящих отцов. Гулящие самки могли погостить у кого-нибудь из холостяков-неудачников, живущих поблизости, или же иметь короткие незабываемые свидания с якобы моногамными самцами, то есть с теми, которые заботились лишь об одном гнезде. Однако исследователи предполагают, что неверные самки скорее всего встречались с другими полигамными самцами. Это тот случай, когда богатые становятся еще богаче. Исследования других видов также позволяют предположить, что самки более склонны к поиску, так сказать, элитарного объекта для супружеской измены. Так, одна исследовательница, долгое время наблюдавшая за черноголовыми гаичками, обнаружила, что в каждом случае совокупления вне пары самка выбирала самца, превосходившего по социальному статусу ее собственного партнера. Если применить это к людям, то можно сказать, что женщины больше склонны изменить с Д. Полом Гетти или Ларри Эллисоном, нежели с разорившимся менеджером среднего звена. Британская аристократия, похоже, создала на этой основе целую систему свиданий, которую явно контролировали женщины. Именно этому делу посвящались уик-энды в загородных домах, о чем, видимо, забыл Арнольд Беннет, жаловавшийся после одного пребывания во дворце Бленем: «Большинство из двадцати гостей, как мне показалось, не интересовались ничем, кроме занятия любовью». В их защиту следует сказать, что этот интерес, похоже, был искренним и страстным. Эти уик-энды организовывались якобы в целях убийства огромного количества крылатой дичи, специально откормленной для такого случая, или погони за лисами по пересеченной местности. Но в гостиных и вокруг обеденных столов (а иногда и в поле) шла охота иного рода. «Что касается самых искушенных женщин, часто заключавших браки по расчету и уставших от своих мужей, то их любовные истории, радостно отмечавшиеся во время этих уик-эндов, иногда начинались с доверительных бесед между женами, – писал историк Уильям Манчестер о легкомысленных гостях, собиравшихся вокруг принца Уэльского в конце XIX века. – „Скажите Чарльзу, что у меня есть планы на его счет“, – говорит одна женщина супруге Чарльза, которая в ответ кивает головой и улыбается. У нее самой уже есть любовник или планы относительно чьего-то мужа. Но, делая такое предложение, нужно было быть уверенным в успехе… Чаще всего будущие любовники приходили к соглашению заранее». В один из таких уик-эндов в Бленеме ночевала сотня гостей, а то, где именно им спать, стало проблемой, которую хозяйка дома решала, используя свои немалые дипломатические таланты. «Вопрос расположения спален всегда оказывался хлопотным делом для герцогини и остальных хозяек, – писала Вита Сэквилл-Уэст в книге «Эдвардианцы». – Нужно было проявить исключительный такт и в то же время осторожность. Профессиональный волокита пришел бы в ярость, оказавшись в комнате, рядом с которой все леди ночевали со своими мужьями… Добрая хозяйка должна была позаботиться о таких вещах. Всех следовало расположить удобно, но не слишком откровенно». Имя гостя в каждой спальне было изящно написано на карточке, помещавшейся в маленькую медную рамку на двери. Когда компания расходилась по комнатам на ночь, джентльмены, известные как «коридорные рептилии» (аристократический эвфемизм, замещающий термин «самец-воришка»), незаметно выходили в коридор, чтобы отыскать комнаты тех женщин, с которыми они договорились о свидании (или которые подали им надежду на удачный экспромт). Поскольку такие дома по размерам напоминали отели, благоразумно было нести с собой свечу, чтобы прочесть в ее мягком свете имя на карточке, прежде чем тихонько постучать. Случай, записанный в дневнике леди Синтии Асквит, говорит о том, что эти встречи находились под женским контролем. Леди Диана Маннерс впервые приехала в Бленем в 1917 году, и там ей немедленно начал оказывать знаки внимания сорокачетырехлетний вице-король Ирландии. Уимборн, как и Уинстон Черчилль, был внуком седьмого герцога Мальборо и знатоком традиций Бленема. Говорят, он приказал снять замки с двери спальни, где расположилась дебютантка. Но герцогиня, считавшая, что у Бленема и без того дурная слава, посочувствовала леди Диане и подарила ей револьвер, а также «посоветовала ей сказать во всеуслышанье за чаем, что служанка всегда спит с ней». Асквит не уточняет, охладила ли эта информация пыл лорда Уимборна. Но забавно представить его вынужденным под дулом револьвера присесть на краешек кровати девушки, делая вид, что он просто зашел ради дружеской беседы об ирландском вопросе. Ясно, что существовали некие правила участия в этой приятной скачке по кроватям. Предполагалось, что женщина должна выбирать себе любовника из подходящего круга, и, если это условие выполнено, им мог быть кто угодно. В книге Нэнси Митфорд «Любовь на холоде» девушка интересуется личностью любовника замужней женщины, и джентльмен объясняет ей: «То, кто он, не имеет ни малейшего значения. Как и все женщины ее положения, она живет в тесном кругу, все члены которого рано или поздно заводят любовников среди знакомых. Когда они меняются любовниками, это напоминает скорее перестановки в кабинете министров, нежели новое правительство. Видите ли, им всегда приходится выбирать из одной компании». Девушка спрашивает, так ли обстоит дело во Франции. «В высшем обществе, – отвечает собеседник, – в любой стране ведут себя одинаково». Дискомфорта из-за неверности партнера можно было избежать до некоторой степени еще и потому, что все были членами одной узкой группы не только в социальном или экономическом, но и в генетическом смысле. Они являлись представителями подвида и сочетались браками внутри рода на протяжении столетий, о чем красноречиво свидетельствуют страницы аристократического альманаха Burke’s Peerage. Памела Гарриман, старшая дочь одиннадцатого барона Дигби, заметила однажды: «Они часто ложились в постель друг с другом, но все они были родственниками, так что это не в счет». Не было ничего нового и в этом непринужденном безразличии к общепринятой морали. «Богатство наполняло их энергией и открывало перед ними новые возможности, и они бросались в пучину удовольствий с животным безрассудством, которое ужасает и одновременно развлекает современного читателя», – писал об аристократии XVIII века историк лорд Дэвид Сесил. Недостойное поведение богатых мужчин как с профессиональными жрицами любви, так и с любительницами было неудивительно. Однако Сесил добавляет: «Многие подозревали, что даже незамужние девушки, такие как леди Эстер Стэнхоп, имели любовников; среди замужних женщин эта практика была столь широко распространена, что не вызывала пересудов… Члены семьи Харли, дети графини Оксфордской, были известны как „харлейская смесь“ по причине множества отцов, породивших их на свет. Герцог Девонширский имел трех детей от герцогини и двоих от леди Элизабет Фостер, я герцогиня – еще одного от лорда Грея. Большинство из них воспитывались вместе в девонширском поместье, причем у каждой группы детей была своя фамилия». Ближайшей аналогией поведению таких аристократов в природе представляется австралийская разновидность пеночки, 76 % птенцов в этой популяции рождаются в результате связей вне пары. Преданность жены, видимо, имела большое значение главным образом в первые годы брака, когда необходимо было обеспечить законное происхождение наследника фамильного титула. Или, как сказал историк, писавший о Бленеме, «ни один джентльмен не преследовал леди до истечения десяти лет брака; ей нужно было хорошее начало, чтобы заполнить детскую законными отпрысками, однако никому не было дела до того, кто произведет на свет оставшуюся часть потомства». Увы, десяти лет не всегда оказывалось достаточно. Леди Мельбурн родила своему мужу законного сына Пенистона в 1770 году, но Пенистон умер от чахотки, не дожив до сорока лет, и вместо него наследником стал его брат Уильям, родившийся в 1779 году и «всеми почитавшийся сыном лорда Эгремонта» (он затем стал премьер-министром). Лорд Мельбурн-старший был настолько недоволен разрывом кровной связи между ним и его фамильным титулом, а также наследственным владением, что сократил денежное содержание Уильяма более чем вдвое по сравнению с тем, что было назначено Пенистону. Помимо паузы первых лет брака, существовало, похоже, еще одно великое правило ведения сексуальных войн: любая женщина, замужняя или нет, титулованная или простолюдинка, должна была разделить ложе с монархом, если он того хотел. Будучи послом при дворе короля Людовика XIV, Прими Висконти подметил: «Нет ни одной аристократки, которая не стремилась бы стать любовницей короля. Многие женщины, в том числе замужние, говорили мне, что не будет оскорблением для их мужа, отца или даже самого Господа, если они отдадутся монарху… а самое худшее – члены семей, матери, отцы и даже некоторые мужья гордятся этим». Равно как и сами женщины: одна аристократка и любовница короля Георга II, когда ее попросили назвать отца ее годовалого сына, ответила: «Честное слово – мой муж». Затем рассмеялась и добавила: «Но я не могу обещать, что он станет отцом следующего». На самом деле забеременеть от короля было в интересах женщины (а также ее матери и отца), особенно в случае Людовика XIV, который не забывал своих внебрачных детей и подбирал им аристократическую брачную партию. Идея о том, что любовный интерес короля к женщине повышает престиж ее мужа, может показаться абсурдной. Однако измена супруги с королем могла способствовать карьерному росту. Например, когда леди Мельбурн родила еще одного сына от связи с будущим королем Георгом IV, то воспользовалась этим, чтобы повысить своего мужа, который получил звание постельничего, приправлявшего новые привилегии некоторой иронией. Другие жены поднимали своих мужей до аристократических высот с помощью, как резко выразился герцог Бедфордский, «услуг, оказанных – как бы это сказать? – в горизонтальном положении». Так, Карл II даровал титул барона Каслмейна мужу одной из своих любовниц, чтобы убедить того, как мудро смотреть на некоторые вещи сквозь пальцы. Вот современный пример: принц Чарльз и Камилла Паркер Боулз просто соблюдали древние неписаные правила своего класса, когда вступили в браки по расчету, чтобы скрыть собственный тайный роман. По обычаю, Камилла, по-видимому, приостановила интимные отношения с принцем Чарльзом на первые шесть лет брака, родив двух детей своему мужу Эндрю Паркеру Боулзу. Позаботившись о законности наследников, она с радостью вернулась к благородной традиции, которой придерживалась еще ее прабабушка Алиса Кеннел – любовница короля Эдуарда VII. Эндрю Паркер Боулз также следовал правилам игры, исполняя роль mari complaisant. Где же дети? Если богатые и высокопоставленные люди занимаются сексом чаще, чем большинство из нас, или если это верно хотя бы в отношении богатых самцов, то возникает неприятный вопрос: почему они не имеют и больше детей? Почему у людей с большими ресурсами оказывается меньше детей вопреки почти всему, что мы знаем о природе? Где морские слоны плутократии, производящие 85 % потомства? Где доминантные улитки, на которых приходится 80 % актов спаривания? Год за годом члены списка Forbes 400 рождают в среднем трех младенцев, что лишь немного превышает норму обычных американцев. Но в этом списке нет ни своего Мулая Исмаила Кровожадного, который, говорят, оставил 888 отпрысков, ни даже кого-нибудь вроде Александра Дюма, утверждавшего, будто он зачал 500 детей. С дарвинистской точки зрения конечной целью накопления ресурсов для представителя любого вида является укрепление репродуктивного успеха индивидуума. Таким образом, если дарвинизм вообще имеет смысл, то недостаточно продемонстрировать нам деньги, ресурсы, культурные достижения, – нужно также показать нам детей. Дарвинисты прекрасно осознают ту логическую угрозу их аргументам, которую таит в себе пример людей, с повышением социально-экономического статуса рождающих меньше детей. «Повсеместный характер этой инверсивной модели деторождения, которая обнаруживается во всех странах и на всех континентах, загадочен с эволюционной точки зрения, – пишет один антрополог, – поскольку это является достаточным опровержением связи культурного и репродуктивного успеха». Иными словами, если большой успех заставляет людей иметь меньше детей, то успешные люди передают будущим поколениям меньше генов, вследствие чего качества, способствующие успеху, должны постепенно исчезнуть в популяции (при условии, конечно, что некоторые из этих качеств отчасти обусловлены генетически). Богатство начинает казаться рецептом вымирания, как в случае тех аристократических семей, которые сокращаются до единственной сумасшедшей старой девы и исчезают. В самом деле, вся английская аристократия, если сохранятся текущие темпы падения ее численности, должна исчезнуть с лица Земли примерно к 2175 году. Эта дата, взятая из книги Дэвида Каннадина «Упадок и закат британской аристократии», исчислена исходя из факта, что количество титулов сокращается в настоящее время на четыре-пять в год. Учитывая, что с 1983 года никаких новых наследуемых титулов не появлялось, Роберт Лэйси в книге «Аристократы» прогнозирует, что «факторы, влияющие на плодовитость и способность к спариванию в среде знати, будут, без сомнения, изучаться так же пристально, как они изучаются сегодня в контексте проблемы выживания панд, хотя, в отличие or последних, британскому аристократу необязательно спариваться с себе подобным; сойдет любая женщина». Поверхностный ответ на вопрос о том, почему богачи не имеют больше детей, сводится к тому, что культура и эволюция вошли в противоречие и культура взяла верх. Законодательство, внимание прессы и другие формы культурного давления изменили баланс сил между лидерами и их подчиненными. Те модели поведения, которые раньше способствовали репродуктивному успеху (как, например, насилие над горничными), сегодня могут заставить парня познакомиться с обратной стороной сексуальной агрессии (скажем, в тюремном корпусе номер девять). Анализ ДНК и иски об установлении отцовства способны сделать беззаботный секс чересчур разорительным, о чем периодически напоминает всем пример Мика Джаггера, недавно заплатившего 7 миллионов долларов единовременной компенсации и обязанного платить 25 тысяч долларов ежемесячно матери своего последнего ребенка – бывшей фотомодели, рекламировавшей нижнее белье. И это помимо 36 миллионов долларов, которые у него отсудила в результате бракоразводного процесса Джерри Холл, посчитавшая, что Джаггеру следовало довольствоваться четырьмя детьми, которых она ему родила. А ведь у него было еще двое от первой жены Бьянки. (Что ж, возможно, богачи все-таки производят на свет больше детей, но даже Мик Джаггер – это не Мулай Исмаил.) Некогда сравнительно простое дело содержания любовницы в наши дни требует вмешательства менеджера по кадрам, а то и адвоката. Семидесятилетний глава инвестиционного банка PaineWebber Орхан Садик-хан, живущий с супругой в прелестном доме в Олд-Гринвиче (Коннектикут), в 1998 году вдруг стал ответчиком в деле об алиментах, возбужденном по иску двадцативосьмилетней русской иммигрантки. Дело было быстро закрыто, но в газете The Daily News успела появиться статья под заголовком «Русская красавица подает секс-иск на 3,5 миллиона долларов против воротилы с Уолл-стрит», а в The New York Post на две страницы простерся заголовок «Порочный магнат: бывшая фотомодель подает компрометирующий иск». Из-за такой огласки (и неважно, сколько здесь правды и лжи) даже очень богатый мужчина примет обет безбрачия или, по крайней мере, станет осторожнее. Логика выбора мужчин для интрижек исключительно из представителей своего подвида была прекрасно озвучена супругой богатого английского политика Алана Кларка, который неосторожно вышел за рамки приемлемого, согрешив с женой и двумя дочерьми одного южноафриканского судьи. Бульварная пресса освещала это дело с радостью, но супруга Кларка милостиво избавила всех от фарса с разгневанной женой. «Если вы спите с теми, кто ниже вас по положению, – сказала она, вздыхая по поводу глупости создавшегося положения, – они попадают в газеты». Культура и эволюция разошлись еще и в результате применения методов регулирования рождаемости, к которым богатые прибегали чаще, чем бедные. Так, в 1880-х годах обладание примитивным противозачаточным колпачком, известным как «голландская чашка», было привилегией жительниц Лондона из высшего класса. Те из них, кто имел соответствующие рекомендации, покупали эти приспособления в книжном магазине Mayfair, в то время как остальным женщинам было отказано в привилегии ими пользоваться. Наблюдающаяся среди богачей тенденция уменьшать размер семьи искусственными способами намного старее, чем можно предположить. В Древнем Риме не было известно надежных контрацептивных средств, однако богачи сокращали размер семьи до минимально необходимого с помощью поздних браков, а также, вероятно, абортов, доступных лишь тем, кто мог оплатить услуги врача. Полибий жаловался на то, что из-за алчности и бахвальства мужчины «не хотят жениться или воспитывать родившихся детей, за исключением одного или двух». Лишних детей, особенно девочек, нередко убивали. Мусоний Руф сурово осуждал богатых за то, что они обрекали детей на верную смерть, прогоняя их из дома, чтобы семья оставалась небольшой. Но главный вопрос заключается не в том, как богачи сокращают размер семьи, а в том, зачем они это делают. Самый интригующий ответ предложила антрополог Лаура Бетциг, утверждающая, что целью моногамии богатых является минимизация числа наследников и продление таким образом полигинии. Сосредоточившись в руках одного или двух наследников, желательно сыновей, богатство становится тем средством, благодаря которому всё новые и новые поколения счастливых отпрысков заботятся о благополучии рода, но в то же время делятся семенем с каждой горничной или девицей легкого поведения, до которой способны дотянуться. Еще сильнее впечатляет то, что, как полагает Бетциг в соответствии со строжайшими дарвинистскими законами, это идет на пользу обманутым женам – всем этим Аннам Рорк, Аннам Гетти, Джерри Холл и Иванам Трамп нашего мира. Это рассуждение требует разобраться в самом характере семейной жизни богачей, которой мы и посвятим следующую главу. Семейный бизнес «В отличие от самца трески, который, став вдруг отцом трех миллионов пятисот тысяч мальков, не задумываясь, принимается всех их холить и лелеять, британская аристократия склонна косо поглядывать на свое младшее поколение». П. Г. Вудхвуз